Я где-то прочёл, что когда от вас что-то скрывают, нужно просто молча смотреть на человека — не кивать, не намекать — просто смотреть. Такой прием поможет вытащить из него правду, ну, или какую-нибудь важную деталь. Я так и сделал. Молчал, глядя на то, как он стряхивает горячий пепел себе в ладонь.

— Он просто позволил мне… это… как если бы вдруг дошло, что решения принимаешь не ты… ничего от тебя не зависит… — Кё вдруг судорожно вздохнул, выдавая самое сокровенное. — Тошия… Мы переспали. Это не жалость, — казалось, Ниимура пытался убедить в этом самого себя, нежели слушателя. — И не любовь тоже! С его стороны — точно.

— А с твоей что?

Кё скривил лицо. Мой вопрос проигнорировали, вынуждая самому задуматься об ответе. Значит, любовь?

— Не пытайся вставать на чью-то сторону. Хара не всегда может себя контролировать, а ты знаешь, как я люблю безрассудства. И теперь вот, расплачиваюсь. Только я не знал, что это может сломать. Он душу мою забрал, — Кё нравилось нагнать тумана, выражаясь метафорами. Он даже сейчас следовал некой театральности, пытаясь донести до меня глубокий смысл того, что происходило у него внутри. И если бы он мог, то и рыдал, наверное, кровавыми слезами…

— Душу? — Честно говоря, я не совсем понял. — Хара?

— Это он виноват, что я хочу его, — добавил Ниимура, вытирая ладони о карманы мешковатых джинсов. Певец тяжело вздохнул, поднялся со скамейки, и, взглянув на меня из-под сбритых бровей, выбросил окурок. — В общем, это всё.

С Тоору стало всё относительно понятно — меня интриговало поведение Тотчи. Хара не настолько мелочен, чтобы отыграться на самолюбии Каору сексуальной интрижкой с Кё. Да он вряд ли даже догадывался о чувствах последнего. Это было, скорее, ради собственного удовольствия. Сублимация тоже бывает разная. А Тотчи, когда ему плохо — идёт и трахается. Это желание впечатано у него где-то в подкорке. Он, как удав, гипнотизирующий обезьяну, использует невербальные методы. Вроде ничего не делает, а ты невольно шагаешь навстречу, потом ещё и ещё… а дальше тебя уже съели, а ты и не заметил. Видимо, так получилось и с Кё. Только я никак не мог вспомнить ситуацию, в которой бы Тоору на это повёлся. А она точно была.

— Эй? — позвал я, потянув его за футболку. Лёгкая ткань поднялась, открывая взгляду торс, будто бы изрисованный тонкой паутиной из полузаживших порезов и царапин разной глубины. Не то чтобы меня это напугало, но… — Это что? Это… он с тобой сделал?

Ниимура замер. Неожиданно, конечно, я ведь не должен был видеть его тело. Он напрягся так, что даже перестал дышать, затем, резко обернулся, нервно облизывая губы.

— Ты можешь думать, что угодно, — с вызовом произнёс он. И добавил сердито: — Как считаешь, я бы позволил кому-то сотворить такое с собой, если б не хотел?

— Я понимаю, но это же садизм!

— Да! Хотя бы так… как ты сказал. Садизм! Порой радуешься уже тому, что тебе хоть что-то оставили на память. Например, вот эти следы. Просто поверь — я о них не жалею!

Хотелось возразить, мол, конечно, не жалеешь, всё зашибись, но люди, которые ни о чём не жалеют, не рыдают в курилке. Так в чём проблема? Тотчи бросил тебя? Хочется ещё, но продолжения не будет?

— Что он сказал тебе, Тоору?

— Дай, ты ведь был там и всё слышал. Какого хрена унижать меня расспросами?

Опустив голову, я просил у него прощения за всё это дерьмо. Что ещё я мог сейчас? А в памяти неожиданно воскресла надпись, вырезанная лезвием на чужом теле.

«No future» — гласила она.

========== Часть вторая: Шинья ==========

2005-06

Я не знаю, заметил ли кто-то ещё, как изменился в лице Шинья, когда Хара рванул помочь «креативу» вокалиста. Драммер сморщился, будто съел какую-то дрянь, занавесился волосами, и, метнув на приятеля осторожный взгляд, начал крутить барабанную палочку с удивительной скоростью. Судя по всему, ему очень хотелось покинуть место событий, но какая-то неведомая сила удерживала Шинью на месте. Но через минуту Терачи всё-таки ушёл из гримёрки, точнее сказать, упорхнул, как бабочка. А события он, конечно, не смог оставить без внимания. Прокомментировал. Только намного позднее.

…Слово «Дилетант» тяжело повисло в воздухе. Сказанное почти шёпотом, оно имело для Хары эффект разрывающейся бомбы. Её осколки впивались в тело, разрезая нежное самолюбие на куски, и орошая всё вокруг ошмётками самооценки… Напряжённо вытянув шею, басист неотрывно смотрел… нет, не на Шинью, — на Каору, на лице которого застыло выражение то ли сожаления, то ли разочарования. И глядя на это, я проклинал свою способность к эмпатии, поскольку понимал, что чувствует Тошия. Он всегда отличался вспыльчивым нравом. Копил в себе эмоции, затем взрывался. И я ждал коллапса. И, по всей видимости, Каору тоже этого ждал, только делал вид, что ничего не происходит.

Кстати, об удаче: с нами не было Кё, а то бы в дань своей болезненной привязанности певец не преминул устроить пышный фестиваль сарказма. И даже не сомневайтесь — Тоору бы обязательно воспользовался ситуацией, чтобы отыграться на чужом самолюбии — его говняную сущность не изменит ничто и никогда. Таким образом Кё выражает своё чувственное отношение — по-другому у него просто не получается, а может, он не знает как это вообще бывает у нормальных людей.

Любовь — не всегда счастье. Когда о чувствах не просишь, а они вдруг приходят, а ещё и безответные — это мучительное издевательство. И Тоору не был счастлив, становясь раздражительным и злым. Порой кажется, что из соображений «Так не достанься же ты никому», он бы с воодушевлением прикончил Хару его же бритвой, расчленил труп, а некоторые части сохранил на память, чтобы потом глядя на это, рыдать от тоски… Он сетовал, считая любовь наказанием. Тем не менее, Тоору не мог существовать сам по себе — ему был нужен сдерживающий фактор, то есть кто-то, умеющий подавлять. В группе — Каору, а в постели… ну, тут я ни в чём не уверен.

Лидер тут же отвернулся, показательно решая какие-то свои дела. Спина у Ниикуры была очень выразительной: иногда расслабленная, порой напряжённая, а сейчас из неё сердито торчали острые лопатки. И в последние дни мы всё чаще наблюдали его лопатки и отросшие волосы затылка, нежели выражение лица. Вот и сейчас, он заговорил, вовсе не собираясь поворачиваться к собеседнику.

— Ты можешь задержаться ненадолго, Шин? — неожиданно попросил он, и даже не взглянув на стоящего рядом Хару, выдал: — Что-то хотел сказать, Тотчи? Нет? Тогда до свидания.

А я неожиданно попал под его особое внимание, ибо Каору снизошёл до моей персоны, вдруг повернувшись лицом. Проникновенный взгляд его требовал немедленно свалить к херам. Что мне оставалось?

…Когда возникает необходимость, лидер может быть ужасно харизматичным. Ниикура, словно пастырь обладает способностью направлять накосячивших на путь истинный… ну, или требовательно воззвать к совести. И голос «совести» зазвучал сейчас так по-домашнему уютно и обволакивающе, что я невольно заслушался. А поскольку выскакивая следом за Тотчи, я забыл в репетиционной рюкзак, так что… да, пришлось вернуться.

— …Я не против трихомудии с БДСМ, которой вы с Харой так увлечены. Это не моё дело, — услышал я из-за дверей, — но, пожалуйста, блять, работа — это не то место, где надо мериться пиписьками, — ну, не в том смысле этого выражения… И это… зря ты вот так ему в спину… Если Хара накосячил, ошибки разбирают тет-а-тет. Да, сенсей? — Сто процентов Ниикура сказал это, иронично прищурившись, и почёсывая щетину подбородка. — Поговори с ним.

— Ага, — в голосе Шиньи прозвучало удивление, потому что Ниикура, как оказалось, осведомлён обо всём намного лучше, чем Терачи мог предположить. — Ты защищаешь его?

— Видишь ли, моё присутствие и без того ранит его самолюбие, а мне не хочется, чтобы страдала его самооценка. Потому что, когда Тошии плохо, его становится слишком много… а у нас гастроли по графику. Это тебе под силу совладать с буйным темпераментом одними словами, а я же морды бить полезу, понимаешь?