— Сейчас принесу тебе носки.

Никак не комментирую тот факт, что девчонка плетется за мной назад в гардеробную. Всовываю ей в руки новую пару и снова головой указываю на ванную комнату.

— Иди и не волнуйся за сына. Я маленьких детей не ем, а еще у меня с братом разница пятнадцать лет, так что все необходимые навыки присутствуют. Иди, Ален, беспокоиться не о чем.

— Ты вызовешь полицию, когда я уйду, да?

Надо же, а девочка мне попалась сообразительная. Испуг на ее лице наталкивает на мысль, что ее неосторожное недавнее признание имеет вес под собой. Иначе чего девочке так бояться правоохранительных органов?

Отрицательно качаю головой и протягиваю ей свой телефон. Пусть успокоится хоть, а то я без жалости на нее сейчас смотреть не могу. Что-то такое екает в сердце. Инстинкты, что ли?

— Возьми, других у меня нет. Отмокай спокойно, голубоглазка, а мы пока попробуем найти общий язык с твоим сыном.

Алена быстро забирает у меня телефон, боится, видимо, что я могу передумать, и исчезает за дверью.

— Давай снимем с тебя этот комбинезон. Хотя тебе и так вроде нормально. Тепло любишь, да?

— Дя, — с детским «акцентом» отвечает мне Давид, всего лишь повторяя мое крайнее слово.

Он выглядит старше дочери Антона. Не думаю, что Давиду уже исполнился год, но он явно ближе к нему, чем мелкая Есения Антоновна. Думаю, что разница между ними месяца в два.

Я кладу пацана на кровать и начинаю раздевать. Расстегиваю молнию, стаскиваю с парня синий комбинезон. Мое внимание привлекает что-то темное у него за ухом, когда Давид начинает крутить головой.

Сначала я думаю, что он умудрился где-то запачкаться, но потом, зафиксировав его в одной позе, я разглядываю родимое пятно в форме расплывчатой буквы «м» возле линии роста волос.

Не знаю, обычное это совпадение или нет, но раньше я его уже видел.

Был у меня друг в детстве, Асаев Ратмир. На год меня старше, росли фактически в одном дворе. Сначала песочницу «держали» под собой, потом, когда постарше стали, уже переключились на что-то серьезнее пластмассовых совков и машинок.

Связь мы потеряли, когда они переехали в столицу. Отец у Ратмира на чем-то поднялся, бизнес в гору пошел, они и решили сменить место жительства. Компания, или как мы ее называли — банда, распалась, и до сегодняшнего дня я об Асаеве и не вспоминал.

И не вспомнил бы, если б не это родимое пятно. Асай тогда все мечтал избавиться от него, один раз даже камнем попробовал «свести». Ну, мать ему лещей отвесила, и ходил Ратмир недели две с повязкой за ухом.

Не верю я в такие случайности.

— Может, скажешь мне, кто твой папка? — задаю скорее риторический вопрос, потому что дети в таком возрасте не особенно разговорчивы.

Пацана я раздеваю, он даже не возражает против всех манипуляций. Жаль, телефон у Алены остался — мне бы в идеале сфотографировать эту отметину на всякий пожарный.

Надо будет все-таки бате утром набрать, выяснить все подробности про чету Асаевых. Уезжали они тогда спешно, я начинаю вспоминать все подробности. Ратмир в один день утром заявил, что скоро отправится покорять столицу с ее девочками, а через пару дней в квартиру, где жил мой друг, уже заехали другие люди.

Странно все это. Асай вроде нормальным парнем был, насколько это вообще возможно в подростковом возрасте. Мелочь мы не щемили, магазины не обносили, за гаражами не тусовались. Мяч гоняли да к девочкам постарше пытались подкатывать. Не особо разнообразные будни у нас были.

— Что вы делаете? — доносится сзади, и я машинально оборачиваюсь.

Алена выглядит трепетно. Испуганная птичка в клетке, откуда ее никто никуда не собирается выпускать.

— А ты опять мне выкаешь? Вроде мы уже успели преодолеть эту фазу, — подмечаю с усмешкой, а сам на ноги ее смотрю.

Красивые ноги. Стройные и прямые. Чего б не поглядеть, когда они рядом?

— Я от испуга… — оправдывается голубоглазка, стараясь пониже оттянуть мою футболку.

Тоже, кстати, зрелище для услады глаз. Она ей, конечно, большая на несколько размеров, но зато Аленушка в ней сразу вся такая изящная и хрупкая.

Так, мужик, не о том думаешь. В этом направлении пока лучше попридержать коней, а то можно таких дел наворотить, что расхлебывать еще долго придется.

— С пацаном твоим все нормально, как видишь, — я отхожу, чтобы Алена могла убедиться в этом собственными глазами. — Игрушек у меня детских, извини, нет, так что пришлось пустить в ход фантазию. Эти четки мой дед сделал, сам. Малому вроде нравится, выкинуть их он не пытался, так что вывод напрашивается сам.

— Он может их повредить.

— У меня еще есть. Да и дед до сих пор этим увлекается, так что проблем с новыми не возникнет, — я замолкаю на пару секунд, сканируя Алену внимательным взглядом. — Согрелась?

— Да, спасибо… — ледышка намеренно отводит взгляд, когда мы сталкиваемся глазами.

— А теперь рассказывай, красавица.

— Что рассказывать?

— О себе. О том, как оказалась на дороге практически босая с маленьким ребенком на руках. О том, кто отец Давида.

— Мне… Мне нужно идти…

— Не нагулялась еще? Или ты специально проблемы себе ищешь? Силой я тебя удерживать не стану, к батарее приковывать тоже не буду, но если ты соберешься уйти — сделаешь это в одиночку. Пацана я тебе не отдам.

Алена мгновенно меняется в лице. Вообще, будет обидно, если имя окажется фальшивым, потому что я уже привык так ее называть.

Переведя взгляд с меня на Давида, ледышка срывается с места вперед и едва ли не летит вперед носом, запутавшись в собственных ногах. Я успеваю перекрыть ей путь, и голубоглазка на всех порах врезается в меня.

Вроде худая, а силы в ней… Прет как танк.

Она молотит меня кулаками куда придется, один раз даже попадает по скуле. Сама только пугается и кривится от боли, удар-то у нее не поставлен, отдачей прилетело по костяшкам.

— Уймись, Ален. Ребенка своего напугаешь только, — пытаюсь вразумить ее.

Но, судя по взгляду в полном расфокусе, у ледышки снова истерика. Только на этот раз прям на все сто процентов, она себя вообще не контролирует. Я и не уверен, что она меня видит. Скорее у нее перед глазами сейчас какой-то пытающийся отнять сына монстр из преисподней. Надеюсь, хвоста у меня нет, это вот совсем перебор уже будет.

Мне на ум приходит только один способ, как успокоить Алену. И я собираюсь им воспользоваться.

В душе под ледяными струями Аленка превращается в какого-то мокрого злющего хорька. Если б ледышка обладала возможностью испепелять на месте, от меня вообще ничего не осталось бы.

Я удерживаю ее одной рукой, во второй у меня лейка, из которой я продолжаю поливать голубоглазку. Она вопит и фыркает на меня, отплевывается от воды, продолжив барахтаться и вцепляясь мне в руку ногтями.

А хорьки кусаются вообще? Мне кажется, я скоро смогу проверить это на своей шкуре.

— Все? Больше не будешь кидаться на людей? — вполне спокойно спрашиваю, пока Алена продолжает шипеть в мою сторону.

— Х-х-холодно…

Я прищуриваюсь и разглядываю голубоглазку с особым пристрастием. Уловка? Или нет? Замечаю, что зубы у нее действительно стучат, и тут же быстрым рывком включаю горячую воду. Поливаю Алену, но на этот раз стараюсь действовать аккуратно, чтобы ничего лишнего не попало ей в рот и огромные глаза, которыми ледышка на меня уставилась.

— Все в порядке? — спрашиваю, когда Аленушку начинает потряхивать.

— Д-да… Выключите воду, пожалуйста.

Желание голубоглазки я исполняю. Срываю с перекладины большое полотенце и заворачиваю в него ее дрожащее тельце. Беру на руки, чтобы она не расшибла себе колени, хлопнувшись на мокрой плитке, и осознаю, что Алена вообще ничего не весит. У меня рабочий вес на легкую тренировку в тренажерке куда больше.

— Ты от природы такая худая или голодаешь? — одни глазом я поглядываю в комнату на Давида.