Наконец Марселина подняла голову; солнце подсветило ее загорелую кожу. Серые глаза скользнули по волшебной вилле, по черепице и ставням, скрипнувшим в знак приветствия, по крыльцу и остановились на сидевшем в тени Каситы Антонио. Помахав рукой, Марселина воодушевленно зашагала в его сторону.
Камило и не подозревал, что когда-либо сможет поймать на себе такой ее взгляд. И пусть Марселина была уверена, что видит перед собой Антонио, ее реакция заставила Камило смущенно сглотнуть.
— Hola{?}[привет (исп.)], Антонио, — она опустилась на колени перед самым младшим из Мадригалей. Его Марселина, по понятным причинам, недолюбливала в разы меньше, чем всех остальных.
Ее ладонь оказалась в нескольких сантиметрах от ладони Камило. Тот стиснул зубы до скрежета, боясь издать хоть один лишний звук, который бы его выдал.
— Прости, что так вышло. Моя мама заболела, так что сегодня — да и, в общем-то, еще пару дней — она не сможет с тобой заниматься. Но я принесла гостинец, — запустив руку в сумку, Марселина достала оттуда леденец. — Ну как? Мы прощены? — она широко улыбнулась.
Но Антонио почему-то молчал. Его глазки бегали туда-сюда, не зная, за что зацепиться, и с каждой секундой это становилось все более подозрительным. Марселина задумчиво склонила голову набок. Осмотрела юное лицо, чуть приблизилась, и тут все встало на свои места.
— Ты!.. — воскликнула она, толкая Антонио в хрупкое плечо.
Камило принял свой облик и упал спиной на траву. Привстав на локтях, он натянул неловкую улыбку, и с губ сорвался неконтролируемый смешок. Хотя весело ему не было.
— Видела бы ты свое лицо!.. — озвучил Камило первое, что пришло ему в голову. Хотелось хоть как-то разрядить сложившуюся обстановку — как бы выразился сам Камило, катастрофу, — но мозг в стрессе выдал одну-единственную доступную ему на тот момент версию: перевести все в шутку.
Шутку, которую Марселина не оценила бы. Но Камило совсем об этом забыл.
Она медленно поднялась с травы, расправила сарафан и понурила голову, спрятав лицо за волосами.
— Ты опять, да?.. — еле слышно произнесла Марселина. — Опять ты это сделал.
Камило понял, что речь шла о кое-чем более интимном, чем простое превращение в знакомых ему людей. Он прекрасно знал, что имелось в виду, но не знал, что теперь с этим всем делать. Каждое слово Марселины гвоздем вбивалось ему в затылок.
Камило не имел ни малейшего понятия, как извиняться перед девчонками — нет, сестра и кузины однажды преподали ему незабываемый урок о том, что будет, если перед ними не извиняться. Он не знал, как извиняться перед ней. Как делать это так, чтобы она не захотела его ударить.
— Н-нет, это… — начал Камило, но слова не шли. Однако и молчать было нельзя. — Все не так. Послушай… Если твоя мама болеет, ты можешь взять пару ареп{?}[аре́па — лепешка из кукурузного теста или муки в кухнях Колумбии и Венесуэлы] у Джульетты и…
Марселина не дала ему закончить.
— Мне от вашей семьи ничего не надо, — ответила она, разворачиваясь и быстрым шагом покидая территорию Мадригалей, оставив одного из них с тяжелым грузом на сердце.
Камило обессиленно упал на траву. Ему показалось, что даже Касита как-то разочарованно щелкнула черепицей.
За неделю до Того Самого Дня
День получения волшебного дара прошел удачно для Антонио и почти удачно для остальных членов семьи Мадригаль и приглашенных гостей — если, конечно, вычесть некоторые нюансы, связанные с Мирабель. Однако не только ее слова о трещинах на Касите сделали тот праздник непохожим на все остальные: среди горожан, неустанно посещавших Каситу, когда тот или иной Мадригаль открывал заветную дверь, Камило не нашел мать Марселины. В отличие от дочери, женщина всегда приходила на День даров в Каситу, пусть ей и было тяжело передвигаться на такие расстояния с тростью. В памяти Камило тут же всплыли слова о болезни. Конечно, он мог проигнорировать этот факт и продолжить жить своей жизнью, но что-то не давало ему покоя и мучило всю оставшуюся ночь. Спустя часы долгой подростковой рефлексии, обдумывания случившегося и поступков, которыми Камило, признаться честно, совсем не гордился, он пришел к до обидного неприятному ответу. Чувство вины вытеснило искреннюю радость за младшего брата и ярко-красным подсветило в голове слово «извинись». Проворочавшись в кровати до утра, Камило принял решение навестить Марселину и извиниться, а также проведать ее единственную родственницу и предложить исцеляющие любые раны арепы. Эх, вот бы они исцеляли и душевные раны тоже…
Так Камило и поступил. Вооружившись стряпней своей tía{?}[тетя (исп.)], он покинул Каситу после завтрака и направился к дому Марселины — единственному дому, который он не мог разглядеть с балконов Каситы.
Марселины дома не оказалось. Камило встретила ее мать и пригласила на чай. Естественно, Камило согласился, пусть в голове и подсветилось уже другое слово: «беги». Интересно, что скажет Марселина, когда увидит его у себя дома?
За чаем Камило слушал истории ее матери и осматривал скромное убранство. Чистота и порядок… Должно быть, этим их дом был обязан Марселине и ее аккуратности — не исключено, что слегка доходившей до крайности, особенно если вспомнить, в каком идеальном состоянии всегда находилась ее школьная форма. В смысле, это же форма, думалось Камило, как она может быть такой идеальной? А как же игра в мяч в перерывах между занятиями или добавка в столовой, которая обязательно будет крошиться?
Он охотно поддерживал беседу, разбавляя ее отыгрышами и трюками с перевоплощением, пока его глаза не поймали одну необычную деталь: на комоде возле зеркала стояла фотография Марселины и ее матери. Но был там кто-то еще, Камило понял это по чужой руке, приобнявшей Марселину с противоположной от матери стороны. Однако лица и туловища третьего человека на семейной фотографии не было. Марселина ее согнула? Но почему?
Размышления Камило прервал голос самой Марселины.
— Я вернулась, — она закрыла за собой дверь и прошла сразу в кухню, одной рукой придерживая полный пакет с овощами.
Увидев за столом Камило — на том самом месте, где обычно сидела она, — Марселина переменилась в лице и напряглась всем телом. Масла в огонь подлил тот факт, что Камило принял форму Джульетты и не успел вернуться обратно. Его глаза расширились, после чего тело сменило еще несколько случайных форм — кажется, среди них была также форма Марселины, — а голос, как бы сказал сам Камило, стал каким-то уж слишком идиотским:
— А-эм, hola, Марселина, — он неуклюже помахал ей кончиками пальцев и тут же спрятал руку под стол.
— Что тут происходит? — Марселина сделала вид, что не злится, и принялась разбирать покупки. Среди них также были и лекарственные травы для приготовления отвара для больной матери. В прошлом больной матери, мысленно поправила себя Марселина, заметив на столе завернутые в салфетку арепы.
— Камило занес мне волшебные арепы Джульетты. А ты думала, что она по какой-то причине пока не может их печь.
Конечно же, эта причина была от и до выдуманной. Марселина специально не просила помощи у Мадригалей. И не сказать, что она не была рада исцелению матери — учитывая, что народная медицина по какой-то причине была бессильна, — но ей уж точно не хотелось, чтобы все было… Так. Явно не благодаря Камило в их доме.
— Линита{?}[-ito/-ita — уменьшительные суффиксы в испанском языке], присоединишься? Мы как раз вспоминали, какими вы были маленькими. Как ты ходила в платье и с бумажной короной на голове. Подашь мне альбом, por favor{?}[пожалуйста (исп.)]? — женщина указала тростью на шкаф, в котором лежали детские альбомы Марселины.
— Не стоит, — та покачала головой. — «Наш гость» уже уходит, — она кивнула в сторону двери, и Камило послушно встал из-за стола.
Попрощавшись, он вышел на крыльцо и облокотился на деревянную колонну, подпиравшую козырек.
— Кажется, я ей нравлюсь, — ухмыльнулся Камило.
Марселина прикрыла за собой дверь и встала к нему лицом. Только тогда Камило увидел, как сильно нахмурились ее темные брови.
