— Ага… Привет.

— Подожди… А это откуда? — Марселина протянула руку к израненной щеке, но Камило увернулся от ее прикосновений.

— Я вчера упал с дерева, — ответил он и поморщился, вспоминая момент болезненного столкновения с землей, — пока вылезал через твое окно.

Марселина выставила сложенные ладони в виноватом жесте.

— Ну прости… — протянула она, взглянув на Камило исподлобья, на что тот лишь слабо хмыкнул. — Хочешь, пойдем в медпункт и обработаем?

Камило покачал головой. По его непривычной сдержанности и отсутствию милых прозвищ, без которых не обходилась ни одна их встреча, Марселина поняла, что ситуация приняла серьезный оборот. Она не хотела возвращаться к вчерашней теме и поспешила прибегнуть к тяжелой артиллерии, припасенной как раз на подобный случай:

— А у меня кое-что есть… Посмотришь? — заговорщически протянула Марселина, расправив перед Камило ткань свертка, и обнажила румяные лепешки, до краев набитые ароматной начинкой. — Я знаю, как ты их любишь, и поэтому положила тебе двойную начинку… М-м, как пахнет… — достав из кулька одну лепешку, Марселина протянула ее Камило.

Камило поначалу сопротивлялся, но по итогу гордо принял поражение, подобно настоящему рыцарю, и, выдохнув, взял из рук Марселины лепешку, после чего торопливо поднес ко ее рту; теплый лаваш приятно грел кожу ладоней через салфетку.

— Ладно, сдаюсь, — жадно откусив, Камило издал довольный стон и закатил глаза от удовольствия. — Это просто божественно… Обожаю, как ты готовишь.

Марселина улыбнулась, робко заправив за ухо прядь волос, и распутала из салфеток свою порцию.

— Да это я так… На скорую руку сделала, — пожала плечами она, рассматривая узор на подрумянившемся лаваше. — На что хватило времени.

Вчера вечером, после того, как Марселина перемыла гору посуды и несколько раз прошлась шваброй по всем полам в доме, у нее не осталось сил на то, чтобы выдавливать из себя еще какие-либо кулинарные изыски. Когда практически полностью отвечаешь за ведение домашнего хозяйства, времени на себя, на хобби и уж тем более на любовь совсем не остается и приходится довольствоваться тем, что есть.

— Ты шутишь? — чуть не подавился Камило и, дожевав, при взгляде на Марселину выгнул бровь. — Мне даже яичницу не приготовить так же вкусно, как получается у тебя.

Марселина чуть агрессивнее, чем планировалось, ответила:

— Ты просто не пробовал. Все приходит с опытом.

— Тоже верно… — стыдливо согласился Камило.

Да, ему за все пятнадцать лет жизни как-то не приходилось готовить, да и в целом делать что-либо по дому, но это ведь не делает его плохим человеком, так? Тогда почему слова Марселины прозвучали для него с еле уловимым упреком? Оставив этот вопрос без ответа, Камило вернулся к поеданию пищи.

После сытного обеда, приготовленного персонально для него и с любовью, Камило ощутимо подобрел, и к нему вернулась его привычная говорливость. Вытерев рот тыльной стороной ладони, он сполз по стволу дуба и прислонился щекой к плечу Марселины. Тепло уходящего августа, сытость и тишина вокруг обернулись для него приступом сонливости.

— Эй, — Марселина легонько ущипнула его за щеку. — Не спи.

— Ай, — Камило вздрогнул. — Тогда давай о чем-нибудь поговорим.

— О чем же?

Камило повертелся на траве, нашел удобное положение и, приобняв Марселину за руку, спросил:

— Ты уже решила, что хочешь на день рождения?

— О-ох, не напоминай, — отмахнулась та, заметно расстраиваясь.

— Почему?

— Мне исполнится восемнадцать, и я стану старше тебя уже не на два года, а на целых три… — нехотя ответила она и насупилась. Камило не смог сдержать короткий смешок.

— Не волнуйся, бабуль, я буду любить тебя, даже если мне придется вести тебя под ручку, чтобы ты не рассыпалась, — отшутился он и мгновенно получил щелбан в самый центр лба. — Эй!.. Но это ведь ненадолго! Лишь до моего дня рождения. Ну, так что там с подарком?

Марселина замолчала. Уперлась взглядом в вытянутые ноги, но так ничего и не придумала.

— Даже не знаю… Вроде все есть, я всем довольна, — ответила она, и Камило такой ответ не понравился: он что-то недовольно промычал и потерся носом о рукав темно-синего пиджака.

Довольна, значит. А доволен ли он? Несомненно, Камило был счастлив лежать сейчас здесь, в присутствии Марселины, а не грезить о ней где-то в своей комнате, спрятавшись от всех родственников, но мог ли он с уверенностью заявить, что это было тем, чего ему всю жизнь хотелось? Оказалась ли Марселина той самой, ради кого Камило бросился бы в поединок с драконом, чтобы заполучить ее руку и сердце? Эти мысли натолкнули Камило на давнюю обиду — легкую, но все же обиду, — и, слившись в одно целое с вчерашним инцидентом, сделали его вдруг мрачнее тучи.

Отпустив руку Марселины, Камило отвернулся, и от внимания Марселины это, конечно же, не ускользнуло.

— М? — она хотела убрать спавшие на его лицо кудри, но Камило повел плечом, увернувшись от ее рук. — Что случилось?

— Ничего, — донесся до Марселины еле различимый бубнеж.

— Камило, — протянула она тоном воспитательницы, и Камило оставил сопротивление: привстал, театрально шмыгнул и как-то обиженно потупил взгляд.

— Ничего, — повторил он, и Марселина уже была готова повторно ущипнуть его за щеку, — но с того самого дня ты так и не повторила те слова… Хотя обещала.

Марселине потребовалось время, чтобы понять, о каких словах говорил Камило. И когда она все-таки поняла, на ее лице последовательно отразились самые разные эмоции: удивление, стыд, разочарование, а за ними — неподдельное раздражение.

— Понятно, — кивнула она механически. — А я уж думала, что-то серьезное… — отодвинувшись от Камило на траве, Марселина подтянула колени ближе и обняла их руками.

— А это что, несерьезно? — возразил Камило, более не скрывая своего возмущения. — Хотя зачем я спрашиваю.

Марселина прикусила щеку изнутри, не зная, как выкрутиться из сложившейся ситуации. Ее возмутило, что вместо благодарности за то, что она изо дня в день кормила Камило своей стряпней, ей пришлось выслушивать это. Пассивно-агрессивно обвинения и упреки.

— Я думала, что спустя месяц можно обходиться уже и без этого, — ответила Марселина, и может в чем-то Камило с ней и соглашался — при условии, что Марселина будет говорить ему о своих чувствах чуть чаще, чем раз в вечность, — но жажда по словесно выражаемой любви, по такой, какой любовь была в его семье, вытеснила остатки здравого смысла. Он хотел что-то ответить, но не успел: только он открыл рот, как Марселина поспешила сменить тему, поглядывая на здание школы.

— У тебя еще остались занятия? — спросила она, упаковывая использованные салфетки обратно в сверток из ткани.

Камило несколько раз шумно вдохнул и выдохнул через нос, после чего вернулся к лежачему положению и прикрыл веки.

— Не-а.

— Завидую, — устало выдохнула Марселина, посмотрев на сухую от мела кожу на пальцах. — А у меня дежурство.

— Так прогуляй, — безразлично ответил Камило, даже не взглянув на Марселину. Та нахмурилась, но все равно попыталась перевести все в шутку:

— Вот только давай без этого, — оттолкнувшись от ствола, Марселина встала с травы и оттряхнула юбку. — А то еще скажут, что ты на меня плохо влияешь. Я быстро. Подождешь меня? — она коснулась кончиком босоножки щиколотки Камило.

— Ага, — сдержанно кивнул тот.

Марселина стиснула пальцами складки юбки, явно сражаясь с желанием сказать что-то еще, но так ничего и не сказала. Лишь развернулась и медленно зашагала в противоположном от Камило направлении. Когда ее шаги совсем стихли, Камило приоткрыл один глаз и посмотрел Марселине вслед: хрупкая девичья фигурка скрылась в дверях школы, оставив Камило как в физическом, так и в эмоциональном одиночестве.

***

Домой они шли рука об руку, и всю дорогу Камило что-то бурно рассказывал, но Марселина его не слушала: она смотрела себе под ноги, о чем-то задумавшись, и тогда Камило начал буравить ее взглядом. Его глаза так и кричали «заметь меня!», однако, Марселине было не до этого. Не до него. В мыслях она хаотично перебирала варианты блюд, которые можно приготовить без лишних телодвижений, уложившись за час-два, и на фоне проблем — реальных по ее меркам проблем — переживания Камило выглядели сущим пустяком. Не ему ведь кормить всю семью, жертвуя ради нее и без того редким свободным временем. Жаль только, что сам Камило того не понимал. И жаль, что пустяком эти переживания считала одна лишь Марселина. Дойдя до центральной площади города, Камило не выдержал: