– К чему тебе целая коробка? – спросил я.

– У меня блуждающий размер вагины. Его нужно ловить.

– Ха!

– Я ими торгую. Такое хобби.

– Любопытно.

– Лишь первые дни, затем игрушки вызывают лишь зевоту.

– А я не окажусь в этой коробке?

– Нет. Ты особенный, Август. Ты многое изменишь. Ты красивый.

Неужели она в упор не видела моих рубцов? В комнате не было так уж темно. Даже старуха – и та разглядела при тусклом свете.

– И чем еще ты приторговываешь?

– Журналами, открытками. Они на столе. Взгляни.

Я взглянул. На обложке одного из журналов в недвусмысленной, лишенной всякой тайны позе, была полногрудая блондинка с неохватными ягодицами и удивительно несообразительным лицом. Я ощутил отлив крови от мозгов вниз. Весь свой век провековал, не зная о наличии в себе столь конкретного фетиша.

– Возьми с собой, – сказала Агна, – бери, что угодно.

– И спорится торговля? – спросил я, сворачивая журнал в трубочку.

– Богомолки скупают все, даже самые непотребные вещицы. Некоторые, известное дело, отнекиваются, а на меня глядят с праведным презреньем и пускают слухи. А кто-то строит заговорщицкие ужимки при встрече.

– Ты взаправду считаешь меня красивым?

– Я считаю, что излишне балую тебя комплиментами, – сказала она.

Я и впрямь оказался неплох. Чего уж говорить, по местным средневековым меркам красоты мне сам черт был не брат. Единственным, что меня корежило, были мои зубы и шрамы от перенесенной хвори. Украсить улыбку и разгладить неровности – это требовало денег, но было вполне осуществимо. Искоренив эти недостатки, я мог подобраться к настоящей красоте еще ближе.

Агна заметила, как я застыл над коробкой. Но мысли мои занимали образы далекие от фаллических.

– И что теперь? – спросила она.

– Теперь доверься мне, – сказал я. – Мне нужно кое-что утрясти. Ты понимаешь. И тебе тоже.

Я вышел уже в руины. Прежнего как не бывало. Жертвы, жертвы – как без них? Час назад мне еще было куда вернуться. Тиран свергнут и уничтожен, в моих руках – начатки судьбы нового мира. Какая легкость. Ежели от поцелуя женщины у тебя мокнет белье, стало быть, она твоя. Ровно под себя сходил. Мимо с надменным видом прошел парнишка, и мне захотелось начистить ему рыльце. Все мое естество рвалось в бой с миром. Я хотел забрать у жизни лишь всё самое в ней дорогое и чудесное, и бросить к нашим ногам.

Дождь кромсал остатки снега. Я мокнул и даже не клял погоду. Добро пожаловать в мои руки, добро пожаловать в мои губы, Агна, добро пожаловать в мою… На одной из улиц под фонарем я прошел мимо человека. Как только мы поравнялись, он спрятал лицо в тени капюшона.

Тихонько я вставил в дверь ключ и медленно повернул его. Замок меня не выдал. Коврик мокрый. Должно быть, Фэй попала под тот же дождь. Я вошел в комнату и увидел ее спящей. На ручке шкафа висело выходное платье. Невыглаженное. Мне так и не хватило мужества признаться, что платья ей совсем не к телу. Попробуй сказать такое женщине, а затем сообщи о предательстве. Записка лежала скомканной на кровати. Фэй тоже лежала скомканная. Она лежала в пижаме. Были времена, когда она спала совсем голой, прижавшись ко мне. Я гладил ее утром и ночью, и выдумывал, что ничего более драгоценного в руках не держал. А тут – застиранная в бесцветность пижама. В постели любимых одежде не место, нет, решительно не место. Пожалуй, мужику дозволялось оставить нижнее белье. Без него яйца расплывались по всей кровати.

Я подошел к Фэй ближе. Подушка все еще не просохла. Я присел на край кровати и крепко сжал голову. Вот бы она умерла ночью. Но она проснется и узнает. Она должна узнать. Во всей этой авантюре меня мучило теперь исключительно её неведение. Да, она определенно должна узнать. Но не так – не зареванной в сон. Нет, сейчас не время. Следует найти способ наименее жестокосердный.

Я поцеловал её, но лишь из чистейшего сострадания – так божий услужник приникает губами к ногам прокаженного – пусть и на моих губах все еще теплилось дыхание Агны. Отчего-то меня влекло к писанине. Я захотел написать истое, рыцарское письмо от героя куртуазного фронта.

«Аллилуйя, Агна! Мое сердце снова бьется. До тебя оно было столь же живым, сколь твой товар. Но все не без жертв. Встреча с жертвой может казаться бессмысленной, пока не наступает час ее заколоть. Нам было предначертано сойтись. Представляется мне, в далеком святилище где-нибудь на краю мира стены расписаны пророчествами о нашей встрече».

Написав еще кучу всяких ночных пошлостей о своих чувственных терзаниях и порывах, я отложил письмо, и лишь тогда происходящее стукнуло меня точно обухом по голове. По жилам пробежался ток, и меня приковало к стулу.

Люди трясутся от предопределенности судьбы, равно как и от ее неопределенности. Я поприветствовал эту двойственность. Непознаваемым для меня образом все – ничтожное и грандиозное в равной степени – привело меня к Агне. Одна лишь мысль о том, что путь мог свернуть в другую сторону и я зазря дал бы крюку, отвращала меня. Случайные мысли, ссоры, чистка зубов, походы в прачечную, переезды и мысли о самоубийстве, кофейные диареи, болезни, любовь и её умирание – все происходило с математической точностью, всё подводило меня к этой самой секунде. Господь Бог приоткрыл для меня свои карты. Мне захотелось сплясать, отрубить чью-то голову и пустить её катиться вниз по ступенькам моего новообретенного храма, и забыться глубоким сном.

Так я и заснул, вновь очутившись на улице, у того самого фонаря, мимо которого проходил часами ранее. Тот же прохожий шел навстречу мне, понурив голову. Когда мы поравнялись, он поднял лицо, и меня вышвырнуло из сна. Тяжелыми усилиями мне удалось урвать у ускользающего из памяти кошмара его лицо. Оно было покрыто черной сыпью.

Я вышел на улицу потравиться дымом. Легкость не исчезла. Это всегда хороший знак. То, что душило во мне тягу к действиям, внезапно потеряло всякую власть. Я был всесилен. Табак истлевал быстро. Я курил, пока не подпекался кончик фильтра. Я заберу у жизни все, даже если чрезмерность отплатит мне горем. Никогда не бывал я таким живым, чтобы противиться одной лишь мысли недополучить причитавшегося. Я желал жизни с такой жадностью, будто мне вспомнилась доутробная тоска в небытии.

Метко забросив окурок в узкий бачок, я пошел к почтовому ящику. Ночной ливень почти уничтожил зиму, и в жизнь города врывались собачьи холода весны. Я беспокоился за тем, чтобы письмо мое не отсырело и не размазались чернила.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.