– Вот и приехали, – сказала Фаня минут через пятнадцать, крикнув извозчику остановиться.

– Район совсем неплохой, – отметил отец, вылезая из кибитки, осматриваясь по сторонам. – Это еврейский квартал или здесь живут гои тоже?

– Папа, здесь все равны, – с определённой долей гордости отметила Фаина.

Они поднялись на третий этаж четырёхэтажного дома. Здесь, в двухкомнатной квартире, плюс крохотная кухня, и жила их дочь. Окна её жилья выходили в прямоугольный двор, форма которого создалась благодаря четырём флигелям, с 12-ю квартирами в каждом.

– Ну что, квартира неплохая. Жить можно, – деловито отметил отец.

– Пока поживёте у меня. А там посмотрим. Может, мне удастся выхлопотать вам какую-то квартирку поблизости.

Фаня сказала это больше для успокоения родителей, хотя за время проживания в стране уже чётко уяснила, что жилья на всех не хватает. Люди соглашались жить в коммунальных квартирах, по нескольку семей, с одной кухней на всех и общим туалетом. О душе и, тем более, ванной комнате говорить вообще не приходилось. Люди пользовались городской баней, в лучшем случае раз в неделю.

– Ну что ж, – примирительно сказал отец, – не беда. В тесноте, да не в обиде. А там, глядишь, как-нибудь устроимся. Кроме того, скоро лето. Мы с мамой будем ходить к морю. Здесь должны быть большие красивые пляжи с белым песком. Да и Чёрное море славится на весь мир своим синим цветом. Не то что наш лиман.

– Да, конечно. Поживите пока спокойно. Осмотритесь. Изучайте город. Познакомьтесь с его достопримечательностями. Увидите, какой он необычный. В особенности люди. Да и история этого города ужасно интересная.

Время приблизилось к 6 вечера и все трое сели обедать.

На следующий день, как и предлагала Фаина, отец после завтрака заявил, что хочет побродить по городу, чтобы иметь «какое-то вразумительное» представление о городе. Ента изъявила желание побыть дома, с дочкой, до её ухода на работу.

– Ну и приготовлю вкусный обед, если Фаиночка не возражает.

– Конечно, мамочка. Я, честно говоря, соскучилась по домашней пище. Ведь у меня никакого желания для себя одной готовить не было. Так что я буду только рада.

Моисей вернулся к полудню, возбуждённый и даже улыбчивый, что случалось с ним крайне редко. А если учесть, что он вышел из дома, когда ещё не было девяти, то провести чуть ли не больше трёх часов на ногах, по сути, в незнакомом городе, могло сказать лишь о том, что та часть города, которую он обследовал, произвела на него определённое впечатление. Вскоре выяснилось, что отец прямиком пошёл на знаменитый одесский «Привоз», где он и находился все эти часы.

– Ты даже не представляешь, как много можно узнать на этом рынке, – возбуждённо докладывал он жене. – Люди настолько разные и настолько необычные. Но то, как они между собой разговаривают, нельзя услышать нигде и никогда. Такое впечатление, что все с серьёзным лицом говорят друг другу смешливые вещи, сами того не замечая. Причём не имеет значения продавцы это или покупатели. Вот уж поистине интернациональный колорит. Вот послушай, например, из того, что запомнил. Крупная, в теле продавщица выкрикивает: «Куры, куры. Продаю по одной и по парам. Дамочка, подходите ближе, не стесняйтесь». Покупательница подходит и говорит: «Ну подошла. И может вы мне скажете, чем вы кормите своих парных курей?» Продавщица в ответ: «А зачем вам это?» На что покупательница, ни на секунду не задумываясь, отвечает: «Как зачем? Я, может, хочу тоже так похудеть». Самое интересное, что никто ни на кого не обижается. Это они просто так разговаривают.

Ни день ни два, ни даже целый месяц не могли бы составить полную и обязательно правильную картину об этом необычном городе. Но и те, кто приезжал в Одессу хотя бы на одну неделю, буквально с первых дней подвергались ощущению необычности, исходящей в основном от местных, коренных жителей, одесситов, казалось бы, совсем простых на вид, но с таким специфическим говором и, конечно, юмором людей. Да и загадочное, в какой-то мере завораживающее воздействие самого города заявляло о себе сразу и во всю свою веселящую мощь. Начиная от необычного аромата акаций, высаженных по противоположным сторонам тротуаров вдоль ул. Пушкинской, вымощенной по-старинному небольшими серыми камнями; как правило параллельными широкими проспектами в центре; Дерибасовская со своим Городским садом и Пассажем, город одновременно вместил в себя архитектурные постройки разных эпох, памятники, бульвары, парки, при этом всюду утопая в зелени. Вот этот колорит и запоминался посетителю если не навсегда, то на многие годы. Конечно, и театр оперы и балета, выстроенный в стиле венского барокко, и Потёмкинская лестница со своими почти двумястами ступеньками, соединяющая наверху памятник Дюку де Ришелье с отходящей в сторону благоухающей аллеей Приморского бульвара, а внизу последней ступенькой, касаясь последней улицы, ведущей в морской порт, который открывал гигантское, почти бархатное синее полотно одесского Чёрного моря; и, конечно, приезжие слышали о знаменитых одесских катакомбах и, наверное, наиболее любознательные могли перечислить многочисленные пляжи Большого Фонтана, Аркадии, Ланжерона, Лузановки, всё сплелось чуть ли не закономерно, в какой-то мере, громко и нескромно заявляя о себе: Это, мой друг, Одесса.

Ночь на 22 июня была влажная и удушливая. Из-за этой накопленной за день не желающей спадать жары Моисей не спал, не шевелясь, молча глядя в потолок, когда неожиданно в 4:30 утра пронзительно взвыла сирена. Выла она надрывно и упрямо. Потом, как-бы захлебнувшись, вдруг ненадолго умолкла. Моисей подскочил на кровати, толкая жену в плечо: «Что это? Что это было? Что бы это всё могло значить?» – стал задавать он вопросы в темноту, абсолютно не ставя перед собой задачу моментально услышать какой-то вразумительный ответ. Сирена завыла опять. Теперь уже более настойчиво и подольше. Судя по усилившемуся вою разных тональностей, было понятно, что к ней присоединились ещё несколько сирен. Сомнений быть не могло, в городе что-то случилось из ряда вон выходящее. К утру, ровно в 6:00 по радио сообщили, что «фашистская Германия, вероломно и без объявления войны, напала на СССР, одновременно перейдя границы сразу в нескольких отдалённых друг от друга районах страны».

Нападение Германии на Советский Союз для большинства народов страны оказалось неожиданным и, как сообщало в первые дни правительство, «вероломным» шагом. Очень быстро стало известно, что Германия напала без объявления войны, нарушив договор 1939 года, гласивший о ненападении между двумя странами. Атаки произошли сразу и одновременно с нескольких географически отдалённых территорий, благодаря присоединившимся к Германии Румынии и Финляндии. Развязанная война вмиг перевернула всё и вся с ног на голову чуть ли не в каждой семье советского человека. Коснулась она, конечно, и нашей семьи.

– Откройте дверь, – внезапно прокричал взволнованный нервный голос, сопровождающийся таким же нервным и громким стуком.

В воскресенье 22 июня, ровно в полдень, Филипп стоял у двери квартиры родителей, расположенной на пятом этаже дома ул. Подбельского, левой рукой захватив круглую, величиной в небольшое выцветшее от солнца когда-то жёлтое ядро дверной металлической ручки, правой нанося удары в массивную дверь мягкой частью сжатого кулака. Дверь почти моментально открылась. На пороге выросла мама Филиппа, Ольга. Бледная, с испуганными вопросительными глазами, в руках она держала передник, то ли забыв надеть его, то ли успев снять, спеша открыть ему дверь.

– Сынок, какой ужас! Какой ужас! Что теперь будет? Я просто ума не приложу, – запричитала она тут же, пропуская сына в комнату, прикрывая за ним дверь.

– А где папа?

– Он пошёл на работу выяснить обстановку. Сказал, что скоро вернётся. Я жду его с минуты на минуту. Девочки уже звонили. Они тоже едут сюда. Что же будет, сынок?