— Каким образом? Закрутить с ним роман? Мало борделей и шлюх вокруг? Почему именно мне выпало успокаивать твою совесть?

— Кто тебе такое сказал? — прервал меня Ниикура и побледнел, видимо, осознав ситуацию, но тут же взял себя в руки: — Кё! Ну, этот может убедить кого угодно и в чём угодно. — И, увидев мою реакцию, он продолжал: — Пожалуйста, блять, ну, что за человек!

— Подобное предложение я и от тебя слышал не так давно.

— Я был чертовски пьян. А вот ты, похоже, повёлся…

— Да! И не могу перестать думать об этом.

— Ну, если ты сам… не против… тогда всё нормально, — выдавил он из себя.

Наедине со мной лидер отбрасывал формальности. Что ж, очень неплохо для него. Значит, я тоже могу не церемониться. Роль «миротворца» навязывалась мне убедительно, и, признаюсь, я таки испытал соответствующие вайбы. Как бы ни хотелось не влезать во всё это дерьмо, болото полиамории уже прочно склеило всех нас между собой. Чем это оправдать? Актом поддержки? Если рассматривать всё именно в таком ключе… ну, разве оно не приемлемо? Каору опустил взгляд, а мне до тошноты не хотелось вникать в то, что он сейчас чувствует.

— Нормально? — задал я вопрос, начиная тихо звереть. Самое неприятное, когда от тебя ожидают каких-то свершений, а ты к ним не особо готов. Представляешь что-то такое в теории, а потом ужасаешься, особенно от возможных последствий. — Переспать с ним ради укрепления твоего статуса натурала, и мести отвергнутого вокалиста ты считаешь нормальным? Ты ебанулся, Каору!

— Дай…

— Попроси Шинью … — буркнул я, отвернувшись. Под землю хотелось провалиться от этого разговора. — Они с Харой уже любовники.

— Шинья лицо заинтересованное.

— Ты тоже заинтересованное! Лицо! С ревностью-то справишься? — зарычал я. — Чёрт! О чём мы вообще говорим? Какой смысл?

— Я тебя не ссориться позвал! Ты ведь тоже его… ну, это самое… и тебе не всё равно, что он… страдает.

Мы столько раз ругались! А сейчас всё стало слишком ненормальным. И не сходилось. Я лишь развёл руками. В глазах лидера, я, видимо, выглядел меньшим злом, чем остальные. Иначе, с какого перепоя ко мне столько доверия?

— Что ты ему сделал, Као? Как не нарушить личных границ, если все уже друг с другом перес…

— Не волнуйся, — прервал он меня, — всё, что можно мы уже нарушили… и разрушили. А я нихера не сделал, — с трудом выговорил он. — Но ты можешь! Он должен перестать меня ненавидеть.

— Да он не ненавидит тебя! Он тебя…

Но фразу я не закончил. Просто не сказал ему. И не только потому, что злился. Ни Шинью, ни Кё, вероятно, не мучают угрызения совести. Хара — индивидуалист. А Каору тупо хочет мира и ему абсолютно похер, какой ценой он достигнется. А что при этом чувствую я — всем параллельно. Нет, я их не осуждаю, но меня вынуждают играть по чужим правилам, и это приводит в ярость. Я промолчал. Это было логично. Всё в духе распущенной вселенной под названием Dir en Grey.

— Пожалуйста. Блять… я переживу, — Ниикура уже возложил на себя ответственность за мои грехи, и это так же не добавляло радости. Он сделал выбор, в котором неумолимо разрушался его мир. Горели мосты, бушевал торнадо, распадались на осколки неоправданные ожидания; под ногами, брызгая лавой, разверзалась бездна, в которой тлели остатки надежды, а из космоса неслась комета, чтобы окончательно раздавить его чувства. Рай и Ад менялись местами, а я то ли мешал, то ли, наоборот, способствовал Армагеддону.

— Стать тобой, да?

Ответ прозвучал почти неслышно, но слова Каору навсегда врезались в память:

— Только себя не потеряй.

***

Чёткого плана у Дайске не возникло, но желания выплеснуть всё что накопилось, было хоть отбавляй. Поэтому, вернувшись домой, он тут же набрал номер Тошии. К сожалению, или же, к счастью, басист игнорировал его звонки почти трое суток, так что время, чтобы успокоить нервы, у Андо нашлось само собой. И когда он уже решил на всё забить, Хара перезвонил сам.

— Не думаю, что пока я отсутствовал, в мире что-то кардинально поменялось, — начал он бесстрастно. — Итак?

— Каору женился, — ответил Дай.

— Ты говоришь, словно побывал на похоронах.

— Образно выражаясь… Мне надо кое-что тебе сказать, Тотчи, и, если ты снова ответишь, что я не по адресу, то наживёшь себе врага.

— Ну, вообще-то, я не против увидеться с кем-нибудь. Приезжай, Масару, — мягко стелил голос из трубки. — Сейчас. Если не занят.

— Так тебе всё-таки нужен друг?

— Мне нужен любовник.

========== Часть пятая (1): Тошия ==========

Хара не желал анализировать чужое поведение, но в то же время, как любому здравомыслящему человеку, ему хотелось увидеть в происходящем логику. Например, такую, что из-за приближающейся свадьбы у Каору сдали нервы, и чувак просто поехал кукухой. Да, ему хотелось оправдать поведение лидера, и осознание этого приносило басисту ещё больше неприятных эмоций. Его мучали вопросы, на которые не существовало внятных ответов. «Ну, ладно, ты сорвался и распустил руки, — обращался Тотчи к воображаемому собеседнику. — Со всеми случается, но… какого хера целоваться полез? Это удар ниже пояса. Запрещённый приём, непростительный. Рядом с тобой моей психике давно уже необходим устойчивый баланс. Поэтому, козлина ты редкостный, Каору, ибо знал куда бить и ударил».

Последующая тысяча извинений в мессенджере просто добила, поскольку оказалась ещё более нелогичной. Размазала его гравитацией, как суицидника, слетевшего с крыши. Похоже, Каору не доставляло труда отправлять их, и Тошия начал ненавидеть сигнал входящих сообщений. Воспринимая это как издевательство, он не прочитал даже и половины из посланий, без раздумий удаляя поток несуразицы. А Ниикура был настойчив. «Прости, я сорвался», «Ответь хоть что-нибудь», «Как ты?», «Извини меня, Тошия», — улетало в никуда. И Хара, собрав волю в кулак, терпеливо ждал, когда этот раздражающий набор, наконец, прекратит засорять его почту. Заблокировать лидера он, конечно, не мог, но мысленно осыпать Каору проклятьями ничего не мешало.

Тошимаса жил с ощущением, что его окунули в дерьмо и повесили сушиться. Дискомфорт произрастал глубоко изнутри, как неизученная наукой патология, поражая здоровые органы болезнью, лекарства от которой ещё не изобрели. Застыв перед зеркалом, Хара оттачивал механику равнодушия и невозмутимости, не позволяя иному выражению проявиться на измученном лице. Даже в одиночестве он контролировал свою мимику, не давая выхода эмоциям, и настолько в этом преуспел, что верили все… В компании он всегда улыбался, а в глаза ему заглядывали нечасто.

Только душа требовала встряски. Что-то дёрнуло заняться спаррингом, и какое-то время басист развлекался тем, что позволял использовать себя в качестве боксёрской груши, но в финале заскучал и взял реванш, а потом и вовсе пустился во все тяжкие, соблазнив партнёра по рингу. Но всякий раз долг перед группой неумолимо возвращал его в лоно реальности.

«Дорогой Тошия, надеюсь, ты не забыл, что у нас скоро тур по Японии, поэтому очень прошу, позаботься о себе. Постарайся и береги лицо». И постскриптум: «Повредишь кисть или пальцы — уволю нахер. Пожалуйста, блять!» — написал ему Ниикура, заметив сбитые костяшки на руках согруппника. Сообщение по делу, которое Тошия, к удивлению, прочитал.

Басист не питал иллюзий насчёт Каору, но тот умудрился разбить ему сердце. Именно в то мгновение надежды, когда подошёл непозволительно близко и дал почувствовать, что любви, возможно, есть место и в их мире. Ощущение спонтанных объятий и губы — требовательные, но, покорные, с терпким привкусом табака; прикосновения ладоней и кончиков пальцев, осторожно повторяющих рисунок скул, и антрацитовый океан бушующей нежности во взгляде, оказавшейся обманом.

А позднее, Хара получил ещё один «пинок по яйцам» — приглашение на свадьбу. И чем ближе подбиралась ненавистная дата, тем хреновее Тошия себя ощущал. Его терзало разочарование. Мужчина не мог смириться с фактом, что выбрали не его. А с другой стороны, он и пальцем не пошевелил, дабы хоть как-то побороться за этот выбор. И чего тогда трепыхаться, спросите вы? Но, давайте, прикажите себе перестать любить кого-то. Ну как? Получается?