Платон собрался с мыслями и, не переставая чувствовать вину за арест Никитина, развил их начавшийся еще на лекции диалог.

– Значит кому-то могут быть известны технологии предков, например, особые методы лечения головных болей и тому подобного?

Лия смутилась и одернула держащую ее руку парня, но, сама того не подозревая, загорелась желанием услышать ответа мужчины.

– Именно так, – ответил он. – Когда улеглась вся эта буча с «разломом», восстановились города и торговля, правительство прибрало к рукам самые прогрессивные технологии прошлого, которые не удалось на первом этапе задействовать. Ну, знаете ли, ущерб от неизвестного катаклизма действительно был огромен и откинул нас на добрую сотню кругов солнца назад, то есть на несколько поколений. И вот власти просто прибрали к рукам все технологии и сидят ждут момента, когда кто-то научится их использовать.

Платону было тяжело перешагнуть через собственную застенчивость, но следовало переводить разговор с высоконаучных рельс на более конкретные. И, набравшись смелости, он это сделал:

– У Лии какой-то недуг, от которого она уже дважды за последние четыре градуса теряла сознание. Мы должны найти врачей…

– Да брось, – перебила его девушка. – Кому я нужна.

– Мне нужна! – выпалил парень.

К счастью, увлеченный таким энтузиазмом собеседников мужчина не дал молодым людям осуществить не столь уместное выяснение отношений, продолжив выдавать на-гора свои томимые долгим молчанием мысли.

– Есть правительственные ученые, которые могут вылечить все что угодно, – сказал он. – Так же как есть и сверхсекретное оружие, способное уничтожать целые армии. Ведь именно благодаря контролю над технологиями наше правительство и держится на своем месте. Все просто боятся сказать ему что-либо поперек. Даже «Дети свободы» запуганы возможностями его оружия, таящего в себе достижения прошлой цивилизации. По крайней мере такой слух распространяется в среде недовольных.

– И где нам искать этих суперврачей? – перешел к главному парень.

– Без понятия, – погладил себя по животу Никифор и скривил рот.

Такое чудесное откровение в момент, когда земля со смертью Лии была готова уйти из-под ног Платона, вернуло его к жизни и озарило надеждой на светлое будущее, где они оба живы, но последние слова Никитина сразу же ткнули его лицом в непролазный тупик без всякой надежды – ни намека, ни следа. Спящая в парне ярость снова начала затмевать мысли, прокатываясь кровавыми разрядами гнева по всему телу. Великой подлостью было показать свет в конце тоннеля, но не дать опоры под ногами, чтобы к нему идти. Платон стал копаться в памяти, выбрасывая на ее поверхность любые зацепки, и идеи пришли.

– Знаю! Вам знаком Станислав Шпильман? – Он так сильно вскричал от радости, что напугал бы половину района, не стой в затхлом воздухе громкий гул. – Профессор физики, политзаключенный, которого, как он сказал, может спасти подземка в Александрии.

– Дайте-ка подумать, – начал Никифор, но тут же раздосадовано сморщил лицо. – Подземка, должно быть, какой-то неизвестный мне шифр, да и фамилию Шпильман я раньше не слышал. А зачем он вам?

– Он знает, что было до Великого разлома и все такое, – ответил Платон. – Я случайно поймал его тайную волну из тюрьмы.

– Ох уж эти тюрьмы. Какая ирония. Ведь мы можем с ним совсем скоро встретиться.

Мужчина засмеялся через силу, скрывая за шуткой боль и отчаяние, которые он на себя навлек обычной любознательностью. Он узнал слишком много и готовился за это ответить, проводя долгие градусы ожидания своей участи спокойно и смиренно.

– А что насчет Александрии, – добавил он, – мне кажется, там действительно есть ячейка «Детей свободы» или даже их штаб-квартира. Точно я не уверен, но в некоторых листовках находил намеки. Как-то по-особому они описывают тот город, совсем другим тоном, не как все остальное. Я бы не стал вас обнадеживать почем зря, но раз уж «сам знающий всю правду», как вы выразились, советует искать там, я полностью поддерживаю эту идею. Только это все невозможно. Помечтали и хватит. Ведь до Александрии добрые три тысячи километров. Примите мои сожаления.

Он хотел еще много всего сказать, возможно, последний раз в жизни, но его отчаянный монолог прервал вошедший в полицейский участок человек в сером костюме и в странной широкополой шляпе. Пройдя мимо отдавших ему честь служителей правопорядка, гость подошел к импровизированной камере предварительного заключения и собственным ключом открыл дверь. Его гладкое лицо не могло выдать точный возраст. Что-то между тремя и шестью тысячами километров. Это был просто мужчина в самом расцвете жизни с незапоминающейся внешностью: узкими черными глазами, тонким носом и маленькими, почти незаметными на фоне лица губами. Насколько Платон с Лией были поражены его внезапным, но столь уверенным появлением, настолько же невозможно было запомнить его облик. Только цвет и форма одежды отложились в их памяти, благодаря чему девушка смогла восстановить все сцены случайных встреч с этим пугающим человеком в прошлом, отчего ей стало еще страшнее. Лия взялась за руку Платона, прильнув к его плечу. Единственное, что сказал инкогнито, было:

– Никитин, пора.

И тот покорно встал с лавки, прошел мимо замершей, неподвижно сидящей парочки и вышел вместе с человеком в сером костюме. С тех пор бывшего начальника отдела технического контроля лампового завода во Фрибурге не видел никто.

Подвальный свет окутывал голубизной застоявшийся пыльный воздух. Разительно отличаясь от теплого солнечного света, он наполнял меланхолией всех сидящих в туманной камере предварительного заключения. Проделывал за тайную полицию часть их работы. Попавшие в цепкие лапы карательной системы люди очень быстро теряли волю к сопротивлению под непривычно холодным светом электрических лампочек. И без того затерявшаяся в пространстве жизнь маленького городка выглядела еще более пустой в окружении четырех стен без окон и какой-либо связи с внешним миром. Все жизненное пространство Платона и Лии ужалось до нескольких квадратных метров комнаты, разделенной пополам решеткой. В абсолютной пустоте параллельного измерения из нового бытия невозможно было даже представить, сколько солнечных градусов миновало и сколько учебных лекций прошло, пока они там сидели. При всем желании нельзя было вычислить никакой срок без ориентиров, вроде телевизионного расписания или устоявшегося распорядка жителей квартала, деятельность которых всегда можно было увидеть, высунувшись в окно. Расстояние застыло на месте и казалось, что весь мир сейчас поставлен на паузу, настолько нереальной была мысль, что где-то в данный момент кипит жизнь.

В неподвижной вечности арестованные молодые люди словно застряли между всех известных науке миров. Мозг отказывался фиксировать какие-либо жизненные циклы и вообще свое существование как таковое. Три физических измерения сжались до одной неподвижной точки внутри паникующего пытливого ума Платона, окруженного замкнутым пространством, словно другой вселенной или черной дырой.

Неотвратимость подкрадывалась из темноты будущего и наконец встретилась с парнем лицом к лицу. Не в силах что-либо предпринять, полностью скованный собственным страхом и безысходностью, он смирился с судьбой и приготовился к худшему, к пустому тоннелю без единого луча света в конце.

Рядом неподвижно лежала Лия в неуместном для казематов, но идеально подходящем ей синем платье, вытянулась вдоль узкой лавки, упершись ногами в дальний конец стены. Ее голова покоилась на согнутой руке, окруженная пышными солнечными волосами. Только вот, разлучившись с родственной им небесной звездой, длинные кудри в холодном ламповом освещении стали более русыми, цвета золота. Пораженный их настоящим оттенком, парень поглаживал их рукой, словно касаясь спасительных кос Рапунцель, своей красотой спасавшей его из кошмара угнетающей меланхолии. Откровенные движения пальцев Платона должны были привлечь к нему внимание девушки, однако та продолжала неподвижно лежать, уставившись в потолок. Открытые глаза лишь моргали, когда на них садилась очередная пылинка из толстого слоя побелки над головой. Пышные ресницы, словно веер, отбрасывали пыль на побледневшие от ее тонкого слоя щеки и лоб. Вдвоем они так и располагались на скамейке у стены, как полуживые восковые фигуры.