— Но умолчал, что с кровью до этого не имел дела? — иронично выплюнул Шинья. И не услышав ответа, возмущённо взмахнул руками: — Конечно. Зачем об этом предупреждать? Превратить спину человека в фарш и запихнуть член в его зад гораздо более ценно.

— Терачи!

— Дилетант!

Хара потёр глаза, согласно кивая головой:

— Зато на этот раз я был в перчатках, — ухмыльнулся мужчина. — О провалах. Тоору умеет вгонять себя в состояние осознанного транса. Пришлось пару раз прерваться… Я был как рефери в спорте, устанавливая рамки погружения, — сказал Тошия, усмехнувшись сравнению. — Заставлял его дышать, чтоб не вырубался… ну, а дальше — по накатанному. Контроль не терял, но… — Тотчи, наконец, выдохнул, позволяя себе плюхнуться на диван, широко расставив ноги.

— Увлёкся, да? — Шинья выражался деликатно, хотя испытывал потребность назвать вещи своими именами.

— Мне кажется, столько крови я не видел даже в фильмах…

Терачи хмыкнул, забирая стакан из рук басиста.

— А я предупреждал, что кровь — для тебя рано. Да и не твоё оно.

Хара помотал головой:

— Да не в крови дело. Скорее, в Тоору.

— Что? Он оказался не таким бесчувственным, как ты думал? — задумчиво произнёс Шинья.

— Все мы не такие, пока дело не касается секса.

— Не будь циничным, Тотчи! Карма тебе аукнется за всех обиженных.

— Я не понял. Причём здесь Кё?

— Ты «Маленького принца» читал?

— Хочешь сказать, я несу ответственность за всех, кого приручил (трахнул)? Можешь быть уверенным, что Тоору не относится к категории этих прирученных. Но я обещаю, что больше не прикоснусь к нему, ради его же блага. Урок усвоен, сенсей.

Шинья с негодованием посмотрел на друга: Тошия в упор не замечал ни чувств вокалиста, ни жирных намёков на них. И ведь ничего не докажешь, если Хара сам не захочет принять этот факт.

Драммер сходил на кухню и принёс тарелку, с лежащими на ней апельсинами. Выдвинул на середину комнаты стол с длинными ножками, куда и поставил блюдо. Фрукты были крупными с ярко-жёлтой окраской, их аппетитные красноватые бока так и манили скорей добраться до кисло-сладкой мякоти. Рядом драммер положил медицинский скальпель. А ещё опасную бритву.

— Давай, — сказал Терачи, указывая на стол. — Выбирай инструмент и покажи, что можешь.

Хара хмыкнул, отрывая зад от дивана, и взял бритву. Он виртуозно покрутил её в руке и на одном из апельсинов сделал пять надрезов. Все они были разной длины и формы, но находились на одинаковом расстоянии друг от друга. А с другой стороны фрукта басист аккуратно и быстро вырезал имя Шиньи.

— Я польщён, Тошия, — проскрипел тот. — Но, ты делаешь много лишних движений. Смысл не в самолюбовании, а в расчёте. Ты работаешь с человеком, который доверился тебе настолько, что позволяет проникнуть внутрь себя. Буквально. Поэтому, бритву я бы использовал в исключительных случаях, и не с целью поранить. — Терачи окинул взглядом удивлённого согруппника. — Смотри, — драммер указал на порезанный фрукт, поведя длинным пальцем по повреждённой кожуре. — Силу нажатия не контролируешь. Глубина порезов разная. Всё бы ничего, но здесь, — Терачи выдавил пальцами капельку выступившего из апельсина сока, и медленно слизал его, — ты явно перестарался. Это шрам, который останется у боттома навсегда. Я б такому «мастеру» не доверился. Бедный Кё!

— Это хреново.

— Совет номер один: используй скальпель, малыш, он эстетичнее и проще. Да, я это знаю, поскольку работаю с кровью уже года два… Что! — воскликнул драммер, когда Тошия неожиданно сжал его руку.

— Покажи как…

Терачи прищурился, освобождая ладонь, чтобы потом, взяв в руки скальпель, сделать несколько молниеносных движений кистью, после которых он без напряга снял с апельсина кожуру, демонстрируя Тошии неповреждённую плоть фрукта.

— Ещё?

— Теперь на мне… — у Тошии неожиданно сбилось дыхание. — На мне, сенсей.

Не выдерживая специфического взгляда драммера, Хара начал изучать рисунок ковра под ногами. Неизвестно, удовлетворился ли этим Терачи, но в просьбе приятеля отказывать не было смысла — проще научить, нежели объяснять, почему последнему это не нужно.

— Ладно, — смягчился он. — Но прежде чем я это сделаю, поклянись, что без должной подготовки ты никогда не станешь рисковать здоровьем боттома и играть на его чувствах. Никогда, Тотчи!

— Клянусь.

— Пора включить кондиционер, — Шинья оглянулся по сторонам в поисках пульта. — Жарко тут. Съешь апельсинчик, малыш… И пока я готовлюсь, подумай, насколько далеко я должен зайти…

— Удиви меня, — раздался глухой ответ.

…Ощущение зноя раздражало возбуждённые рецепторы. Стойкий аромат цитрусов застыл в воздухе, смешиваясь с запахами разгорячённого тела. Плоть саднило, но Хара жаждал удовлетворения, изнывая под руками умелого мастера.

— Не на эрекции сейчас концентрируйся, а на моих действиях, — шепнул Шинья, и Тотчи вздрогнул от неожиданного прикосновения языка, подхватившего капельку крови с только что сделанного надреза. — Это полезный опыт на будущее. Воспринимай его в таком ключе… Мы с тобой движемся по софту, — сказал драммер и засмеялся. — Всего лишь маленькие царапины… а какая отдача, малыш!

— Тебя вообще заводит что-нибудь во мне?

— Твои спонтанные оргазмы.

Басист обещал слушать и учиться, но сейчас напряжение в паху занимало все его мысли. Неприкосновенность Терачи возбуждала. Шинья никогда не соглашался на секс с проникновением, поэтому приходилось терпеть…

В отличие от Хары, драммер мог мыслить о нескольких вещах одновременно, и его не прельщала перспектива отбиваться. Изящная рука подняла апельсин, выдавливая сок на восставшую плоть; один напряжённый взгляд перехватил другой, и, в качестве редкого исключения, Терачи сам прикоснулся к члену любовника, размазывая по нему импровизированную смазку. Хара замер, не доверяя происходящему:

— Ты меняешь правила, сенсей?

— Назовём это апельсиновым софтом…

Тошия не возражал, принимая сложный, но взаимовыгодный компромисс, когда разрешая Шинье исследовать себя изнутри, как тому хочется, чем хочется и сколько хочется, басист получил в награду не только глубокий минет, но и позволение кончить в чужой рот… Была ещё дрожь ожидания, приправленная болью исступлённых вскриков, а потом мягкие апельсиновые поцелуи, и с теплотой наклеенный на задницу пластырь…

***

========== Часть третья: Каору ==========

Рабочие моменты тревожили Ниикуру даже во сне, перевоплощаясь во что-то чувственно-беспокойное. Лидеру снился Хара, и, честно сказать, сны эти не радовали, поскольку не только стали повторяться, но и приобретали вполне конкретную эротическую направленность. Нужно ли говорить, что Каору пребывал в некотором душевном смятении?

…Вот и сейчас снилось ему, что приехал он к Тошии домой. Только лидер никак не мог вспомнить ни зачем приехал, ни то, о чём собирался сказать. По работе, наверное. А Хара смотрел на него чёрными глазищами так откровенно выжидающе, что лидер смутился. И хотелось же что-то ответить, но не мог он. Не получалось выдавить из себя ни словечка.

А Хара со сладкой улыбкой вдруг придвинулся близко-близко и начал выводить языком на шее лидера замысловатые рисунки, и у Каору не осталось сил сопротивляться. Бит нарастающего волнения вылетал за рамки нормальности. Где-то в подсознании оно отдавалось барабанами Шиньи, и басово-синкопированный ритм генерировал нереальную по силе жажду к соитию. Такую страсть невыносимо сдерживать, необходимо дать ей выход, иначе она может прикончить. И Каору вдруг почувствовал, как земля под ногами теряет устойчивость. «До чего низко я пал» — подумал мужчина, вцепившись в плечи басиста. А Хара внезапно поставил подножку, и они оба полетели на жёсткий пол. К удивлению, ламинат под лопатками плавно спружинил, как если бы они упали на матрас огромной кровати. И инстинктивно вскидывая бёдра, Ниикура скрестил ноги на чужой заднице. Это казалось настолько естественным, будто они с Тотчи занимались сексом уже сотни раз. Исстрадавшийся организм упивался любовью. Мужчина летел навстречу оргазму, и лёгкость наполняла его, как живительная влага иссохший сосуд. Больше не надо прятаться и скрываться друг от друга. И не было сейчас большей радости, чем жить этим моментом, не оглядываясь назад. И Ниикура изо всех сил старался не оглядываться.