Вопрос повис в воздухе. Филипп не отвечал. Он был сам растерян и с нетерпением ждал прихода отца. В свершившемся одному было не разобраться. Прошло не больше часа и вся семья была в сборе. Замужние сёстры пришли с детьми на руках, каждая по-своему растерянная. Мужья остались дома. Вскоре появился дед. На вид он был спокоен, хотя скорее всего спокойствие это было напускное, больше для окружающих родных. Вероятно, именно поэтому он начал с того, что предложил всем пообедать и уж затем обговорить произошедшее. Этим он как бы давал понять, что пока никакой катастрофы не видит. Взрослые сели за стол, детей расположили рядом на полу, покрытом небольшим ковриком.

Семья молча ела традиционный борщ, сидя за большим кухонным столом.

Пустые тарелки даже не убирали.

– Ситуация, конечно, сложная, – начал дед. – Давайте постараемся разложить всё по полочкам. Война есть война. Мы с мамой одну уже пережили. Переживём и эту. Это, так сказать, обобщающая канва. На самом деле каждый из нас пройдёт предстоящие события сугубо индивидуально, независимо от подготовки и предупреждений. Это называется судьбой.

Как и все остальные, Филипп слушал отца затаив дыхание. Он впервые узнал, что отец способен рассуждать чуть ли не философски. Это открытие для него было новым и скорее неожиданно приятным. А дед продолжал.

– Мужчины вероятнее всего будут призваны в армию. А вот женщинам надо подумать, каким делом каждая из вас будет заниматься. В первую очередь мы должны понимать, что необходимо держаться вместе. Надо обеспечить детей, их сохранность. Надо понимать, что государство больше не будет иметь возможность нести заботу о жилье каждого, выплачивать исправно зарплаты и всё остальное. Теперь каждый должен думать о себе сам. И главное, что надо понимать, так это то, что каждый день будет приносить новые события, от которых будут зависеть наши действия. Я хочу сказать, что в условиях войны нет ничего постоянного и традиционно устоявшегося.

Старшая дочь неожиданно подняла руку, почти как в школе на уроке, и внезапно спросила:

– А что будет с нами, если сюда придут немцы? Или румыны? Ведь ни для кого не секрет, что немцы и румыны объединились. А до Румынии здесь рукой подать. Всем известно, что происходит с евреями в последнее время в Германии. Румыны тоже нас не очень жалуют. А про погромы я вам рассказывать не должна. Вы с мамой хорошо знаете, что это такое.

На несколько секунд стало совсем тихо. Вопрос был по существу и очень серьёзный. Все понимали, что ответить на него было непросто.

– Ну, до погромов, я думаю, дело так сразу не дойдёт. Это вам не царская Россия, – попытался возразить дед. Но в голосе его особой уверенности не было. Он собирался сказать ещё какие-то более убедительные слова, но вдруг сам себя одёрнул: – А ну-ка тихо. Давайте послушаем, что говорят по радио.

Из соседней комнаты передавали очередную сводку военных действий, происходивших в приграничных зонах Советского Союза. Поначалу диктор перечислил города, подвергшиеся бомбежке: Каунас, Киев, Житомир, Севастополь… Правда, ни Херсонская, ни Николаевская, ни Одесская облает пока не упоминались. Диктор несколько раз повторил о мужественном сопротивлении наших войск во всех местах, где была нарушена граница. Потом всё тем же ровным, скорее профессионально поставленным голосом сообщил, что советское правительство отдало приказ нашим войскам отбить, а затем изгнать вражеские войска с территории нашей родины. Это звучало не совсем убедительно, так как буквально в первые несколько часов распространился слух о стремительном продвижении немцев по всем фронтам страны.

– Значит, так, – вновь взял инициативу в свои руки дед. – Завтра с утра все мужчины идём в военкомат. Передайте своим мужьям, чтобы пришли сюда, – обратился он сразу ко всем замужним дочерям. – Ровно в девять. Вы с детьми тоже приходите. Сможете переждать у нас. Так будет спокойнее. Для всех. Поможете маме, если надо будет прибраться, сготовить обед. Ещё вопросы есть? Если нет, тогда всё, до завтра.

Все вмиг стали собираться. Многое ещё предстояло обсудить дома.

На следующий день, как и договаривались, все пятеро мужчин прибыли в областной военкомат, где они наткнулись на скопище людей, хаотически прибывающих к воротам здания.

– По какому принципу ждём? – обратился дед к крайнему мужчине в толпе.

– Здесь живая очередь. Впускают по десять человек. По очереди, кто за кем стоит. Так что будете за мной, – подытожил незнакомец.

– Ну что же. За тобой, так за тобой.

Прошло минут сорок, когда деда с сыном и зятьями позвали внутрь. В военкомате было душно и довольно темно. Дежурный по коридору, выяснив, что все пятеро родственники, направил их в комнату под номером 22 к «капитану Воинову».

– Это в самый конец. Дверь справа, – добавил дежурный.

Подойдя к двери, дед остановился, внимательно прочитал фамилию на табличке. Потом зачем-то оглянулся, как бы удостоверяясь, что все на месте, одёрнул подпоясанную верёвчатым ремнем косоворотку. Громко постучал.

– Войдите, – почти тут же раздался командирский голос изнутри.

Дед широко распахнул дверь и вошёл первым. Остальные, словно пытаясь втиснуться в довольно просторную комнату, вошли один за другим почти одновременно.

Капитан Воинов внимательно посмотрел на вошедшую группу.

– Кто старший, – спросил капитан, глядя на деда, очевидно, догадываясь, что вошедшие знакомы друг с другом.

– Вот, пришли добровольцами. Защищать Одессу.

– Понятно, – сказал капитан, прищуривая от папиросного дыма левый глаз, одновременно рассматривая каждого в отдельности. – Документы, надеюсь, есть у всех?

Все, как по команде, полезли в карманы за паспортами.

Капитан долго вглядывался в каждый документ в отдельности. Потом взял чистый лист бумаги, записал в столбик все пять фамилий. Затем задумался на минуту и, видимо, решив для себя что-то чрезвычайно важное, стал черкать напротив каждой фамилии какие-то отдельные заметки.

– Значит, так, – сказал капитан через несколько минут, наконец оторвав голову от бумаги, глядя в их сторону. – Я вижу, что вы все родственники. Это очень хорошо. И хорошо, что пришли вместе. Похвально, что думаете о защите родного города, нашей Родины. Нам нужны люди такие, как вы. Побольше бы таких. – Капитан затянулся и, выпуская ртом папиросный дым, продолжал: – Мы будем создавать отряды из гражданского населения для защиты города. У каждого отряда будут конкретные функции, определённые задачи. Руководство будет осуществляться кадровыми офицерами. Вы двое, – капитан назвал имена отца и деда, – вы должны будете через три дня явиться сюда, в наш военкомат. Поступите в распоряжение одного из таких руководителей. Лишнее не набирать. Что нужно будет добавить, выдадут на складе. Остальные, – капитан прочитал фамилии всех трёх зятьев, – вы готовьтесь на фронт. Даю два дня на сборы. Прибудете сюда послезавтра к 8:00. Можно взять рюкзак, зубную щётку, бутылочку воды. Само собой, папиросы. Вопросы есть? – капитан умудрился посмотреть на всех сразу. Все пятеро молчали. – Ну что ж, если вопросов нет, тогда свободны.

С этими словами капитан опять опустил голову, принялся что-то записывать в толстую, судя по всему, официальную тетрадь.

Пятеро мужчин, теперь молчаливые и слегка погасшие, один за другим вышли из кабинета.

– Пришла война, – глухо обронил дед, не обращаясь ни к кому в отдельности. Так же молчаливо и не сговариваясь, все направились домой, где их ждали жены, сёстры, дети. Ввиду того что времени на обсуждения и раздумья по сути особо не было, предстояло в кратчайший срок распределить роли и действия каждого члена семьи.

Первый месяц, однако, для жителей Одессы особых изменений не принёс. От начала объявления войны, то есть от 22-го июня по 22-е июля, жизнь в городе продолжала течь своим руслом, почти как в довоенное время. Работали бани, парикмахерские, кинотеатры. Люди свободно передвигались, отправляясь за покупками. Навещали друг друга при необходимости. По вечерам собирались на Приморском бульваре, рассказывая в своих кругах об услышанных историях, иногда преувеличенных, а то и просто выдуманных. Единственное существенное изменение в жизни людей сказалось в запрете выходить после двенадцати ночи, не имея на то специальный пропуск, так как в городе было объявлено военное положение. Люди понимали, что началась война, но достоверно узнавали о происходящем лишь из официальных источников информации. Первая серьёзная бомбардировка Одессы произошла к вечеру 22-го июля, когда на город обрушился шквал зажигательных бомб, почти тут же сменившийся градом фугасных авиабомб. На следующее утро одесситы впервые дали себе отчёт в том, что началась война. В разных частях города, и особенно в его центральной части, появилось немалое количество разрушенных и сожжённых домов. Были и человеческие жертвы. Паники, однако, не было. Люди старались успокоить друг друга, подбодрить, частенько прибегая к знаменитому одесскому юмору.