– Роберт Маркович, – залепетал в нём голосок секретарши, – к Вам – посетитель: Мендинский, такой. Говорит, по личному вопросу, и, якобы, его визит согласован. Примите?

– Мендинский… Мендинский… – забормотал он про себя – Какой ещё… Ах, Мендинский! – воскликнул Друзь, досадливо морщась, – Пусть войдёт. И полчаса меня нет ни для кого. Ни для кого, понятно! – закричал он. Через пару секунд на пороге кабинета выросла фигура директора ЧОПа, почти заполнившая собой весь дверной проём.

– Опять на'гушаем Феде'гальный закон о ку'гении, до'гогой Г'обег'т Маг'кович, – слащавым голосом пропел Мендинский, устремляясь сразу на середину кабинета с разведёнными для объятий руками.

– Ну, давай, ещё ты поучи меня, законник, – Друзь, натянуто улыбнулся, и вышел из-за стола навстречу гостю. Приятели обнялись.

– Коньяк будешь? – сразу и без предисловий предложил Друзь.

Мендинский отрицательно покачал головой.

– А я буду, – сказал Друзь и налил себе треть бокала.

– Тебе ничего не показалось странным, пока ты шёл сюда? – спросил он, быстро осушив бокал и, тыча в рот очередную сигарету.

– Я сюда ехал, – ответил Мендинский.

– Ну, хотя бы и так. Тебе ничего не показалось необычным?

– Как не показалось. Ещё как показалось… Словно на выставку собак попал, – кг'угом эти тваг'и бегают. Одна – чуть мне под колёса не угодила. Что, вообще, пг'оисходит, Г'обег'т?

– Сам бы хотел знать. Они, словно, с цепей посрывались и наводнили весь город. Служба очистки, коммунальные хозяйства, спецавтохозяйство, – всё парализовано! Всё! Люди боятся идти на работу, родители детей в школу не пускают. Какая-то природная аномалия, да и только! Никто ничего толком объяснить не может. И всё это – в преддверии международной экологической конференции, – Друзь нервно рассмеялся, – Представляешь, – продолжал он, – в наш город через пару недель понаедет с десяток-другой мировых светил экологии: немцы, там, голландцы, ну и разные прочие шведы, а тут такое творится. А, вдруг, не дай бог, конечно, какая-нибудь шавка, благо, если не бешеная, укусит пару профессоров за задницу. Что, тогда, а?! Политический скандал? Ну, разумеется. Наши либералы сразу заподозрят провокацию, а то и диверсию, а в иностранных СМИ раструбят о новом, блин, зоологическом оружии русских. Оно мне надо? – И полковник снова потянулся к красивому, гранёному квадрату, который Мендинский уже мысленно окрестил «штофчиком».

– Будешь? – он выжидающе глянул на директора, занося «штофчик» над жерлом бокала. Мендинский вновь отрицательно мотнул головой.

– А я буду, – снова сказал Друзь и наполнил бокал до половины.

– Я к тебе, Г'обег'т Маг'кович, собственно, вот по какому делу… – начал было Мендинский, желая прервать затянувшееся виночерпие, но его сановитый собеседник упреждающе поднял вверх указательный палец. – Всё знаю, Сёма, всё знаю… Ты, ведь, ко мне тоже по «собачьему вопросу», не так ли? – Это прозвучало весьма комично и неожиданно. Мендинский, не сдержав смеха, сразу же поперхнулся табачным дымом, висевшим в кабинете плотным смогом, и, размахивая руками, словно пловец, преодолевающий бурное течение, знаками запросил воды.

– Воды нет, есть только коньяк, – по-дружески и безо всякой издёвки констатировал Друзь, довольный произведённым эффектом, и спешно пододвинул ему фужер, плеснув туда пару глотков замечательного французского зелья.

– Так вот, – сказал он после того, как Мендинский, поневоле продегустировав угощение, прокашлялся и отдышался, – Уж не знаю, назвать ли это твоим везеньем, – он выдержал многозначительную паузу, – или ещё как, но дело это попало в разряд резонансных, и взято на особый контроль областью. Так что, теперь, хочешь, – не хочешь, а ловить этого щегла, как, бишь, его…

– Ронин.

– Точно. Ловить его придётся в кратчайшие сроки. А, знаешь, почему? – Он вопросительно уставился на Мендинского и, не дождавшись ответа, продолжал. – Да потому, что директор нашего спецавтохозяйства Ковальский, то бишь, главный истребитель всякой безнадзорной твари в нашем городе, звонит начальнику ГУВД по сотовому, а дверь в его кабинете ногой открывает. Он его брат, понял! Вот и позвонил, сукин сын. Кстати, тебя ещё не допрашивали? Ты, ведь, у нас теперь тоже потерпевший, – Роберт Маркович, который уже заметно обмяк и подобрел от выпитого, был теперь не прочь поговорить. Его лицо, с характерными следами далеко не спортивного образа жизни, приобрело багровый оттенок, выгодно тонирующий его землисто – жёлтую, от непомерного курения, кожу.

– Мне, тут, доложили на оперативке, как проходила операция по задержанию, – начал он с некоторой ехидцей в голосе, – Ну, просто стыд и срам! Как же ты так оплошал, голубчик? Не смог со щенком справиться. Ты же мастер спорта целого Советского Союза по дзюдо! – добродушно рассмеялся Друзь.

– Где тепег'ь этот Советский Союз?..

– Где, где… хм… сам знаешь…

– Вот и мой масте'г, там же. А этот… он, оказывается, вовсе и не щенок. Двоих вег'зил под ог'ех г'азделал, и у меня башка до сих пог, звенит. Видать, он пег'чатки – то свои на гвоздь не повесил, как я своё дзюдоги, и с боксом до сих пог, на «ты», – Мендинский поморщился от неприятных ощущений и воспоминаний. – В следующий г'аз гг'уппе захвата надлежит пг'инять более жёсткие мег'ы пг'едостог'ожности. Надеюсь, ты понимаешь, о чём я?

– Понимаю. Только следующего раза не будет. – Полковник торжествующим взглядом стратега уставился на директора, и, желая придать дополнительную значимость моменту, смело плеснул из «штофчика» в бокал, до его верхней, позолоченной риски. Затем, молча, приготовив на закуску вожделенную сигаретку, разом осушил его содержимое. Мендинский изобразил на лице удивление, но спрашивать ничего не стал.

– Мы пробили его по всем базам, – между тем, продолжал главный полицейский города, и вот, какая получилась картина: этот Ронин, он действительно классный боец и стрелок, но у него не всё в порядке с мозгами из-за контузии. На контакт он не пойдёт и сдаваться не будет. Есть также сведения, что у него может быть при себе ствол. У меня в гарнизоне итак, знаешь ли, большой некомплект людей, чтобы рисковать ими из-за этого придурка.

– Ну, и?..

– Наши ребята из Собра, то бишь, новоявленные Росгвардейцы, завалят его при попытке вооружённого сопротивления, вот и всё. На месте при нём будет обнаружен ствол с отпечатками его пальцев, – полковник посмотрел на Мендинского пронзительным испытывающим взглядом. – Ты, хоть, понимаешь, что эти сведения носят более, чем конфиденциальный характер? – спросил он. Мендинский понимающе кивнул.

– Но ты ещё не знаешь главного, – загадочно произнёс Роберт Маркович, – Один из пострадавших по этому делу «санитаров», молодой пацан, вчера вечером умер в реанимации.

– Умер?! То есть как?! – чуть не сорвался с места Мендинский, – это, ведь, уже тяжкие телесные, повлекшие по неосторожности смерть, то есть до пятнадцати лет.

– Вот именно, – подтвердил Друзь, – Это нам и развязывает руки. Однако, я сегодня утром разговаривал по телефону с прокурором, на предмет возможной квалификации. Так вот, он говорит, что можно при желании и определённом старании вменить и убийство, если правильно разрулить умысел, характер и локализацию причинения телесных повреждений, а также специальные познания Ронина в единоборствах.

– А что по этому поводу думают в следственном комитете? – осторожно поинтересовался Мендинский, на что Друзь махнул рукой и самодовольно улыбнулся.

– Договорились же с прокурором, договоримся и с этими. Что, у нас, нужных рычагов нет в комитете, что ли? А, Сёма? Роберт Маркович вылил в бокал остатки содержимого из «штофчика» и, к явному неудовольствию Мендинского, опять закурил, не забыв, при этом, пустить в потолок несколько своих фирменных колец. – Понимаешь, – продолжал он, у меня на носу отчётный период, и комиссия из Москвы. Мне позарез нужны раскрытые особо тяжкие, и убийства в том числе, поэтому, да простит нас, грешных, господь Бог, – с этими словами Друзь неумело и неправильно перекрестился наоборот, то есть – слева направо, и многозначительно посмотрел на товарища – не мне тебе объяснять, как это делается. Пришлось маленько «схимичить».