Вытерев руки об старую толстовку, Питер отложил метлу в сторону, оперев ту о край деревянной арки, являющейся этаким фейсконтролем, и принял коробку, в свете неоновых ламп на одном из мерцающих боков которой была аккуратно прикреплена крохотная прямоугольная карточка с единственным словом «Тони».
Щеки Питера обдало теплом при одном воспоминании о галантном мужчине, целующем его руку. Прошло всего три дня со дня знакомства с этим загадочным «Тони», а Питер все никак не мог выкинуть его из головы, хотя еще пару дней назад был уверен, что забыть Квентина и его предательство он еще долго не сможет, но, как оказалось, нет. Образа этакого джентльмена с серебром в волосах и бездонным взглядом ледяных глаз, будто бы фосфоресцирующим в темноте, оказалось достаточно, чтобы тянущее чувство от расставания не просто притупилось, а практически исчезло. Впрочем, не оставив ничего, кроме обиды и некоторого осознания горького факта того, что дать все, что от него требовал бывший бойфренд, он не мог. Питер не мог быть худее, не мог быть более мускулистым, более покладистым и менее женственным. Хотя, чувство, что его самого не достаточно, преследовало Питера многие годы. Он часто плакал, прятался от чужих глаз, срывался с диет, порой заедая очередной прилив дисфории мороженым или дешевой острой лапшой. Положительная же сторона Квентина, как считал сам Питер, была как раз в том, что тот всегда ловил Питера за руку и ругал, часто доводя до слез. Это в какой-то мере помогало контролировать себя, пока новая волна тревожности и тоски не настигала снова. Конечно, это был далеко не самый здоровый способ совладения с самим собой, но ему все чаще начинало казаться, что он разваливается на части, и только некоторые рамки могли поддерживать его целым.
Итак, вот уже в который раз за свою жизнь Питер оказался предоставлен сам себе. Вдруг так ярко обрушавшееся осознание того, что от него снова кто-то ушел, заставило парня внутренне сжаться.
Звук сирен проехавшей мимо полицейской машины, взбаламутившей и раскидавшей ворох листвы по краям тротуара, вырвал Питера из раздумий. От запаха чуть подгоревших сосисок заурчало в животе. Задрав голову, преодолевая жжение в уголках глаз, резко впуская в легкие как можно больше кислорода, он вдруг замер, глядя во все глаза, как над головой, все как один, недовольно чирикающие воробьи, друг за другом перелетали с ветки на ветку, с каждым взмахом сероватых крылышек становясь ближе к теплым мягким булочкам, спрятанным под прозрачной пластиковой крышкой тележки. Это вызвало странное ощущение в груди, и он вдруг понял, что все плотнее прижимает увесистую коробку к груди, от чего та немного деформировалась с правой стороны.
Голодная тошнота, мутно ворочающаяся в желудке, стала более ощутимой и Питер, под явно неодобряющий взгляд продавца в забавном колпаке-кепке, потянул уже собиравшуюся расплатиться за два ход-дога Мишель в сторону дома. Он прекрасно знал, что второй она попытается воткнуть ему в горло. И Питер подозревал, что в нынешнем настроении не сможет ей отказать.
- Ты не сможешь подкупить меня булкой и сосиской, - с натянутой улыбкой объявил он, поворачивая за угол. За невысоким, сетчатым секционным забором, мимо которого они, шаркая ботинками, шли, кипела деятельность – рабочие в забавных желтых касках, чем-то напоминающие миньонов, бегали туда-сюда по стройплощадке, галдя один громче другого, а высокий, в человеческий рост яркий баннер, закрепленный чуть дальше, красочно и витиевато описывал то, насколько важно соорудить новый, седьмой по счету в этом районе торговый центр. Мишель привычно воздержалась от комментария ситуации.
- Язычник! То, что ты нашел себе папика, Паркер, не дает тебе права скрытничать, - она картинно надулась и показала язык, ущипнув Питера за бок. Собраные в неаккуратную шишку на ее голове, кудряшки, торча тут и там из-под резинки, затрепетали на холодном ветру, отчего-то напомнив парню легкую кофейную пенку, пузырящуюся у ободка кружки. Он усмехнулся глупой ассоциации. – Чего ржешь, ботаник? – тут же стрельнула в него глазами девушка.
- Думаю о том, что не дам тебе списать, - отозвался Питер, на что получил легкий тычок под ребра. Улыбнувшись и придержав одной рукой коробку, он запустил другую, слегка онемевшую от холода в карман джинсовой куртки, согревая.
Остановившись на тротуаре, наблюдая за тем, как спешащие из школы детишки, играя то ли в салочки, то ли в еще какую игру, раскидывают вокруг те немногочисленные листья, опавшие от порывов ветра этой ночью, он задумчиво пригладил пальцами текстурированную ткань, нашарив на дне несколько тканевых катышков. Едва ли теплое солнце, показавшееся из-за крыши дома, приятно припекало плечи и воротник, создавая иллюзию теплой погоды.
Интересно, что подумал Тони, когда увидел его? Был ли впечатлен именно танцем, как сказал? Значил ли что-то его подарок? И, более того, хотел бы он снова увидеть Питера?
Светофор, сменив цвет на зеленый, издал противный, свистящий писк и люди вокруг них заторопились пересечь пешеходный переход, раскрашенный белыми полосами, так ярко контрастируя с темно-серым асфальтом.
- Как думаешь, он хочет меня снова увидеть? - вдруг очень тихо спросил Питер, поймав свое отражение в стеклянной арке магазина. Вжикнула молния - подруга, занятая тем, что на ходу застегивала куртку, кажется, не услышала его вопрос, но тут внимание Питера привлекло нечто иное. Изящный женский манекен глядел прямиком на него с витрин, наряженный в великолепное фисташковое платье с аккуратной оторочкой из нежных рюшечек. Короткая, но пышная юбка-солнце с собранной под ней жесткой сетчатой тканью, присборенная и украшенная, судя по всему, искрящимися на солнце и прозрачными, как слезы, кристаллами Сваровски, вдруг заставили сердце Питера замереть, но тот час, он сокрушенно вздохнул и внутренне подтолкнул себя отвернуться, стараясь поскорее стереть из своей памяти невероятной красоты платье. Рука, спрятанная в кармане куртки, сжалась в кулак, а короткие ногти впились в нежную кожу ладони, когда он понял, что шел и несколько секунд неотрывно глядел на витрину, открыв рот, как маленький ребенок. Вместо этого он скривил губы, прочистил горло и позвал чуть громче. – Как думаешь, мне стоит звонить на счет балета той женщине? – под «той» он имел в виду Наталью.
- Ты еще не звонил? – удивленно воскликнула Мишель, тем временем одной рукой поправляя съехавшую лямку рюкзака, закидывая тот на плечи.
- Нет? – Питер пожевал нижнюю губу. Пропахшая карамельным парфе прямоугольная визитка, припрятанная в нагрудном кармане рубашки, жгла кожу. На самом деле, он не был уверен, серьезно ли было это приглашение, или же та женщина была лишь вежливой спутницей своего босса.
- Пит, - Мишель сжала переливающиеся голографическим блеском на солнце губы. Иногда парень думал, каково это – ощущать вес косметики на своем лице? Чувствовать, как тушь превращает твои ресницы в пышные крылья бабочки, а кожа лица становится холеной и ровной, по мягкости напоминая лепесток розы. Себе он никогда не позволял пользоваться чем-то больше дешевого тонального крема, и то, тот брался им на крайние случаи, когда слегка заметные серые круги начинали чернеть под глазами от недосыпа. О слишком явных прикосновениях, оставленных Квентином на шее и ключицах, он попросту старался не думать.
Позволял или нет, Питеру хотелось узнать, как он себя почувствует, накрасившись? Станет ли он менее «мужчиной» или, может, небеса разверзнутся, чтобы сам Бог вышел и погрозил ему пальцем? Иногда его рука сама тянулась к плотно набитой косметичке Мишель, а пальцы нащупывали стучащие друг об друга как погремушки баночки и флаконы. Это было странно-успокаивающе. В такие моменты Питер начинал понимать страсть таких девушек, как Мишель, к огромному количеству косметики в своем доме.
- Я не знаю, - буркнул он. Красиво уложенные щеточкой кверху брови подруги сошлись на переносице в неодобрении. Фыркнув, она лишь легонько щелкнула его по виску.
- Позвони сразу, как только придешь домой, ведь этот «папик» не зря всучил тебе телефон, - она ласково улыбнулась, и на душе у парня стало немного спокойнее. Может, действительно стоило не терзаться глупыми мыслями и позвонить? Хотя, все зависело от того, где находиться эта студия. При нынешнем графике Питера вряд ли он сможет найти время, если студия находится где-то в центре Нью-Йорка.
