Этот мерзкий звон не унимался. Поворчав, он нажал на сброс вызова и сел на кровати. Говорить с ним он не имел никакого желания, но сегодня придется. Сегодня они сдают экзамен на поступление в Старшую школу. Протяжно зевнув, он поплелся в ванную, наскоро принял душ и, накинув домашние шорты и футболку, пошел на кухню завтракать. На завтрак – простые тосты с клубничным джемом, и крепкий несладкий кофе, такой, чтобы от горечи скулы сводило. Пережевывая тосты, он думал о том ангеле, которого вчера повстречал. И настроение его начало улучшаться. Незаметно для себя, он даже заулыбался, чего с ним уже давно не случалось. Родители, видимо, еще спали, поэтому дома царили тишина и покой. Кухонная занавеска слегка колыхалась от ветра из приоткрытой форточки. В воздухе перемешались запахи утренней свежести, свежескошенной травы и бодрящего кофе. Откуда-то издалека доносился детский смех, лай собаки и приглушенный гул автомобильной дороги. Он закрыл глаза и полностью погрузился в это блаженное спокойствие, но его вырвали из него самым бесцеремонным образом. Зазвонил домофон. Он измученно вздохнул и продолжил сидеть за столом, попивая кофе. Подходить к нему он не хотел ни за что на свете.

– Ты там оглох что ли?! – Звон разбудил отца и он, недовольно доковыляв до трубки, открыл дверь. – Друг твой, между прочим! Мог бы соизволить поднять свой зад.

Он ничего не ответил и продолжил завтракать. Вскоре на пороге появился Новак. Учтиво поздоровавшись с его родителями, он стал разуваться. Из комнаты выпорхнула мать, одетая в тоненький шелковый халатик красного цвета с золотыми оборками. Вещь красивая, качественная и дорогая. Отец в помятой футболке, обтягивающей пусть и небольшое, но все же хорошо заметное пузо и потертых трениках на контрасте с ней смотрелся совсем уж убого. То ли осознав это, то ли просто не желая находиться долго со своей женой в одной комнате, он вернулся обратно в спальню.

– Ты проходи-проходи, – защебетала мать. – Дэннис уже завтракает. Ты голодный?

– Нет, спасибо, – вежливо отказался Новак и, пройдя на кухню, сел рядом с Дэном на кухонный угловой диван.

– Хотя бы чаю выпей, а то вон исхудал как. Сейчас я все налью, ты сиди.

Еще одна неприятная черта его матери – игра на публику. Чтобы она для Дэна приготовила завтрак или хотя бы налила чаю – да ни за что. Но стоит в этой квартире появиться гостю, как она сразу строит из себя заботливую хозяйку и примерную мать. А то не дай бог, о ней кто-то что-то плохое скажет. Она этого не переживет.

– Чего пришел? – недовольно буркнул Дэн.

– Боялся, что ты проспишь экзамен, вот и пришел, – тихо ответил Новак, так, чтобы его мать, которая возится с чаем в другой половине кухни, не услышала.

– Засунь свою заботу, знаешь куда?

– От этого экзамена твое будущее зависит.

– Вот именно. Мое, а не твое. Заботься о себе, а от меня отвали.

Мать закончила с чаем и села на стул напротив них.

– Ну что, мальчики, вы готовы? – Она поставила чашку с чаем Новаку и придвинула стеклянную конфетницу с кучей печенья.

– Конечно, – бодро отозвался Новак.

– Дэннис, а ты чего молчишь?

– Я готов, – бросил он, лишь бы она отстала.

– Ну, вот и здорово. Смотрите только, не опоздайте. Ты за ним проследи, ладно? – она обращалась к Новаку.

– Обязательно.

–Ладно, пойду. Не буду вам мешать.

Когда она ушла, Дэннис издал вздох облегчения, и попытался вновь поймать тот миг спокойствия и легкости, который был до этого злополучного визита. Тщетно. Момент упущен, на смену расслабленности пришло напряжение и раздражение, причина которому сидела рядом. Новак лишь пару раз пригубил чай и отставил кружку в сторону. То же сделал и Дэннис, допив кофе. Новак тут же безмолвно встал, взял их кружки и подошел к раковине. Он всегда так делал. Если они вдвоем сидели за столом, посуду мыл именно Новак. И хоть он и говорил, что ему, в общем-то, не сложно, Дэн понимал, что это не просто так. Таким способом Новак пытается проявлять заботу, и даже такая мелочь выводила Дэнниса из себя, настолько ему были противны пусть и такие пустяшные проявления теплых чувств к нему. Он недовольно нахмурился и, встав из-за стола, пока Новак еще стоял у раковины, ушел в свою комнату. Там быстро переоделся в школьную форму, причесался и собрался на выход.

Солнце пекло по-летнему беспощадно. В школьной форме было жарко. Было бы куда комфортнее, если бы вместо брюк разрешали бы носить шорты. Но кому до этого есть дело? Они шли в школу, где будет проходить экзамен, в абсолютном молчании. Когда идти оставалось лишь пару минут, Новак решил нарушить тишину.

– Если я тебя чем-то раздражаю, скажи мне, – неуверенно сказал он. – Я постараюсь исправиться.

– Да заткнись ты уже,– прошипел Дэн. – Ты сам по себе отвратителен.

– Прости, – дрожащим голосом сказал Новак и замолчал.

Сдавали экзамен они с Дэннисом в разных аудиториях. Сам экзамен ему показался даже слишком простым. Новак долго глядел на экзаменационный бланк и выискивал какой-то подвох, но не нашел. Сдавшись, он отдал его принимающим экзамен преподавателям и вышел из школы. Дэнниса ждать бессмысленно, подумал он. «Он либо уже сам ушел, не дожидаясь меня, либо все равно предпочтет идти один». Он пошел домой, по пути размышляя над их последним разговором. «Ты прав, Дэн» – продолжил он их диалог у себя в голове. – «Чертовски прав. Я отвратителен. Маленький мерзкий уродец». В горле будто застрял ком, но он нашел в себе силы его проглотить. «Терпи, тряпка, если сейчас разрыдаешься, то будешь выглядеть совсем жалко». Быстрым шагом он дошел до дома, запер за собой дверь и сразу направился в ванную. «Ее сегодня не будет, так что можно один разок, всего разок, в этом же нет ничего плохого» – уговаривал он сам себя, хотя знал, что все это пустые оправдания.

Матери его сегодня дома не будет. Она держит небольшое турагентство, и поэтому часто находится в разъездах. В таких командировках она договаривается с гостиницами о размещении постояльцев, проверяет качество сервиса и условия их проживания, также проверяет экскурсии, транспорт на котором будут возить ее клиентов и много другое. Перфекционистка по натуре, она всегда очень щепетильно к этому подходила, поэтому если и уезжала, то надолго. Именно благодаря этой щепетильности ее агентство до сих пор держится на плаву, хоть и огромного дохода не приносит. Им двоим на жизнь хватает, и то хорошо. Братьев, сестер, отца, бабушек или других родственников, кроме матери, у него нет.

Отца, который когда-то их бросил, он помнил очень смутно. Помнил, что он был очень-очень высокий, а руки у него были огромные, а еще что его он называл больным выродком, но каких-либо других черт ему не припоминалось, ни лица, ни жестов, ни его одежды. Фотографий никаких с ним не осталось. Несомненно, это работа его матери. Что бы он ни спрашивал у нее про отца, всегда получал один ответ: «Для нас он мертв! Запомни это хорошенько!». Если он пытался расспрашивать дальше, то она просто его игнорировала. С чего-то он был уверен, что он ушел из-за него, из-за его болезни. Оно и понятно, какой мужчина захочет себе такого ущербного сына?

Он зашел в ванну, разделся догола, достал небольшой целлофановый пакет из схрона между зеркалом и стеной и лег в ванну. Воду не включал и пару минут сидел просто вслушиваюсь в тишину дома. «А если она вернется раньше?… Нет, нет. Такого точно не будет. Расслабься. Ты просто слишком нервничаешь». Он вынул из пакета пару идеально заточенных лезвий для ножа по бумаге и сам нож. Нож-скальпель предусмотрен для профессионального вырезания по бумаге, а поэтому он очень острый и хорошо ложится в руку. Этот нож доступен, да и вопросов при покупке лезвий к нему ни у кого не появляется.

Он сменил слегка затупившееся лезвие на новое, старое аккуратно положил на край ванной, чтобы потом выкинуть, продезинфицировал нож перекисью водорода, приготовил вату и бинт.

Для него это было не впервой. «Интересно когда это было в первый раз? Наверно, лет в 8-9». Он не помнил, когда точно был первый раз, но зато хорошо помнил, как именно это произошло. Из-за болезни, комплексов, кучи ограничений, постоянных страхов и много чего еще, что для его детской психики было сильным ударом, ребенком он был крайне нервным. Нервозность проявлялась постоянным ковырянием чего-либо. Он буквально не мог успокоить свои руки. Ногти его всегда были обкусаны, заусенцы сорваны, часто до крови. Обои, если где отставали, были ободраны, маленькая дырочка на футболке моментально превращалась в огромную. Даже когда он просто сидел за школьной партой, он постоянно что-то ковырял, мял, сжимал, отколупывал, отвинчивал, отрывал, раскурочивал и ломал. Он просто не мог себя унять, и детский психолог, к которому его повела мать, посоветовал занять чем-то эти беспокойные руки, чем-то полезным и успокаивающим. Сначала это было рисование, потом лепка из глины, вышивка, детский конструктор, но он быстро ко всему терял интерес, так постепенно они дошли до более экзотичных видов творчества. Самым последним из них стало фигурное вырезание по бумаге. Для этих целей ему был куплен набор специальных ножичков, одним из которых и был этот нож-скальпель. Мама сидела с ним только первые пару раз, когда он только учился, но потом, когда она убеждалась, что он не поранится и справится со всем сам, она его оставляла и шла заниматься своими делами. В один из таких вечеров, он сидел в одиночестве в своей комнате за своим столом и вырезал. Это была какая-то сложная фигура, какая он уже и не вспомнит, и что-то у него пошло не так. Он ее испортил, окончательно и неисправимо. Одной рукой он смял этот злосчастный лист бумаги и кинул на пол. В другой руке все еще лежал нож и будто ждал чего-то. Руки срочно требовали другого занятия. В голове неожиданно вспыхнула идея. Он прикоснулся кончиком ножа к коже, собрался с мыслями, выдохнул и резко всадил его в бедро. По телу словно прокатился электрический разряд, он зажмурился, чуть слышно вскрикнул. «Я это заслужил» – пронеслось у него тогда в голове. После этого все его страхи и проблемы куда-то улетучились. Словно он попал на далекую-далекую планету и все, что с ним раньше происходило, не имеет ни малейшего значения. На этой планете он здоровый, красивый мальчик у которого прекрасный любящий отец и счастливая мать, которая всегда рядом. Этот мальчик не знал страха и боли, длинных больничных коридоров, не видел слез своей мамы, и не винил себя в них. Этот мальчик был счастлив. Боль в ноге стихала, и он постепенно возвращался в реальность. Маме он наплел, что порезался случайно. После этого набор был выкинут, но он успел умыкнуть из него этот нож. Как ни странно, такой мазохистский способ унять руки сработал, и надобность в прочих «творческих терапиях» отпала. Он не часто прибегал с тех пор к этому своему способу снятия стресса, достаточно было одного факта: в любой день, что бы ни случилось, он может достать ножик из своего тайника под раковиной и стать ненадолго «нормальным». Это его успокаивало.