— Предпочитаю торговать на старый манер, знаете ли. В моем возрасте разбирать свод биржевых правил не проще, чем читать талмуд на древнегреческом.

— В этом нет ничего дурного, — улыбнулась мисс ван Хольц, — Даже не представляете, как мы все тут погрязли в канцелярите и какое невообразимое количество бумаг требуется оформить, чтобы продать одну-единственную швейную иголку или льняное семечко. У меня в штате двадцать машинисток и они сбивают себе пальцы в кровь, трудясь по десять часов в день. У меня и у самой к вечеру так болят запястья, словно меня разбил артрит!

Она продемонстрировала свои тонкие пальцы, и хоть те были обтянуты лиловым шелком перчатки, Лэйд ощутил себя так, точно они были пальцами хирурга, коснувшимися его обнаженного сердца.

Она хороша, подумал он, ощущая себя старым деревом, внутри которого вдруг проснулись жизненные соки, отчаянно тревожа окаменевшую середину. Даже если Крамби держит ее тут только лишь для украшения конторы, она должна отрабатывать каждый свой пенни. Господи, ну и болваном же я, должно быть, выгляжу сейчас…

Лэйд попытался приосаниться, но с ужасом понял, что выглядит как пыжащийся морж, выбравшийся на берег и натянувший на себя скверный засаленный на локтях костюмишко. Рядом с мисс ван Хольц он должен был являть собой столь плачевное и нелепое зрелище, что удивительно, как все окружающие еще не покатились со смеху — вероятно, их удерживало только присутствие оперативного директора.

— Не люблю канцелярщины, — пробормотал он, — От нее зачастую больше путаницы, чем толку. Однажды мне требовалось написать рекламацию одному поставщику по части… э-э-э… шерсти. Я посадил за печатную машинку своего автоматона. Он малый безалаберный и своевольный, но пальцы у него точно у пианиста и прямые приказы понимает сносно. Я диктовал ему битых полчаса, представьте себе, без конца повторял, придумывал специальные обороты, словом, чувствовал себя самим графом Кимберли[13] на боевом посту, не меньше. И что, вы думаете, напечатал мой дуралей? Когда я вздумал перечитать, у меня борода встала дыбом! Это была поэма о тушеной капусте, причем полная таких фривольных деталей и многозначительных метафор, что меня, пожалуй, упекли бы в полицейский участок, если бы я вздумал отправить ее адресату! Нет уж, нет уж, я не сторонник лишней писанины.

Мисс ван Хольц рассмеялась.

— Вы самый прелестный дядюшка на свете!

В мире нет ничего прекраснее женского смеха, подумал Лэйд, безотчетно ощущая, как в этом звуке размякает и млеет все его существо. Ни одна самая вдохновляющая увертюра, ни звук дождя после раскаленного зноя, ни урчание кота, устроившегося на коленях — ни один этот звук не может соперничать с женским смехом. Наверно, что-то биологическое, заложенное природой на самом низменном уровне душевной архитектуры, что-то древнее…

— Но вам ведь знакомы правила биржевых торгов? — осведомился мистер Розенберг, вмешиваясь в разговор, который явно ему не предназначался, — Это вовсе не такая сложная материя, как принято считать.

— Да, — пробормотал Лэйд, — Отчасти. Немного.

— Уверен, смогу объяснить в двух словах. В сущности, мы торгуем не товаром. У нас нет ни складов, ни приказчиков, ни даже ящиков, куда этот товар можно было бы поместить, — Розенберг снял очки, чтобы протереть их белоснежным платком. При этом его пальцы, которыми вполне можно было бы гнуть гвозди, действовали так аккуратно и мягко, что окажись в них не очки, а хрупкий мотылек, и то вспорхнул бы с его ладони не потеряв даже толики пыльцы со своих крыльев, — Биржевая компания — своего рода посредник, площадка. Регулятор оборота материальных ценностей.

— Кхм… — без всякой охоты пробормотал Лэйд, — Да. Допустим.

— Представьте сами. Владелец корабля, доставивший в Новый Бангор несколько тонн тростникового сахара, не станет бродить по улицам, пытаясь сбыть свой товар, верно? Он пошлет суперкарго на рыночную площадь, чтобы там найти людей, готовых купить его груз по оптимальной цене. Мы и есть та самая рыночная площадь. Наши агенты находят во всех концах Нового Бангора продавцов и покупателей, сводя их вместе, оформляя сделку и занимаясь ее обеспечением. Это может показаться сложным механизмом, но лишь на первый взгляд, уверяю вас. Контанго, споты, конверсионный коэффициент — это все лишь детали, немало не меняющие основной процесс. Если кто-то хочет купить товар, он приобретает через нас соответствующий фьючерс. Фьючерс — это, в сущности, обещание купить определенное количество единиц товара по заранее оговоренной цене.

— Вы торгуете обещаниями? — уточнил Лэйд, — Тогда ничего удивительного, что ваши дела идут в гору. Обещания — самый ходовой товар во все времена.

Крамби, Синклер и мисс ван Хольц рассмеялись, Розенберг лишь мягко улыбнулся.

— Уверен, вы сможете использовать биржу Нового Бангора к немалой выгоде для себя. Итак, вы торгуете шерстью, верно?

— Совершенно верно.

— Поярковой или мериносовой, позвольте спросить?

— Пояр… по сезону, — уклончиво ответил Лэйд.

— Какой класс тонины? Не ниже шестидесятого, угадал?

— Да, — Лэйд вынужден был кашлянуть еще раз, — Конечно. Шестидесятый.

— Но валкость на уровне?

— О да, разумеется. Еще бы!

— А нормы ланостерина?

Лэйду захотелось двинуть этому типу в челюсть, пусть это даже стоило бы ему размозженных костяшек, а заодно и Крамби. Маскировка, которую он придумал, была столь удачна, что стала слезать с него в первые же минуты, точно плохо сшитая овечья шкура с пробравшегося на пастбище волка.

Нет, подумал Лэйд с мрачной усмешкой, не волка. С тигра. И вы, милые овечки, хлебающие дармовое шампанское, даже не представляете, сколько ваших бестолковых сородичей, съеденных хищниками, превратились в трещащие под моими лапами кости…

— Будьте милосердны, мистер Розенберг! — мисс ван Хольц шутливо хлопнула его по плечу, — Не приставайте к гостям со своими расспросами. Между прочим, скоро уже начнется ужин. У кого-нибудь есть часы? Уверена, скоро пробьет восемь.

Лэйд машинально вытянул из жилетного кармана часы — небольшой брегет в скромном серебряном корпусе без всяких украшений и монограмм. Щелкнул крышкой, слишком поздно сообразив, что этого делать не стоило.

— Мистер Лайвстоун! — мисс ван Хольц улыбнулась, покачав головой, — Ваши часы.

— Что?

— Они ведь стоят. И показывают полночь. Кажется, кто-то забыл их завести, а?

Дьявол.

Испытывая нечеловеческий стыд, Лэйд закрыл брегет, поместив его обратно в карман. Надо же было так опростоволоситься, да еще и в обществе…

— Да, — пробормотал он, — Видимо, забыл… Досадно.

К счастью, ему на выручку успел Крамби.

— Без четверти семь, — возвестил он, — В нашем распоряжении еще есть время до ужина. Только, ради Бога, попрошу вас не надоедать дядюшке деловыми вопросами! Он здесь не по делу, а частным порядком, можно сказать, на отдыхе. Едва ли ему хочется обсуждать детали, которые интересны нам. Наверняка он желал бы воспользоваться случаем и осмотреть Контору в спокойной обстановке. Давайте дадим ему эту возможность и не станем докучать нашей болтовней. Так, кажется, я вас со всеми познакомил и можно… Ах ты ж черт, а куда запропастился мистер Госсворт? Кто-то видел мистера Госсворта?

— Кажется, он в своих чертогах с обеда.

Крамби поморщился.

— Боже, что за тюфяк! Даже в такой день не может не пропасть!..

— Видно, не смог разделить наше общество, занятый важными делами, — молодой Синклер натянуто улыбнулся, — Знаете, мистер Госсворт первый в Новом Бангоре специалист по пыли. Я уверен, целыми днями он раскладывает ее по полочкам, каталогизирует и присваивает номера. А в минуты затишья наверняка созерцает свою коллекцию, точно собрание драгоценных камней!

Все искренне рассмеялись, после чего мисс ван Хольц, очаровательно улыбаясь, погрозила Синклеру затянутым в лиловую перчатку пальцем:

— Хватит злословить за чужими спинами, негодник, а то наш гость еще подумает невесть что! Мистер Госсворт, наш незаменимый отшельник, с недавних пор занимает должность начальника архивного отдела и деловодства. Ему приходится день-деньской возиться со старыми бумагами, а при такой работе немудрено сделаться анахоретом. Мы частенько шутим на счет него — про то, что общество старых фолиантов ему куда приятнее человеческого, но совершенно беззлобно. Это милый старик, очаровательно неуклюжий, но, как говорят французы, не лишенный некоторого charmes[14]…