Указательный палец присоединился к большому, массируя все еще немного мягкую плоть скользящими движениями. Ресницы Питера затрепетали, но глаза тот не открыл. Тони опустил взгляд, все еще ожидая хоть какого-то намека на бунт – маленький, аккуратный член был таким красивым, а кожа вокруг была такой мягкой, что вызывало внутри миллиардера какой-то странный вид восхищения. На губах расцвела легкая улыбка, а голубые глаза следили за каждым вздохом, за каждым даже самым маленьким движением.

- Посмотри на себя, каким ты стал напряженным, а я ведь просто мою тебя, - цыкнул бывший дон. Вопрос тяжело повис в воздухе, отчего на Питера обрушилась очередная волна унижения. Он отчаянно надеялся только лишь на то, что это не он, что в геле для душа или масле для тела был какой-то афродизиак, но тщетно. Его член пульсировал от желания, его собственное тело предало его, не смотря на всю ситуацию, а сознание отчаянно цеплялось за то, какой ненормальной и испорченной была эта ситуация, но тело требовало большего. По мере того, как ловкие пальцы тщательно промывали кожу под металлическим каркасом, ему становилось все тяжелее это выносить.

- Хватит, пожалуйста, - икнул мальчик. – Я могу сам.

- Конечно, можешь, tesoro, но дай мне позаботиться о тебе. Ты так напряжен, - Питер не пропустил этого воркующего тона, он буквально чувствовал, как его кожа горит, влажная, скользкая рука продолжала нежно массировать головку, меж тем ополаскивая теплой водой, смывая остатки мыла. Натяжение становилось невыносимым, казалось, его член вот-вот лопнет.

- Я не могу, sto per morire, mio Dio, - выдохнул Питер, неосознанно подражая тому, как разговаривает сам Тони, вцепившись в бортик с такой силой, что костяшки его пальцев побелели.

- Ничего такого, что ты не мог бы пережить, caro. Я должен тщательно тебя вымыть, - голос звучал немного более строго, чем раньше, все еще гранича с какой-то всеобъемлющей нежностью. – Сиди спокойно.

- Я не могу, - всхлипнул он, кусая губы. – Не могу, не могу, не могу.

- А, - мужчина кивнул, от чего несколько выбившихся серебряных прядей качнулись в такт. – Все в порядке, ты можешь не беспокоиться об этом, - чувствительной головки вновь коснулось что-то мягкое, - мой мальчик был сегодня таким милым, таким послушным, поэтому я награжу тебя.

Бывший дон смиренно хмыкнул, словно бы не он был инициатором всей этой ситуации. На этот раз рука более уверенно обхватила ствол, лаская сквозь широкие выемки, попеременно массируя основание и головку. Тони облизнулся, - было так мучительно возбуждающе наблюдать за тем, как его маленькая птичка достигает оргазма от его руки. Медленно, осознавая то, как удовольствие растекается внутри, и ему некуда деться. Он может сделать это прямо сейчас.

- Продолжай сидеть спокойно, caro, - плоть была горячей, а вместе с ней и металл. Мужчина качал рукой, поймав такт, но каждый третий или четвертый рывок давая небольшой оттяг или сжимая чуть сильнее. Его хрупкая, сладкая птичка, толкалась бедрами, ловя каждое движение сильных рук. Юноша выглядел невероятно сексуально, с накинутым на плечи полотенцем, его соски были напряжены, так и маня покатать их между пальцами, а затем взять в рот, но Тони сдержал себя. Пока будет достаточно и этого.

- Я не могу, пожалуйста, - с губ милой птички сорвалось рыдание. Питер крутил бедрами, инстинктивно ища разрядки, но Тони не спешил, пальцы продолжали слегка надавливая, ласкать чувствительный член. Красивое личико сморщилось, а брови сошлись на переносице.

- Ты можешь. Mio uccellino, ты так прекрасен, только посмотри на себя. Сам Бог сотворил тебя для меня. Тебе это так нравится, я вижу, - Питер отрицательно замотал головой, в уголках глаз заблестела влага. – Не волнуйся, caro, я никому не скажу о том, какой ты. Это будет наша тайна.

Тони продолжал увещевать его сладкими речами, наслаждаясь тем, как мальчик в его руках плачет не способный кончить, не способный остановить это. Не способный даже противиться самому себе. О да, он обожал это. Голубые глаза затопил зрачок и те теперь казались чернее ночи.

Низ живота Питера сводило горячими жгутами-спазмами от невозможности кончить. Он так хотел, так безумно хотел кончить и ненавидел себя за это. Член, пойманный в тиски, пульсировал, готовый вот-вот взорваться, а умелые руки продолжали удерживать его на грани, пока жжение наступающего оргазма не затопило остатки сознания.

Мужчина ловко щелкнул переключателем, и клетка раскрылась, удерживаясь лишь за счет одного ободка. И не сдержавшись, мальчик закричал. Напряженная, красная, с отметинами впившихся прутьев и углов клетки, плоть была такой соблазнительной, и Тони спешно наклонился, вобрав ее в рот. Язык мягко массировал головку, пока горькое семя текло прямо в горло. Это был самый яркий оргазм в жизни Питера.

- Вот видишь, как это может быть приятно, - язык прошелся вдоль размягчающегося ствола, собирая остатки спермы. – Обещаю, mio uccellino, я буду заботиться о тебе лучше всех, - хитроумное приспособление вновь захлопнулось, едва только Тони успел смыть следы собственной слюны. Не ожидавший этого мальчик вздрогнул, когда влажные губы сначала поцеловали головку его чувствительной после оргазма плоти, после чего бывший дон встал и, склонившись над застывшим Питером, вдруг впился жадным поцелуем в его губы. Соленая горечь коснулась языка, а горячее тело прижалось ближе.

- Ты такой вкусный, - почерневшие глаза встретились с медово-карими, и юркий язык вдруг очертил линию от подбородка до губ.

- Пожалуйста, не надо, - захныкал юноша, чувствуя, как холодок распространяется по коже. Тони непременно захочет получить ответную разрядку, разве нет? – Я не хочу.

В ответ на это мужчина лишь хмыкнул.

- Детка, это была твоя инициатива, - наконец, он сел на бортик рядом, притянув откровенно трясущегося мальчика в свои объятья. – Ты стал таким твердым только от мытья, мне ничего не оставалось, кроме как помочь тебе, - губы коснулись виска, оставляя ласковый поцелуй. – Как я мог оставить тебя в такой ситуации, а? – юноша глубоко вздохнул, борясь с новым потоком слез, запах тяжелого одеколона смешался с терпким ароматом розового масла.

- Я не просил, мне это не нужно, - Питер был в ужасе от того, что только что произошло.

- Как так? – Тони наклонил голову. – Моя работа заботиться о тебе, mio uccellino.

Какая работа? О чем говорил этот человек? Это было сумасшествием, Питер точно мог сказать, что он этого не хотел.

- Я не соглашался на это, - его зубы стучали. – На все это. Какая забота, ты с ума сошел? Мне не нужна забота, я взрослый человек! Это насилие, ты знаешь? Мне не нравится то, как вы меня одели и то, что прицепили эту… Штуку. Я не просил ничего этого, - по мере того, как парень говорил, его голос становился все отчаяннее и отчаяннее, будто бы запас храбрости, который он нашел, стремительно исчерпывался, а голос становился надорванным и сиплым.

- Ну-ну, не стоит так махать руками, не то упадешь, - вместо взрыва эмоций или спора, бывший дон лишь крепче обнял хрупкую фигурку маленькой птички, удерживая руки. – Тебе, конечно же, нужно это, - не смотря на все, он снова поцеловал его в висок с той же лаской. – Ты - моя маленькая птичка, я обязан заботиться о тебе. Я дорожу тобой.

- Отпусти меня, если дорожишь, - парень горько клацнул зубами на выдохе.

- Ни в коем случае, tesoro, - аккуратно, успокаивающими круговыми движениями мужчина стал поглаживать тело Питера. – Я не отпущу тебя в ту дыру, к этим, - его тон наполнился отвращением, - людям, к этой грязи, - наконец выплюнул он.

- Так нельзя, - покачал головой парень, хлюпнув носом. – Там мой дом и мои друзья.

- Mio uccellino, calmarsia. Твой дом здесь. Здесь ты можешь быть самим собой, ничего не стесняться. Я буду всегда рядом.

Питера откровенно тошнило от того, каким нежным в этот момент был Тони, а тот, тем временем, продолжал.

- Мы будем пить чай в зимнем саду, я куплю тебе лучшие платья и украшения, каких ты никогда не видел. Ты будешь спать на шелковых простынях, и просыпаться от поцелуев. Я буду купать тебя каждый вечер в пенной ванне, и носить на руках, - увещевал его мужчина, как будто бы то, что он буквально преследовал Питера и навязывался ему было чем-то хорошим. – Тебе больше никогда не придется думать о деньгах и об учебе, здесь ты волен танцевать столько, сколько захочется. Твоя тетя была бы счастлива от того, какую жизнь я могу тебе дать.