Отлично, лидер-сан. Тотчи, наконец, сподобился поднять на меня глаза.
— Извини, Дай, — растянув рот в улыбке, он возвратил гитару на стойку.
— Да ничего. Неплохо было бы спросить у меня сначала…
— А ты бы позволил её взять? — насмешливый взгляд басиста говорил сам за себя. И продолжая чему-то улыбаться, Хара вышел в коридор.
— Не разрешил бы.
Вообще я собрался зачехлить инструмент и отключить «примочку», да и вообще почистить рабочее место, но почему-то стоял и пялился на чужой зад через открытую дверь помещения. В воздухе точно присутствовала какая-то химия, потому что на красивую задницу Хары смотрели сейчас мы все. Даже Терачи.
За три года басист неплохо так раскачался — раздался в плечах, и футболки уже плотно обтягивали грудь, вынуждая выбирать размерчик посвободнее. С момента, когда мы только начинали, прошло уже лет восемь, и Тотчи очень изменился. Неуклюжесть на сцене уступила место отработанным жестам. Длинные волосы ему шли, но их цвет мне не нравился. Тошию зачем-то осветлили, но это так, — мелочи. Его фигура приобретала завидную мужскую стать, и я невольно обращал внимание на такую трансформацию. И как выяснилось, не только я.
— Что у него с настроением? — вдруг спросил Каору. Он повернулся к нам сразу же, как только Хара покинул репетиционную. А я занялся своей гитарой. Запихнул её в чехол, выкрутил все штекеры.
— Не знаю, Као, — пришлось ответить, потому что все остальные промолчали. И я знал причину, но не сказал, поскольку не моё это дело. Удивительно, насколько же слепы бывают люди! Люди, которые друг другу нравятся, которые друг другу небезразличны, но зачем-то делают вид, что это не так. Мои два согруппника абсолютно разучились общаться — если они не подстёбывают друг друга, то обязательно ссорятся. Странно, что когда дело касается чувств, даже самые неглупые и проницательные люди начинают тупить. — Спроси его сам.
А ещё так и подмывало высказаться, чтобы Ниикура поделикатнее обходился с другими, и не орал там, где не надо. Ведь не все в нашей группе обладают иммунитетом к его подавляющей ауре. Лидер угрюмо хмыкнул. Думаю, он и сам догадывался о том, что не подарочек.
Мы все что-то чувствуем, но не всегда готовы сказать об этом. И Каору тоже никогда не признается: он у нас, знаете ли, вроде как, стопроцентный натурал… Но когда лидер смотрит на Тошию, то я в этом уже не уверен.
***
По лицу Каору пробежала тень, когда Кё внезапно бросился догонять басиста. И это была не просто тень недовольства — в глазах лидера полыхал огонь ревности! Но после того как Шинья, отложив в сторону палочки, буркнул себе под нос что-то вроде: «Ох, малыш!», я вдруг понял, что в нашей маленькой вселенной что-то пошло не так. Мир сузился до пятерых человек. Хара становился его центром, притягивая и сталкивая меж собой близ вращающиеся планетки. Каору бесился из-за Кё, а Терачи знал то, чего не знаю я, ну, а на мне, в данном случае, притяжение сработало в другую сторону.
Я пошёл следом за Ниимурой. Зачем? За тем, что до сего момента Тоору у нас признавал лишь беговую дорожку спортзала и никогда не бегал за кем-то.
Отслеживая тёмные глазки камер, подвешенных к потолку, я удивился, что насчитал целых три на прямом отрезке длинного коридора. Многовато. Зато возле лифтов было слепое пятно, так что, куда идти, я знал. И раз Тотчи собрался домой, или куда там он отправился, пешком спускаться басист точно бы не стал. А я нисколько не заморачивался тем, что влезал не в своё дело.
Лица Тошии видно не было, но зато я мог наблюдать его напряжённую спину. Тоору, видимо, ляпнул что-то в своём стиле, неприемлемое для басиста, поскольку Хара одной рукой вдруг грубо схватил его за шею, и тогда Кё, несмотря на сопротивление, прильнул к мужчине, поднимая на него полный противоречий взгляд. Ладонь басиста медленно ослабляла хватку, не сразу выпуская чужое горло. Тошия не позволял себе потерять контроль, а на лице Ниимуры появилось новое выражение. Да, оно напоминало смирение. Создавалось ощущение, будто Кё просто меняет маски; сняв одну, и надевая новую, он находился в нужной эмоции, при этом оставаясь безучастным. Но то, насколько близко они с Тотчи стояли друг к другу, говорило о том, что маски не лгут. Я не верил глазам — Кё! Надо же! Высокомерный Кё, плюющийся ядом злой иронии, цепляющий согруппника за внешность, косячные зубы и отсутствие интеллекта, сам стал заложником собственного лицемерия. В этом было нечто завораживающее.
Они снова перекинулись парой слов, а я не мог оторваться от движения властной руки, опустившейся на крестец певца. Она непринуждённо заскользила по вертикальному шву джинсов, и я смутился, наблюдая этот неловкий для себя момент. Потому что не просто увидел — почувствовал, как Ниимура сомлел от этих прикосновений. А пальцы Тотчи вдруг впились в… туда, в общем… От неожиданности я аж подпрыгнул на месте. Наверное, это больно!
На лице Кё расцветала улыбка сумасшедшего, а Хара даже не шелохнулся. Дальнейшее меня удивило. Тошия резко убрал руки, избегая любых контактов с вокалистом. В отличие от Кё, продолжение, по всей вероятности, его уже мало заботило. Снисходительно запустив пятерню в густую и выбеленную краской шевелюру певца, Тошия потрепал его по волосам. Как собаку. И только сейчас, когда между ними появилась реальная дистанция, Хара, как мне показалось, задышал свободнее и расправил плечи. И что у них за отношения такие?
Знаете, Хара оказался вовсе не таким, каким я его знал и мог представить: неласковый от слова совсем, но и грубыми его действия я бы не назвал. Он скорее следовал какому-то своему кодексу, и, определив конкретные границы, ставил певца на место. Но судить об увиденном я пока не спешил, тем более не мог назвать их парой, или ещё хуже — любовниками. Хуже?
«Никогда не унижай себя, Кё» — донеслось до меня эхом.
Тоору выглядел так, будто его ударило током. Нет, убило выстрелом в мозг. На его лице отразилось недоумение, уступившее место отчаянию, он ничего не ответил, делая шаг в слепое пятно камеры. А басист вышел на свет, и невесело ухмыляясь, посмотрел в мою сторону и даже махнул рукой. Чёрт! Стрёмно, что он меня заметил, да и вообще, стрёмно, что я всё это увидел.
***
Flashback
Реальность — не воображение. В ней больно почти всё. Даже возбуждение, его причина и оргазм — это тоже больно. Кё иногда задумывался о том, что было бы, если б он забыл о музыке и продолжил семейные традиции, остался в Киото, пёк булки, лепил горшки? И закончил бы дни свои в психушке, либо вскрылся от однообразия. Воображение создавало отличный фундамент для его не особо уравновешенной психики. Поэтому, лучше уж больно, чем никогда.
— Привет, — шепнул он в трубку телефона.
— Вы позвонили басисту Dir en Grey, — ответили непринуждённо. — Номером не ошибся?
Ниимура боролся с желанием съязвить, но передумал. Он ощущал себя слишком хреново, чтобы упиваться страданиями в одиночестве. В конце концов, хуже он сделает этим только себе.
— Если я попрошу, ты приедешь? — тяжело вздохнул солист, абсолютно не надеясь на согласие.
— Можно спросить, зачем?
— Полочка отвалилась, прибить некому.
— Не выпендривайся, Тоору. Говори как есть.
— Мне плохо.
— Что с тобой? Ты заболел?
— Физически — нет, — пауза. Внутри себя певец уже сдался, готовясь положить трубку. — Так ты приедешь? — спросил с нетерпением.
— Уверен, что для этого тебе нужен я?
— Да.
— Хорошо. Жди.
***
«Что за бардак?» — подумал Хара. Квартирка Ниимуры казалась заваленной вещами. Что поразило, так это два африканских бонга возле входной двери. Бонги стояли друг на друге, и были размером с Тошию. А ещё кругом валялись какие-то инструменты быта, типа отвёрток, наборы стикеров, карандаши, какие-то наброски, коробка с бижутерией, диски с порно, и куча томов манги жанра «хоррор», раскиданных по всему дому. При ближнем рассмотрении, хаос оказался вполне упорядоченным. Все предметы были аккуратно разбросаны (лежали) исключительно на левой стороне помещения. Справа стояла большая кровать с идеально натянутым на неё серым покрывалом.
