— Только поэтому?

— Что за вопрос? — в тоне Каору появились ледяные нотки, а это значило, что он на взводе. Ниикура всегда бесился, когда лезли ему под кожу. — Потому что я люблю его, — прозвучало слащаво, — не сплю ночами, надрачивая на его фотку… Блять, Терачи, конечно нет! Достали со своей содомией, чёрт! Что за намёки?!

— Ладно-ладно! Не горячись, — ответил драммер.

А я подумал, что Каору сейчас невольно озвучил правду, которую не в состоянии принять… А фотка Тошии у него точно была, я сам видел.

— Ещё огромная просьба! Кё не впутывайте в своё дерьмо — он и так не в себе! Надеюсь, к Тошии у него не серьёзно… Я прошу тебя, Шинья! Вы можете заниматься чем угодно и как угодно, только сюда это не проецируйте без надобности, пожалуйста. Блять.

А дальше Ниикура снова меня поразил, ибо этого я, ну, совсем не ожидал:

— Дай, тебе знакомо выражение: «Любопытство сгубило кошку?» Хорош уши греть за дверью. Зайди!

Стрёмно! Я ведь не собирался подслушивать, но…

— Я рюкзак забыл, — пробормотал я, заходя в помещение. — А ты снова разорался на весь коридор!

***

Видимо, Тошимаса мог что-то, чего не дано другим, и сам об этом не догадывался. Иначе, откуда взялось такое количество увлечённых им людей? И я не имею в виду аудиторию фанатов нашего творчества. Я говорю о конкретных людях, с кем у Тошии был секс. И они — мои согруппники.

Тоору превращался в «зеркало». Стоило Тошии лишь взглянуть в его сторону — вокалист отображал чужое настроение. Надо отдать должное: Тотчи вёл себя с ним очень ровно, не позволяя тёмной сущности певца нарушить свой хлипкий баланс. С Каору выходило иначе: между Харой и им присутствовало нечто вроде взрывоопасной телепатии — это факт; лидер чувствовал басиста на расстоянии. Но стоило Тошии нарушить границы притяжения, как Каору начинал активно сопротивляться, и басист тут же врубал «тупого осла». Я объясню, как это работает. Хара, изображая идиота, начинал трогательно хлопать глазками, и в такие моменты у Ниикуры просто опускались руки. А вообще, оттолкнуть и поссориться — удобнее, чем выяснить отношения. Нет, не так — это менее болезненно, чем признать, что ты без ума от согруппника, который, увы, не женщина.

Только, несмотря на проницательность, все трое были слепы: Кё мечтал о взаимности, которой не могло быть в принципе. Ниикура сосредоточил внимание на блядстве басиста, и не желал понять, что это всего лишь грёбаная сублимация… Хара вообще не считал секс с Кё чем-то значимым для последнего, и, продолжал искать альтернативу, не замечая чувств ни того, ни другого.

Я не знал, о чём Хара думает. Честно. Его мотивы казались мутными, как тёмные воды. Я не понимал, почему все так зациклились на одном человеке: в моём представлении Тотчи не был ни суперменом, ни мачо, ни кем-то выдающимся: в нём нет ничего знойного (ну, кроме задницы); и, если как следует разобраться, в жизненном кредо басиста основным являлся постулат о тленности мира. Как подобное знание может вызывать желание пойти с ним в койку? Хотя, нет, это с сексом, наверное, не связано. Это, видимо, я чего-то не догоняю.

…В общем, Хара переваривал ситуацию недели две. Хмурился и молчал, всем своим видом выражая презрение к драммеру, пока Шинья сам не проявил инициативу, позвав приятеля поговорить. И басист почти дал волю гневу, пока не услышал упреждающее:

— Замолчи!

Странно, что раздумывая об отношениях внутри группы, я упустил из внимания драммера. Да, был ещё Шинья, и Хара с ним явно не в шахматы ночами рубился. Я не успел закончить мысль, ибо со словами: «Пойдём-ка со мной, малыш», невозмутимо взирая на озверевшего басиста, Терачи заставил его уйти вместе с ним. Что за удивительный альянс, чёрт возьми!

***

Коллаборация Шиньи с Тошией, если можно так назвать то, что между ними происходило, вызывала в Дайске такой интерес, что гитарист лишился сна. Он старался вести себя как обычно, но замечал, что всё чаще начинает пялиться на Хару. Да, Андо следил за Тошией, пока они репетировали, находились на сцене, выползали выпить. Наблюдал за его мимикой, жестами, ловил улыбки, которыми басист обменивался со стаффом или другими участниками группы, смотрел, как тот общается с Терачи. На первый взгляд их с драммером не связывало ничего, кроме дружеских симпатий, тем не менее, Дайске ощущал флёр неоднозначности. При всей своей внешней отстранённости Терачи всегда слишком близко находился к Тошии, и эта короткая дистанция… Шинья позволял себе прикасаться к нему, и здесь тоже не было ничего особенного, не считая того, что Хара не очень поощрял, когда его трогали. В чём вообще секрет?

— Какой секрет, Дай? — вдруг раздался над ухом скрипучий голос. Вероятно, гитарист так задумался, что произнёс это вслух.

Они были на выезде для одной промо акции. Ничего выдающегося, просто утомительная рутина, после которой у Андо возникло жгучее желание уединиться в баре. И устроившись за стойкой, он и не предполагал, что окажется здесь не один.

— Привет. А Хара что, с тобой не пришёл?

— Неа, — коротко отозвался драммер, наклонив голову, и чёлка закрыла ему один глаз. Он заправил её за ухо своими длинными пальцами и устало улыбнулся. — Ты, наверное, хотел побыть один? Я тогда за стол пойду.

— Не уходи. Одному, ну, сам знаешь. Не очень… — скороговоркой выдал Дай, а Шин понимающе покачал головой. — Садись, я возьму тебе пива, или, что ты будешь?

Терачи хмыкнул, взгромождаясь на высокий барный стул, дав гитаристу повод рассмотреть свою тощую фигуру. Хорошо, что Шин явился без компаньона — у Андо появилась возможность, наконец, удовлетворить свой интерес. Ну, если драммер вообще захочет поддержать эту тему.

— Что не так?

— В смысле?

— Так смотрят на потенциальных соперников, выискивая их слабые стороны. Но мне ведь нечего с тобой делить? — усмехнулся Шинья.

Пока бармен готовил для драммера какой-то заковыристый коктейль, Дайске обдумывал слова Терачи о потенциальном сопернике… Как-то не мыслил он пока этом ключе, а может, подсознание сыграло с ним злую шутку, и он вдруг понял лишь сейчас… Делить? Что делить? Вернее, кого… Чёрт. Да нет, ерунда какая-то.

— В чём секрет успеха Тотчи? Почему все к нему так тянутся?

— Вот как… Ты услышал что-то за дверью, и теперь вопросы посыпались, — и Шинья вдруг надолго замолчал, перебирая в вазочке ассорти из орешков. Прислушиваясь к звукам бара, он пересыпал их, соблюдая какой-то общий внутренний темпо-ритм.

— …Просто понять пытаюсь, каково это, когда все вокруг тебя хотят? Наверное, это счастье?

Терачи отодвинул вазочку в сторону.

— Кто все? И почему ты решил, что его хочу я?

— А разве нет? Вы же, ну…

— А если нет, то что? А если да?

— В каком смысле можно хотеть или не хотеть человека, если не в этом?

— В каком этом, Дай? Если ты хочешь его физически, как мужчину, необязательно, что другие испытывают те же чувства.

— Издеваешься, да?

— Нет, — и Терачи с серьёзным лицом вытащил из коктейля трубочку, сделав глоток из красиво оформленного барменом стакана. — Ну и дела!

Между ними опять воцарилось молчание. Когда выпиваешь с кем-то, но при этом каждый думает о своём — радости мало. Терачи первым оторвался от стакана:

— Почему тебя так волнуют наши отношения, Дай-чан?

— Когда случается общее помешательство на одном человеке — это какая-то патология. Вот взять тебя, Шин, или Каору. Или даже Кё… Что вы вообще в нём нашли?

— У нас сегодня какой-то ликбез, посвящённый басисту, — буркнул Терачи, понимая, что от Андо и его вопросов ему не отделаться. — Доверие, — всё же хрипло ответил драммер, изящно обхватив ладонью свой стакан. — Мне нравится, что он доверяет мне своё тело. Я люблю его. Только с моей стороны это не любовь к мужчине, Дай. Я тут с девушкой одной встречался недавно — вот она была реально огонь… Хотя вряд ли тебе это интересно.

— Чёрт! Так вы с ним спите или нет?

— Это с какой стороны посмотреть.

— С моей.