— Я знаю, тебе кажется, что ты сходишь с ума, но это пройдёт… — вдруг смягчился лидер. — Это ведь хорошо, испытывать такие сильные эмоции к кому-то. Не всем дано. Пожалуйста, блять! Живи, пока живётся, Тотчи! Я дам тебе номер Укэ на всякий случай. Уедешь сразу после лайва. Разрешаю. Испробуй всё, что сможешь. Перекроим график, если вам понадобится время. Лови свою птичку и не отпускай. И прекращай уже молчать!

— Чего это мы такие добрые? — съязвил Хара.

— Потому что ты идиот.

— Да…

— Говна! Перестань мучить себя, группу и фанатов! Задрал уже нереально.

— Као? Кинь полотенце, пожалуйста.

— Нет уж! Сам возьмёшь! — воскликнул Каору, решив, что хватит с него душеспасительных бесед и вида голого Тошии за сегодняшнее утро. Насмотришься на всякое и… «Как болеть — так ранимая фиалка, а как непотребства — так… Гладиатор хренов! Тьфу!» — Он не закончил свою мысль, потому что она привела его в тупик. — Это… приходи, как закончишь, я есть хочу. Всё остальное потом, — сказал лидер, покидая чужой номер.

FLASHBACK

Пару дней Ниикура молча наблюдал, как Тотчи, погружаясь в апатию и болезнь, теряет интерес ко всему происходящему, а главное, к работе. Можно, конечно, встряхнуть его, подвергнуть стрессу, наорать, вправляя мозг, но организм басиста слишком ослаб, чтобы среагировать на это адекватно. Тошия не просто выглядел полудохлым. В его теле, наполненном температурой и простудой, ещё сидел экзистенциальный кризис, который Хара переживал крайне остро. И казалось, что внутри него не только отсутствует желание выздоравливать, но и вообще пропадает желание жить. Каору обеспокоился: хуже просто некуда. Кому нужны мёртвые лайвы и дошедший до ручки басист?

Короче, надо было что-то делать. После концерта лидер отослал согруппников развлекаться до отъезда, и, рискуя навлечь на себя гипертонический криз, забил на запрет врачей к употреблению спиртного. Он проследил за Харой, и, зайдя в тот же бар, купил бутылку текилы. Пока цедил — три раза облился, и, матюкнувшись, вдруг поймал просветление. Хлебнув ещё для храбрости, гитарист окончательно созрел для того, чтобы отправиться «лечить» басиста.

Вы смотрели фильм про пиратов Карибского моря, где вечно бухой Джек Воробей, осоловело поводит глазами и почти всегда страдает отсутствием нормальной координации? Усердно отрепетировав это перед зеркалом туалета, относительно трезвый Ниикура выдвинулся на «сцену».

Он, конечно, понимал, что до настоящего мастерства перевоплощений ему очень и очень далеко, и горестно вздыхал, когда наблюдал собственные потуги на мониторе компа. Отсутствие актёрского таланта особенно бросалось в глаза, когда Каору пытался придать своему лицу поэтическое выражение во время соло, или вообще, выдавить из себя хоть какую-нибудь романтическую или не очень, эмоцию! Верхом достижений он считал свой образ в клипе «Uroko», но когда согруппники его жестоко оборжали — гитарист смирился. Каору был уверен точно, что Станиславский, увидев его на ДВД, непременно бы закричал из гроба: «Не верю, блять!» и зашвырял гитариста тухлыми помидорами.

Но, то была сцена, а здесь и сейчас — жизненная реалити… И всё-таки имелся у Ниикуры один «звёздный» козырь, в котором его ещё никто не переплюнул. Образ убедительный и нестираемый, словно клеймо. Образ перебравшего алкаша.

«Купидон, блять», — фыркнул гитарист, мысленно желая себе удачи.

***

— Ещё что-нибудь желаете? — Он выглядел забавно. Официант в чёрной шапочке. Маленький, с блестящими искорками в глазах. Молодой и подвижный, словно мышонок. Когда мальчик поворачивался, завязки на его фартуке забавно трепыхались, опускаясь на маленькую округлую попку. На вид ему было лет двадцать, не больше. С лица не сходила приветливая улыбка, но уроки жизни, увы, не спрячешь: взгляд добавлял возраста.

— Благодарю, ничего. — Тотчи развлекался тем, что считывал информацию, совершенно не заморачиваясь сексуальным подтекстом. Разумеется, он ловил на себе заинтересованные взгляды, исходящие от парня с подносом. Радар на потенциального секс-партнёра всегда срабатывал безошибочно. Но Хара не узнавал сам себя, ибо трахать кого попало приелось.

Не то чтобы Тошия совсем не хотел секса. В нём обозначилась жажда обладать конкретным телом; мужчиной, который, претендуя на свободу и независимость, отшил басиста, не моргнув глазом, и его имя заставляло Тотчи тосковать и не давало покоя сердечной мышце. Разумеется, Хара всегда мог снять кого-нибудь или помочь себе сам, но ощущения оставались пресными, как недоваренный рис. Не хватало эмоциональной составляющей. Ему был нужен Руки — неуловимая гаечка душевного механизма. Гаечка. Тошимаса усмехнулся, осознавая всю иронию происходящего.

Обилие подозрительного грохота заставило обернуться. Недовольному взгляду предстал очень нетрезвый Ниикура, пытающийся обогнуть препятствие в виде стола, но… не смог, в результате чего, нелепейшим образом оказался на полу. Сжимая в руках бутылку, гитарист победно вытянул её вверх и громко сообщил:

— Она не пострадала!

Посетители наградили пьяницу равнодушными взглядами, и только бармен выбежал из-за стойки, помогая мужчине подняться.

— С вами всё в порядке?

— Ага. Пасиб, — проговорил лидер, выхватывая взглядом фигуру Тотчи.

Хара разочарованно вздохнул и вмешался в ситуацию без особого энтузиазма: — Это мой знакомый, — объяснил он, хватая Каору под руку. — Ты когда успел нажраться?

— Пожалуйста, блять, вот, не надо! — огрызнулся тот. — Я живой человек, и не моя вина, что я окружён пидарасами, которые меня бросили. И тебе, признайся, плевать, как и всем.

В режиме «Мне срочно нужна сиделка» Каору тянул «одеяло» на себя — он был вынужден это делать, ибо подозрительный ко всему Тошия не проникся бы сочувствием без видимой на то причины.

— Мне не плевать, — тихо ответил басист, разглядывая товарища. Ниикура противоречил сам себе: никто его не бросал — он всех разогнал буквально около часа назад, и был настроен весьма агрессивно. — Тебе надо поесть. Садись.

— Если составишь мне компанию, — сердито произнёс Ниикура, любовно поглаживая бутылку.

— Я на антибиотиках, Као! — Сделал Хара вялую попытку отказаться.

— Нэ!

Спорить не имело смысла. Если создать настроение, Каору — добряк и душа компании. Упоротая «мамочка» на руководящем посту… Значит, придётся участвовать. Сбежать и бросить пьяного лидера здесь одного — подло! И Тошия вздохнул, смирившись с тем, что ему не отвертеться.

— Ладно. Наливай!

Под текилу разговор зашёл очень даже неплохо. Ниикура добродушно вещал о всякой незначительной ерунде — сама располагающая любезность, и Тошия «снял оборону». Растаял. Он захмелел быстро. Ослабленному организму многого не нужно. А вот Каору будто и не пьянел, оставаясь в той же кондиции, в которой появился в баре. Но Хара слишком устал, чтобы обратить внимание на этот факт.

К тому времени, когда они вернулись в отель, Тошия расслабился настолько, что уже не заморачивался темой разговора. Присутствие внимательного собеседника давало ему редкую возможность выговориться, и Хара даже не заметил, как начал изливать Каору душу.

–…Для меня музыка, мой бас, группа — это главное, Као! Ты знаешь. И всегда так было. Но Руки… Он как… Это не зависит от меня! Я не хочу, понимаешь, но не могу сопротивляться. Как объяснить? Почему у других получается, а у меня — нет? Как так-то?!

— Он тебя любит.

— Лю-у-убит! — с издёвкой протянул Хара.

— И у тебя к нему… это самое. Тоже.

— Мне неясно одно: если у нас всё так «хорошо», какого хрена он ушёл?

— Может, он не в курсе, что… — Каору взглянул на часы. Времени было много, язык начал заплетаться, а главного он ещё так и не сказал, — нужен тебе?

— Шутишь? Как он может не знать? Я же… — И Тошия вдруг вспомнил, что сам он никак не поощрял инициативу встретиться, и вообще, вёл себя так, будто они незнакомы. Но Таканори же стремился… Стоп, а к этому ли он стремился?

— А ты хоть раз говорил ему? — перебил лидер ход чужих мыслей, и Хара внезапно решил сменить тему.