— Да ебись оно конём! — Лидер бесстыдно открывался чужому напору, впервые в жизни освобождая разум от всего лишнего. — Я люблю тебя, Тошия.
…Будильник сработал на отметке 5:37. Каору вытянул руку, чтобы выключить монстра, но, не дотянувшись, промахнулся и рухнул на пол. Он вчера специально отодвинул эту дурацкую тумбу подальше от кровати, с прицелом на то, чтобы встать вовремя. Потирая ушибленный зад, гитарист в сердцах пнул мебель, но не рассчитал — тумба с грохотом перевернулась, а из будильника брутально заорала «Master Of Puppets».
По мере того, как мозг Каору просыпался, разочарование уступало дорогу гневу. Ниикура проклинал своё подсознание и неспособность контролировать чувства. Он ненавидел этот мир, где понятие правильности нарочито впаривалось ему обществом. Прессинг псевдопорядочности, культуры, морали… Кому они нахрен вообще сдались, когда дело касается любви! Да, сраной любви.
— С-сука! Блять! Едрить тя раком! — матерился Ниикура, схватив будильник. — За что мне всё это?! За что! — лидер давал выход злобе, яростно колотя гаджетом об пол.
Грёбаный сон, наполненный идеальной иллюзией, после которой с особой жестокостью зашвыривают обратно в реальность, где для тебя не запланировано ничего хорошего. Каору уставился на кучу микросхем и кусков разбитого пластика, и подумал, что он и сам сейчас напоминает мусор. И фиг знает, как собраться обратно. Грудь сдавило тяжёлым ощущением безнадёжности.
— Что случилось? — раздался испуганный, почти детский вопль с другого конца кровати. — Каору? Тебе плохо?
Ниикура резко выдохнул, внутренне подбираясь. С гротескно выпирающей через трусы эрекцией, мужчина поднялся, медленно поворачиваясь в сторону писклявого голоска. Прищурился, нахмурился, соображая, кто это вообще; потом подошёл, резко сдёргивая с девушки одеяло.
— А… — вспомнил он, потирая щетину на подбородке. — Доброе утро, милая, — произнёс гитарист ласково. Каору полностью вернул контроль над собой. — Как спалось? — И разглядывая юное тело, с торчащей, через прорези безразмерной майки, грудью, и чёрные волоски, лишённого нижнего белья, лобка, мужчина хмыкнул. — Выглядишь отлично.
— Псих! — возмутилась она. Судорожно сдвигая ноги, в попытке прикрыть срам ладошкой, девушка поняла, что её реакции никуда не годятся. Ниикура оказался быстрее. Он схватил подружку за щиколотки, дёрнув на себя, и резко развёл ей колени. Затем, скрупулёзно рассмотрев всё, что ему казалось там интересным, гитарист оставил девушку в покое. — Дебил!
— Прости, что напугал… да… сон это был… ужасный кошмар, — объяснился он, но вдруг, изменив своё решение, опять подмял её под себя. — Можно? — и не дожидаясь ответа, Каору подхватил подружку под бёдра, и, перевернув её на живот, пристроился сзади. — Пусти меня, пожалуйста, — шёпотом попросил он, избавляясь от трусов, — я буду вести себя хорошо.
Ниикура добился своего, заставляя девичье тело проснуться… И всё это время, лидер не переставая думал о Тошии. Он представлял его крепкий торс, и ощущения от прикосновений к мускулистой груди, не имеющей привычной амортизации. В своих мечтах Ниикура был готов и на большее. Насколько всё это может быть приятным? Наверное, крышесносно и одновременно…
Невыносимо…
Как же невыносимо, блять! Ниикура толкнулся в тело любовницы по самый пах, звонко ударив ладонью по её упругому заду. Чёрт, он обязан был как-то отвлечься! Фрикции набирали рваные обороты, становясь всё хаотичнее. Каору отключал мозги, сосредоточившись на ощущениях, но закрывая глаза, он видел перед собой лишь ухмыляющуюся рожу басиста. Вспоминал запах тела, смешанный с дезодорантом — Каору узнал бы его даже с закрытыми глазами. Сколько лет они провели бок о бок, переодеваясь в одной гримёрке? Казалось, что незримое присутствие Хары навсегда впаялось в его чувствительные рецепторы.
Ох, нехорошо! Разве для любви Ками-сама не придумал женщину? Вон как она сладенько сейчас стонет под ним, и это правильно. Так и должно быть. А мечтать о мужике противоестественно. Необходимо что-то придумать. Срочно разрешить проблему раз и навсегда. Избавиться от этих навязчивых чувств так, чтобы и позывов больше не возникало. Вырвать с корнем из сердца эту блядскую пассию, которая отымела почти всех в его группе. Твою ж мать! ТО-ШИ-Я-А…
— Выходи за меня, — кончая, прорычал мужчина на ухо девушке.
— Чего? — негромко пробормотала она, не сразу осознав то, что услышала.
— Говорю, выходи за меня, — повторил лидер, успокаивая своё сбившееся дыхание. А не поторопился ли он с этим «раз и навсегда»? Нет, отступать некуда. — Замуж.
За период, который они встречались, она почти успела приспособиться к непростому характеру Ниикуры. В Каору её многое устраивало. В житейском плане этот парень оказался непритязательным: не придирался ни к еде, ни к порядку в доме, а главное, её не трогал. Лидер не претендовал на внешние изыски и воспитание, но на всё имел собственное мнение. Гордился тем, что родом из низов, часто засыпал не снимая носков, а ещё пил, будто конь… Но это всё мелочи. Каору — рок-звезда! И человек ответственный: если скажет чего — непременно сделает.
— Да кто вообще захочет стать твоей женой с таким-то характером? — усмехнулась она, выбираясь из-под его разомлевшего после оргазма тела.
— Ты, — хрипло парировал гитарист, откатываясь на свободную часть постели. Он перевернулся на спину, и, уставившись в потолок, натянул на себя часть одеяла, прикрывая пах. Закурил. — Ты захочешь.
— Не кури в кровати, Каору.
Ниикура автоматически потушил сигарету, размышляя о том, что же он сейчас натворил.
— Я вполне способен обеспечить и тебя и наших будущих детей, — сообщил он, поворачиваясь к девушке лицом. Что-то внутри него в безнадёжности кричало, что это не выход, что стоит подумать и не принимать скоропалительных решений, вот только не в правилах лидера было забирать свои слова назад. — Это… соглашайся, пока я не передумал, пожалуйста, (блять).
Неясно, какой фактор повлиял сильнее: её желание выскочить замуж, или мания Каору остаться нормальным — но решение было принято. И девушка согласилась.
***
Мешковатая худи окутывала его тело, будто кокон будущей бабочки, а сам Ниикура затаился где-то внутри этой оболочки. Занавесив взгляд волосами, гитарист сосредоточился в личном пространстве, ограничивая доступ всем остальным. Его концентрации можно было позавидовать, и, глядя на то, как ступни в новых кедах выстукивают ритм, а пальцы интуитивно нащупывают соло, я сожалел, что не способен погрузиться в этот процесс вместе с ним. Не мог занырнуть на чёртову глубину чужих мыслей, чтобы вытащив их на «поверхность», заставить Каору говорить. С расстояния пары метров, его фигура казалась абстракцией, которую выделяли фактурно очерченные ноги в рваных джинсах. Пронзительный взгляд выдавал в нём человека, указывая на то, что связь с реальностью им пока ещё не утеряна.
Гитара говорила вместо Ниикуры. Свобода самовыражения — всё же лучше молчания. Но наша уже третья такая встреча напоминала репетицию похорон. Каору отгораживался инструментом, не реагируя ни на какие раздражители, особенно на те, которые касались вопросов о личном. Да, он нам сообщил, что женится, а после замкнулся в себе. Каору активно делал вид, что кроме работы ничем не интересуется, надев на лицо вопиющее выражение беспристрастности. Но, знаете, за годы общения случалось всякое, и когда человек не в порядке, я это вижу. Люди должны делиться тем, что с ними происходит, особенно те, которые нам близки.
Самая странная репетиция за всю историю Dir en Grey закончилась, не успев начаться. Хара выбрал способом общения провокации: игра в молчанку его достала. Он упрекнул лидера за рассеянность и неудачно пошутил насчёт его одежды; уж лучше бы молчал: Каору поднялся, водружая инструмент на стойку, и объявил о том, что на сегодня мы свободны.
— Као, ты чё?
Откинув со лба волосы, Ниикура даже не посмотрел на собеседника.
— Ничё… — ответил он. Ну, хотя бы сегодня лидер удостоил ответом кого-то из нас.
