– Бей его, не стой! – завопил старик.

Длиннорукий тряхнул головой и шагнул ко мне. Быстрый прямой с носка – этот парень явно был бойцом, в отличие от его подельников – я уклонился, шагнул вперед и всадил все тот же апперкот, который не прошел ранее. Костяшками ощутил удар, кулак вломился в голову заключенного, словно полицейский в дом к педофилу. Челюсть длиннорукого смялась, мне в лицо брызнула кровь вперемешку с зубами. Раздался хрип, затем тяжелое тело грохнулось на пол.

Я поднял взгляд и увидел лишь косматого старика. Его морщинистое лицо дрожало, словно он был готов разрыдаться. Одной рукой старый придерживал штаны, а вторую сжимал в кулак, держа перед собой.

– Ебашь! – орали из других камер.

Я шагнул вперед с ударом ноги. Таким ударом можно было выбить дверь в царство мертвых, куда я намеревался бросить мерзкого любителя понаяривать. Удар снес старика с его кривых волосатых ног, и заключенный влетел спиной в стену.

– Я первый?! – переспросил я, подходя к дрочуну. – Нет, это я первый!

Ударил еще раз, сминая пяткой лицо старика. Хрустнули лицевые кости, несколько зубов вывалилось из раскуроченного рта. Полилась кровь. Старый кончился моментально, но меня это волновало не особо. Схватив мертвого крипера, я поднял его над головой и бросил в прутья решетки. Тело с грохотом врезалось в дверь клетки и шлепнулась на пол. Я подбежал, схватил старика за волосы и принялся бить о прутья, дабы пропихнуть его через них из камеры.

Я не слышал никого, и ничего не видел вокруг. Только камера и дохлый изувеченный старикан, чьи кости хрустели и ломались. Мало-помалу я пропихнул труп между прутьями, и вышвырнул из камеры. Тело заключенного напоминало сдувшуюся резиновую куклу. Голова смята, глаза вывалились, содержимое черепа растеклось повсюду. Несколько кусочков мозга даже прилипли к моим ногам.

Лишь глядя на изуродованный труп старика, я начал приходить в себя. Постепенно до моих ушей начали доноситься звуки из других камер. Заключенные смотрели и почти не разговаривали. Быть может, их поразила жестокость, с которой я убил старика, а может причина крылась в чем-то еще, но в тюрьме стало заметно тише.

Я услышал голос Мисана:

– Сволочь, тебе воздастся за все!

– Мисан! – крикнул я и прильнул к прутьям. – Эй, уроды, а ну пошли на хуй!

Звуки борьбы из камеры лекаря стихли. Я видел кровавую лужу, что вытекала оттуда, но не мог определить кому принадлежит кровь.

– Мисан, живой?! – спросил я.

– Живой, – тихо ответил целитель, после чего я услышал влажные шаги по кровавому полу и увидел макушку лекаря, высунувшуюся из камеры. – Они мертвы, Немес. Мы убили их.

– Молодцы, – говорю. – Где вурдалак.

– При смерти, – ответил целитель, – я не могу вылечить.

– Сам встанет, – я вздохнул, обернулся и заметил одного живого. Я вырубил его, но не добил.

– Ты куда? – спросил Мисан.

– Щас, обожди, – я направился к вырубленному криперу, чтобы раздавить его голову, как тухлый помидор.

Лязгнул засов, и открылась дверь в тюремный блок. Я передумал добивать крипера и подошел к решетке. Увидел двух солдат в латной броне. Воины шли к нашим камерам, моей и Мисана. Шли, словно знали, что там что-то произошло.

– Да уж, – стражники остановились напротив клетки целителя. – Ты только глянь!

Второй воин покачал головой.

– Не игроки, а зверье, блять.

– Вы все подстроили! – взорвался Мисан. – Это вы их привели!

– А ну ебало стяни! – стражник стукнул по прутьям кулаком в металлической перчатке и бросил напарнику. – Глянь, что там у второго.

Стражник подошел к моей камере и остановился рядом с окровавленным и помятым стариком.

– Да тут издалека все было видно, – сказал солдат. – Старый сдох, еще двое мертвы. Один при смерти.

– Они напали первые, – мой голос дрожал от злобы. – Вы и сами знаете.

Стражник почесал под носом и произнес как бы невзначай:

– Тебе адвокат, вроде, сказал сидеть тихо.

– Уебок! – прошипел я, глядя стражнику в лицо.

– Ладно, пошли, – сказал второй солдат, и оба стражника направились к выходу.

– Эй, уберите их! – крикнул им вслед Мисан.

– Сами исчезнут, – ответил стражник, не оборачиваясь.

Когда солдаты вышли, тюремное помещение погрузилось в полумрак. Стояла тишина. Я ощущал на себе взгляды заключенных, но криперы вели себя тихо. Больше никто не кричал, не плевался и не бросался всяким. Меня посетила мысль, что заключенные как бы сделали свое дело и отступили.

– Что теперь? – тихо спросил Мисан, опасаясь очередной вспышки обезьяньего поведения.

Я посмотрел на молчаливых криперов, наблюдавших за нами.

– Не знаю.

Я не мог сказать, сколько прошло времени с момента ухода стражи. Крипер, которого я оставил в живых, очухался, встал и осмотрел всю херню вокруг. Взгляд мужика упал на меня, но заключенный и не думал нападать.

– В угол сядь, сука, – говорю ему.

– Лады, – узник отошел в дальний угол и уселся там. Он не говорил ничего, но внимательно за мной следил.

Вурдалак тоже оклемался и вскочил. Я услышал, как он носится по камере, бросается на решетку, царапает когтями стены и пол. Мисан кое-как успокоил чудовище, и звуки прекратились.

– Пиздец, – прошептал я.

Мисан не ответил.

Вскоре начали исчезать трупы. Зрелище казалось мне отталкивающим. Тела мертвых криперов растворялись, впитываясь в пол. Процесс растворения тел сопровождался потерей формы, делавшей мертвецов еще более уродливыми и отвратительными.

– Он поедает их, – раздался тихий голос Мисана.

– Чего? – я попытался выглянуть и посмотреть в камеру друга.

– Он есть их, – чуть громче повторил целитель, и я расслышал чавканье.

– Хуй с ним, путь ест, – говорю.

– Потом переродятся в вурдалаков, – сказал заключенный, сидящий в моей камере. Я бросил на мужика предупреждающий взгляд, но тот и не думал покидать свой угол.

Когда вурдалак наелся, Мисан сообщил мне, что монстр полностью восстановил здоровье. Трупы исчезли совсем, не оставив после себя даже пятна. В тюремном помещении стало как раньше, словно не случилось никакой драки. Я все еще не понимал, сколько прошло времени.

Грохот открываемой двери заставил вздрогнуть. Вошли двое стражников и направились к моей камере. Остановившись, они приказали отойти, потом открыли дверь и велели мне выйти. Я подчинился, и на меня надели цепи, дающие штраф к атаке равный двойке. Если я задумаю напасть на кого-либо в кандалах, то получу минус три к броску кубика. Лучше даже не пытаться, в общем.

– Куда мы? – спросил я.

– В суд, – коротко бросил солдат.

Здание суда располагалось ближе к центру города. Шли мы, разумеется, пешком, и за нашей процессией наблюдали все кому не лень. Меня конвоировал отряд из четырех солдат. Без оружия, брони и в кандалах я был не опасен даже для одного бойца, но стражники оберегали не себя от меня, а меня от жителей города. Я понял это по недоброжелательным взглядам, которые бросались на меня из толпы.

Среди горожан я увидел Ифос. Девушка стояла с выражением ужаса на лице. Я хотел улыбнуться ей или кивнуть, но не сумел исполнить ничего из этого. Не вышло показаться молодцом, но я этого и не хотел. С каждым шагом по холодному камню мостовой на мои плечи наваливалась все большая тяжесть. На Ифос я больше не смотрел, потому что в этом не было смысла. Что я скажу ей? Серовласка не сумеет помочь мне, а я уже сделал достаточно, чтобы себя закопать. Так мне казалось.

«Не нужно было помогать королю», – думал я, но тут же отгонял нытье, потому что в нем не было смысла. Не стоит себя желать. Лучше попытаться собраться с мыслями и приготовиться.

Я услышал грохот и заметил, как что-то отлетает от шлема стражника, идущего рядом. Это оказался камень. Небольшой и черный, но тяжело прилетевший.

– Щиты! – скомандовал командир отряда, и солдаты подняли щиты, взяв меня в тесное кольцо.

Я пригнул голову и пытался следить за обстановкой. Со всех сторон в нас летели камни, бросаемые криперами из толпы. Камни бились в ростовые щиты стражников и отлетали как горох от стены. Вокруг меня стоял неистовый грохот, сквозь который пробивались оскорбления или просто непонятные вопли, которые пугали еще сильнее.