— Ты так и будешь молчать? — вопросил он, останавливаясь и наконец завладевая вниманием Марселины.

Та взглянула на него слегка растерянно, все еще пребывая где-то там, в своих мыслях. В своем мире, и пускать туда Камило она совершенно не хотела.

— Прости… Ты что-то сказал? — Марселина устало потерла переносицу.

— Да, я как раз говорил о том, что по пути домой хочу сигануть с моста в реку и утопиться, — спокойно ответил Камило, наблюдая за реакцией Марселины.

Марселина несколько раз молча кивнула, но потом ее глаза округлились.

— М-м… Погоди, что?!

Камило нарочито громко цокнул языком.

— Просто признай, что ты меня не слушала.

Марселина напрягла ноздри, со свистом втянула ими воздух и посмотрела на Камило слегка рассерженно. На ее скулах заиграли желваки.

— Ты закончил? А то мне еще надо приготовить ужин, а дома шаром покати. И пол сам себя не выдраит, знаешь ли, в отличие от Каситы.

Камило неосознанно сжал кулак вокруг лямки школьной сумки.

— Я и не начинал, — противился он, качая головой. — Но если ты хочешь выглядеть так, будто тебе нет до меня никакого дела, то могу поздравить: получается отлично.

Марселина закатила глаза и сделала несколько шагов вперед по дороге, но Камило ее нагнал, развернул за плечо и остановил.

— Ты неправ. И нет, это не так, — скинув с себя его ладонь, Марселина оборонительно скрестила руки на груди. — Ведешь себя как маленький.

— Это я маленький? — переспросил Камило, и с губ сорвался возмущенный вздох. Брови сами вскинулись вверх, превращая некогда влюбленный взгляд в по-настоящему обиженный. Камило был отходчивым и не мог долго обижаться, особенно на Марселину, но что-то в его существе переменилось от ее слов, и от былой нежности не осталось и следа. Почему именно Камило вечно должен идти ей на уступки? Почему Марселине хотя бы раз не сделать то, о чем просит он?

Марселина тихо выругалась себе под нос, что не осталось без внимания Камило и заметно пошатнуло его самолюбие.

— А кто, я? Не я же устраиваю истерики на пустом месте.

— «Истерики»?.. Я хотя бы не прячу от своих родителей тех, с кем встречаюсь…

— О, так мы встречаемся? — перебив Камило, Марселина вопросительно приподняла одну бровь. — А я думала, что тебе просто нужен кто-то, кто будет делать за тебя домашку.

Камило уже готов был что-то ответить, но воздух разом покинул его легкие. Из горла вырвался лишь сдавленный кашель, и Камило разочарованно поджал губы в тонкую линию. Слова Марселины серьезно ранили его, и это отразилось на смуглом лице: взгляд стал непривычно жестким, озлобленным, все мышцы напряглись, и брови отбросили на сузившиеся черные зрачки холодные тени. Марселина на секунду почувствовала неловкость, некое подобие вины, но она была слишком уставшей, слишком измотанной — во всех смыслах, — чтобы и дальше следить за своим языком. Впрочем, как и Камило.

— Где ты был, когда я одна убирала кабинет сегодня после обеда? Валялся на солнышке? — в Марселине тоже проснулись и захватили власть все ее подавленные эмоции, которые она молча вынашивала внутри на протяжении месяца. А может, на протяжении всей жизни, ведь мужчины, изначально вселявшие в нее уважение, в один момент стали ассоциироваться у нее с одним словом: «лень». Лень и презрение. — Ты хоть раз за свою жизнь швабру в руках держал?

— Но ты не просила, чтобы я пошел с тобой! — всплеснул руками Камило.

— А ты сам не подумал о том, что тебе лучше остаться и помочь мне?! — прокричала Марселина в ответ, чем привлекла внимание проходивших мимо горожан. — Или тебе все нужно разжевывать? Я тебе не мама! — ее буквально разрывало от переполнявшей злости. Злости и обиды на то, что Камило был рядом с ней только в хорошие моменты, когда того хотелось ему, но не когда того хотела сама Марселина.

Но неужели Марселине было трудно рассказать своей матери о том, что они с Камило теперь вместе?! Камило-то всей своей родне растрепал, даже если его не спрашивали — так почему Марселина не могла поступить так же? Неужели ей было трудно вести себя с ним более открыто, не прячась в эту свою раковину безупречной во всем старосты и не делая вид, что у нее совсем нет на него времени? И почему любое, даже самое незначительное слово ласки из Марселины приходилось чуть ли не клещами вытаскивать?! Если она с самого начала не хотела с ним быть, то зачем дала ему надежду? Не стоило тогда все это начинать. Потому что теперь, когда он по-настоящему к ней привязался, уходить было нестерпимо больно.

— Я не читаю твои мысли!

— Как и я — твои! — Марселина раздраженно откинула волосы назад. — Откуда мне было знать, что мы встречаемся? Мало вокруг парней, которые только обещают, но ничего не делают?!

— Ты думаешь, я похож на них? — спросил Камило с заметной грустью в голосе; потная ладонь крепче сжала ремешок сумки.

— Да ни о чем я не думаю, — плюнула Марселина, отводя взгляд. Все ее тело было напряжено, как натянутая до предела струна. — Я сужу лишь по тому, что вижу.

— Значит, плохо смотришь.

— Уж прости, как умею.

— Ну и ладно.

— Прекрасно.

Смерив друг друга свирепыми взглядами, они развернулись и покинули площадь, уйдя в противоположных направлениях. Марселина шептала себе под нос всевозможные ругательства, Камило же пинал попадавшиеся под ногу редкие камушки. И лишь когда достигли дверей своих домов, оба вдруг поняли, что именно между ними произошло.

***

Домой Камило пришел на ватных ногах, и первой его встретила Долорес, ожидаемо слышавшая весь разговор с Марселиной, но вместо слов поддержки она лишь пожала плечами и продолжила путь, оставив Камило в одиночестве. Постояв некоторое время в пустом холле, он отмахнулся от попыток Каситы сдвинуть его с места и устало сполз по колонне вниз. Присев на холодный пол, Камило закрыл глаза. Правда, хватило его ненадолго: в темноте перед ним вновь предстал образ рассерженной Марселины, и он, вздрогнув, поднялся с пола, после чего в надежде осмотрелся.

Камило испытал острую потребность кому-нибудь выговориться, пожаловаться на случившееся, и очень кстати ему подвернулась Пепа, вышедшая из-за угла с корзиной чистого белья в руках. Завидев своего сына расстроенным, она пригласила его во двор и усадила на стул, а сама принялась развешивать белье на натянутую Каситой веревку.

Камило поведал обо всем в красках, разбавляя рассказ деталями и эмоциональными комментариями от себя о том, что Марселина, в общем-то, могла бы и уступить и рассказать маме об их отношениях (судьба которых теперь оставалась под вопросом), ведь тогда Камило не пришлось бы сбегать через окно, не пришлось бы выслушивать все то, что он выслушал часом ранее на площади, не пришлось бы ругаться с Марселиной и уходить, оставляя ее одну. Все было бы по-другому. Но увы, жизнь упорно подталкивала Камило к тому, что рано или поздно всем придется научиться жить с последствиями своих решений.

— Ну неужели ей все равно? — Камило сидел на стуле наоборот и, локтями упершись в деревянную спинку, смотрел куда-то в пустоту. — Я разве о многом прошу? По-моему, это совершенно нормально… — надув губы, он положил подбородок на сложенные предплечья.

Пепа в это время отжимала очередную сорочку, сдувая с лица непослушные рыжие волосы.

— Ты прав, это нормально, — заключила она, дослушав рассказ сына. — Но в ссорах никогда не бывает одного виноватого. Ты уверен, что просил ее об этом? — спросила Пепа, перекинув сорочку через веревку и расправив ткань.

Камило посмотрел на мать несколько удивленно.

— О чем ты?

Пепа вытерла пот; послеобеденное солнце било ей точно в затылок.

— Я к тому, что… Ты точно просил ее, а не просто об этом подумал и решил, что теперь она обязана сама догадаться о том, что ты хочешь?

Камило задумчиво отвел взгляд. Можно сказать, что напрямую он с Марселиной никогда об этом не говорил… Но разве так трудно было понять, что для него это важно?!

— Н-ну… Может и не просил, не помню, — ответил он в смущении, и Пепа победоносно хмыкнула.