Он изнасилует меня, но я очищу свое тело от его грязи.

В конце концов, я выигрывала в этой игре. Его игра состояла в том, чтобы сломить меня. Он действительно ломал меня. Каждый день. Но потому что моя сила воли—моя воля защитить их была сильнее, чем его воля сломить меня. Из-за этого я все еще была жива.

Я буду жить. И я буду защищать. Я была рождена, чтобы защищать. Я была рождена для этого. И я умру только тогда, когда выполню свой долг.

Высушив тело, я надела другое черное платье—одежду, которую он сшил для меня на заказ. Чтобы спрятать моё тело от чужих глаз. В конце концов, я была только его.

Я посмотрела в зеркало и беззвучно рассмеялась. Как глупо. Как по-дурацки. Его собственные действия противоречили ему.

Он одел меня так, чтобы никто не мог меня видеть, и все же он взял меня перед своими друзьями. Приз, который он выиграл, чтобы отпраздновать свою победу.

Я расчесала волосы, наблюдая, как шелковистые пряди струятся за моей спиной после того, как я закончила. Следы, которые он оставил на мне, теперь были скрыты.

Мы снова стали идеальной парой. Идеальная жена. Идеальный муж. Идеальная жизнь.

Единственная проблема—зеркало показывало нашу реальность. У меня возникло внезапное желание разбить его на куски. Акт бунта, просто на мгновение мне захотелось показать свой гнев. Я хотела высвободить его. Я хотела увидеть разбросанные по полу осколки—точно так же, как разбросанные осколки моей жизни.

Вместо этого я сделала шаг в сторону. И еще один. Я продолжала двигаться назад, пока дверь не уперлась мне в спину.

Акт бунта означал еще большую боль. Не только для меня.

Поэтому я не давала волю своему гневу. Я сдерживала его, глубоко внутри себя, запирая его там, пряча. Бросив еще один взгляд, я вышла из ванной и снова направилась в спальню.

Мой взгляд скользнул по комнате, все было отполировано и идеально. Кроме кровати.

Сделав глубокий вдох, я исправила это и сделала её идеальной—как и все остальное.

Солнце светило в комнату, заливая ее теплом. Я жаждала ощутить его на своей коже, и все же я была здесь, пойманная в ловушку, и могла всего лишь смотреть.

Я выбросила эту мысль из головы, прежде чем взять в руки пряжу и спицы. Усевшись на стул лицом к окну, я принялась вязать.

Шаль для моей сестры.

Шкаф слева от меня был забит ими. Шали разных цветов. С разными узорами. И все ради моей сестры. И каждую ночь я мечтала подарить их ей—в знак моей любви. Показать ей свою любовь, не будучи в состоянии сказать словами.

Молча сказать ей, что она-мое сердце и как бы я хотела обнять ее в последний раз.

Каждый день я скучала по ней. Но каждый день я радовалась, что это я, а не она. Каждый день я посылала безмолвную молитву и благодарила Бога за то, что Валентин выбрал меня.

По крайней мере, моя младшая сестра могла жить нормальной жизнью. Счастливой жизнью.

Мой взгляд скользнул по комнате, где рядом с кроватью стояла тумбочка. Я улыбнулась, зная, что лежит в ящике.

Ее фотография. Ее прекрасная улыбка. Ее мерцающие глаза. Солнце светило ей в лицо, когда она смотрела в камеру.

Но потом эта улыбка исчезла, когда я вспомнила, как получила фотографию.

Еще один кошмар. Еще один день, проведенный с Дьяволом.

Каждый год он показывал мне фотографию моей семьи—чтобы я видела, что они счастливы и здоровы. Показывал, что моя жертва не была напрасной.

И каждый год у меня было только пять минут, чтобы посмотреть на эти фотографии, прежде чем они были вырваны из моих рук, чтобы я никогда больше не могла их увидеть.

У меня было всего пять минут, чтобы повидать свою семьей. У меня было всего пять минут, чтобы увидеть их улыбки.

Но несколько лет назад, взглянув на мою счастливую сестру, я не могла ее отпустить. Пяти минут было недостаточно.

Поэтому я умоляла. Я так умоляла. Так сильно. Я плакала, прижимаясь щеками к его ногам, умоляя. Мое сердце замерло, когда я надеялась на его милосердие.

Но каждый подарок означал, что у меня что-то отнимут. В ту ночь я добровольно подчинилась ему, чтобы он позволил мне оставить сестру. Я подчинилась, отдала ему свое тело и душу.

Он попросил меня пососать его член, и я сделала это. Он вошел в мой рот, его сперма стекала по моему телу, пока он наблюдал за мной с порочной похотью. Он пометил мое тело своей грязью, заклеймив меня как свою рабыню.

Он попросил меня раздвинуть ноги пошире, чтобы он мог трахнуть меня. Я распахнула их и приветствовала его в своем теле.

Он попросил меня пройтись перед его друзьями с его спермой, стекающей между моих ног; я сделала, как мне было приказано.

Он попросил меня встать на колени, когда он трахал мою задницу, и я встала на колени, как он и хотел. В то время как он трахал меня снова, заставляя меня кричать от боли, его друзья выстрелили своей спермой на мою кожу.

Их стоны и вздохи все еще звучали в моих ушах, как будто это было всего несколько минут назад. Их смех был навязчивым, точно таким же, как мои прерывистые крики были мелодичными для них.

В ту ночь я позволила мужу делать с моим телом все, что он хотел. Я позволила ему издеваться надо мной—я позволила ему владеть мной, добровольно.

В ту ночь я стала той, кем он хотел. Отвратительной шлюхой. Грязной рабыней. Питомцем, который делал то, что ему приказывали.

Но в конце концов все это того стоило. Потому что рано утром, когда он достаточно повеселился, он вышел из комнаты.

Не раньше, чем швырнул фотографию сестры рядом с моим изуродованным, сломленным телом.

Я вспомнила, как нежно держала её в руке, лаская ее лицо. Она была моя, я могла оставить её себе. Я боролась за нее и победила.

Ящик хранил мою сестру в безопасности, и я снова улыбнулась.

Я скучаю по тебе.

Я продолжала вязать, мечтая о том, что когда-нибудь, когда-нибудь я воссоединюсь с ней. С моей семьей.

Когда-нибудь я смогу подарить ей эти шали.

Однажды я больше не буду держать в руках фотографию, но буду держать ее в своих объятиях.

Глава 10

Виктор

Майла ткнула меня в щеку, сосредоточенно поджав губы. - Привет. - Привет, - ответил я, пытаясь сдержать смех. - Привет.

Я кивнул, когда она снова ткнула меня в щеку. - Привет.

- Привет.

- Прииивет, - она затянула, чуть не ударив меня по лицу от волнения.

Мы занимались этим уже около тридцати минут, а она все еще продолжала говорить Привет. Я ни хрена не жаловался. По крайней мере, она разговаривала со мной и не плакала.

После того, как я потратил почти два дня, пытаясь завоевать ее доверие, она, наконец, почувствовала себя достаточно комфортно, чтобы позволить мне держать ее, пока ее матери не было в той же комнате.

Миссия выполнена.

Теперь ее королевское высочество была на стороне дяди Виктора. Да, черт возьми!

Давай станцуем в наших головах грязные танцы, да?

- Она все еще играет с тобой в "Привет"?”

В комнату вошла Айла. Она улыбнулась, глядя прямо на дочь. При виде матери Майла подпрыгнула у меня на коленях.

Я схватил ее, когда она попыталась дотянуться до Айлы. - Осторожнее там, - пробормотал я. Ее крошечное тело на секунду прижалось к моей груди, я вдохнул сладкий детский аромат, прежде чем передать ее Айле.

Не раньше, чем уловил запах Айлы на Майле. Он смешивался с детским запахом, и я закрыл глаза, прижимая этот момент к груди.

- Я должна уложить ее в постель, - пробормотала Айла. - Ничего, если я ее заберу?

Я кивнул с натянутой улыбкой. - Ага. Она выглядит немного измученной. Не хотелось бы, чтобы Картошечка лишилась своего прекрасного сна.

Айла рассмеялась, покачивая Майлу на руках. Малышка уже зевала, прежде чем прижалась к груди матери.

- Ты когда-нибудь перестанешь так ее называть, Виктор? Представляю, как ей захочется вырвать тебе волосы, когда ей будет пятнадцать, а ты все еще будешь называть ее Картошечкой, - тихо сказала она.