— Допустим, я поверил, — через ткань футболки Хара оглаживал крепкую грудь, и, приподняв майку гитариста за подол, скользнул ладонью, напрямую касаясь разгорячённого тела. Расстегнул тяжёлую пряжку на джинсах, и, ощущая, как сбивается дыхание согруппника, подумал о том, что столько раз видел Андо раздетым, а ласкает его вот так впервые. — Терпеть не могу ходить в должниках, — говорил Тотчи, расстёгивая молнию на чужих штанах. — А тебе я должен. За треники, воздержание, за твоё ангельское терпение… поэтому, услышь меня, — и Хара вдруг отстранился, пронзительно глядя на приятеля. — Я не хочу, чтоб ты считал, будто я воспользовался ситуацией. И даже если ты солгал, мне бы не хотелось задевать твои чувства.

— Зачем ты это говоришь? — прохрипел гитарист, импульсивно хватая Тотчи за рубашку.

— Потому что ты привык быть со мной. Только секс не сделает нас ближе, и ты об этом знаешь. Расставаться, это нормально, Дай, и сей факт не должен расстраивать. Стоит забить и двигаться дальше, не оглядываясь, — шепнул Хара, и его прямота резала без ножа. Басист говорил как есть, без прикрас, а Андо снова терялся в эмоциях. — Секс не должен никому из нас мешать, а общаться дальше или нет, зависит не только от меня. Я ведь не чудовище!

— Просто верни, что должен!

— Я тоже хочу тебя, Масару. Поэтому, как пожелаешь.

…Тошии нравились длинные ноги с тонкими щиколотками, выпирающие ключицы, плоский живот и полностью избавленная от растительности промежность. Нравилось ощущать пальцами влажный от естественного секрета член, который он мягко сжимал в кулаке, позволяя нагло толкаться в свою ладонь. Ненасытный, чувственный, и, одновременно, непокорный — Андо был неотразим в своей страсти. И каждую его попытку доминировать, басисту приходилось подавлять. Нельзя сказать, что это не заводило, и не то чтобы Хара опасался потерять реноме, просто существовала куча «но». А Дайске не давал времени на обдумывание, навязывая новоиспечённому любовнику абсолютно непривычную для него роль.

Поцелуй становился глубоким и вязким. Они не разрывали его, пока одежда летела в стороны, как мешающий аксессуар. Андо упивался ощущением уже знакомых губ — ожидание стоило того, ведь Хара научился делать это до умопомрачения чувственно. Но прогибаясь под натиском сильного тела, Дай испытывал кучу противоречивых эмоций. Он и правда, хотел большего.

— Как власть делить будем?

— Уступаю тебе первенство, — Хара медленно перевернулся, меняясь с Андо местами: лучше дать то, чего он хочет. Слишком много несчастных крутилось вокруг Тошии, какой смысл добавлять к ним ещё одного?

Дай кивнул, соглашаясь; молча раскатал по члену презерватив, и обильно снабдив его лубрикантом, резко опрокинул любовника спиной на кровать. Тело под ним рефлекторно вздрогнуло, когда, протиснувшись между бёдер, гитарист вжался в него пахом. Он, конечно, догадывался о том, что Хара не очень-то рад оказаться снизу, если вообще, когда-либо там бывал. Неважно. Более ценно, что он не сопротивлялся. Но тянуть и нежничать сейчас тоже не стоило. Рука уверенно смяла ягодицу, заставляя почувствовать стекающий по промежности гель. И беспардонно забросив ноги мужчины себе на талию, Андо подался вперёд.

— Всё нормально? — всё же спросил он, одновременно перехватив руку басиста, внезапно вцепившуюся в его кадык. И толкнулся, с трудом протискиваясь в неразработанное нутро. В предвкушении ада Хара закрыл глаза. — Ты бы расслабился, нэ? — хрипло сказал Андо, поощрительно целуя любовника в уголок губ. — Ведь обещал, что больно не сделаешь…

Тошимаса рассмеялся нелепой шутке, отвлекаясь на манёвр.

Рывок в его тело заставил кричать, а Дай застонал. Пришлось разгоняться медленно, взяв за основу эквивалент скорости улитки, чтобы научиться заново скользить, пробивая себе путь буквально по сантиметру, и только потом кататься до упора, познав порог боли и угол секрета…

Гитаристу не хотелось об этом думать, но льстило, что он является одним из первых, кому Тошия вообще позволил запихнуть в себя член. К счастью, Андо ничего не спрашивал, а Хара имел широкие взгляды на занятие сексом, чтобы не скупиться на необходимое сейчас молчание. Его выдавали лишь стоны, сопряжённые рваным ритмом вдохов и выдохов, но с каждым толчком отдаваться становилось всё проще. И тело даже отзывалось на фрикции, ощущая новый спектр неизведанного удовольствия.

Дай чувствовал благодарность. Он прервался, чтобы отсосать любовнику с таким рвением, что тот не продержался и минуты, кончив гитаристу прямо в лицо. По-блядски прекрасный, весь влажный от пота, с разметавшимися волосами, Тошимаса оказался до неприличия требовательным. И наблюдая раскрытое после оргазма, сокращающееся нутро, Андо с экстатическим восторгом пялился, не в силах оторвать себя от чужой задницы, а потом вновь ворвался в растраханное им тело. И зацеловывая искусанный в похоти рот, он шептал басисту на ухо, что влюблён. Влюблён, словно мартовский кот, и готов послать всё к чёрту, если они смогут хотя бы иногда так же охрененно трахаться! И Тошия, тронутый этим признанием неожиданно для себя согласился.

А потом стало всё равно, что после выкуренной сигаретки Хара по праву вернул себе «власть», отодрав Дайске, словно дешёвую блядь, а чуть позднее повторил это снова. Андо любил Тотчи не за это.

Он просто любил.

***

— Слушай, не хочешь потусить со мной в субботу? — бодро вопрошал голос из трубки. — На Роппонги знакомые бар открыли…

— Неплохо бы. Всю неделю пахали как проклятые, — ответили на том конце. — Если что, ночевать можно ко мне. Главное, чтоб Каору запись не поставил. Ты как, не против?

— Класс! Чего-нибудь надо? Ну, купить там…

— Смазка закончилась…

А за окном лениво улыбнулось солнце, раздвигая лучами подушку из облаков.

FIN