— Слушай, я обязательно извинюсь перед ним.

— Мой нос пострадал тоже, кстати…

— Пожалуйста, и ты прости. — Что еще я мог сказать?

Во взгляде Хары читалась ирония.

— Тебе повезло, что мы оказались рядом. Гуляешь один, рисковый парень?

— Ну, сначала у меня была компания, а потом… — Я вдруг ощутил себя провинившимся учеником в кабинете директора школы. Ненавижу оправдываться.

— О чем ты только думал?! — он отчитывал меня, словно мальчишку.

— Эй, может, развяжешь мне руки?

Отчего-то этот момент хорошо запомнился. Брюнет задумался, затем лукаво произнес:

— Не-а. Пожалуй, не сейчас.

— Я, правда, сожалею, что вам пришлось… — И тут все как-то слишком ярко поплыло перед глазами; сладкая эйфория плавно накатила карамельным сиропом, и я залип в ней, увязая все глубже. — У меня странные ощущения, — выдавил я, цепляясь взглядом за черные глаза напротив, как за спасательный круг, чувствуя, что вселенская любовь к ближнему неожиданно поглощает мое тело.

— Ты под наркотой, Руки. Они что-то тебе подсыпали.

— Приняли эстафету от вашего Андо. Ну… — И вот я уже начал растекаться по футону, ощущая приятное покалывание в конечностях.

Наверное, со стороны это выглядело смешно, потому что брюнет заржал, удерживая меня на месте и не позволяя растечься окончательно.

— А Дай откуда вынырнул?

— Сам пришел…

— Так ты был с Дайске?

— Он охмурил моего гитариста! Аой совсем потерял голову, — проворчал я.

— А ты взревновал и увязался за ними?

— Нет, все было не так! А сейчас со мной что-то… не так…

— Все не так, Руки, — серьезно заявил Тошия. — Карма у тебя такая.

— Ка-а-рма, — повторил я за ним.

Он наблюдает, не отрываясь, как у меня едет крыша, и, похоже, ему это нравится. Он так улыбается — красиво и понимающе. А меня заполняет что-то до такой степени непристойное, что внутри все чешется.

— Мне… надо…

— Что? — Его взгляд становится пытливым и прищуренным.

Не понимаю, зачем потянулся к нему, подвигаясь ближе и протягивая вперед связанные руки. На его лице секундное замешательство, и Тошия перекинул их себе за шею: развязывать меня он точно не собирался.

— Ах, обнимашки, — смеется он.

Я, улыбаясь, как дебил, утыкаюсь носом в его разгоряченную и чуть влажную щеку. Он хорошо пахнет, гармонично сочетая запахи алкоголя, пота и дезодоранта.

— А ты забавный, Руки.

— Я не такой.

Поток мыслей разносит и бомбит сознание, а я не догоняю — все ускоряется. Смотрю на басиста чужой группы, как влюбленный Арлекин, а он на меня несколько озадаченно:

— Чем угощал Дай?

— Мы курили.

— А сверху ты что положил?

— Алкоголь… Немного…

— Плюс подарок от троицы, — буркнул Хара. — Химия, короче.

Ощущения тянущие, болезненные, приятные… Внезапно…

«Интересно, тебе нравятся парни, Тошия? Мне кажется сейчас, что я тебя люблю. Нет, конечно, я не люблю тебя, это кто-то другой. Но ведь мои руки обнимают твою шею? Нет, не мои, чужие, потому что я бы не стал — это неправильно… Кто-то другой, а совсем не я, находит, что ты чертовски сексуален, Хара. Кого-то другого возбуждают ремни и твоя близость. И этот другой хочет, чтоб ты его трахнул. Наверное, это потому, что мне что-то подсыпали и теперь я хочу секса, или просто потому, что его давно у меня не было. Если ты меня свяжешь и… заставишь орать, мне… понравится! Это именно то, чего я хочу. Или кто-то другой хочет… Я… я… не знаю… У тебя такие красивые руки! Разденешься?»

Он сидит не двигаясь, и улыбка его становится напряжённой.

Тело обволакивает теплом, нагнетая тянущую пульсацию внизу живота. Сквозь пелену дурмана чувствую, что это слишком невыносимо, и выдаю себя, подставляясь ему для поцелуя. Он отклоняется, мягко снимая с себя мои руки.

— Ты действительно хочешь, чтобы я тебя связал и трахнул? — неожиданно задает вопрос, от которого внутри все перевернулось.

Мой мир рухнул. Я говорил об этом вслух? Позор, тоска и стыд… Но это только усилило возбуждение. В штанах стало настолько тесно, что для разрядки мне, вероятно, достаточно просто пошевелиться. Тем не менее, я не могу этого сделать, потому что тогда Хара решит, что я больной на всю башку. А я ведь не такой — я приличный.

— Чёрт! Как ты… — нервно сглатываю.

— Ты сказал об этом вслух.

— Ну, — бормочу, отворачиваясь, — я под кайфом. Не в себе, понятно?

— Такая тема, Руки! А мы ведь только познакомились! — Похоже, ему снова весело. Улыбочка теперь какая-то голливудская, на все тридцать два. — Ладно, признаюсь, мне нравятся парни, но тебя я сейчас и пальцем не трону.

— Ты сказал про «сейчас», — рвано вздыхаю, потому что кто-то внутри меня воспринял это слово как надежду, — то есть существует некое «потом» или «когда-то еще», и ты сделаешь это? Значит, я тебе нравлюсь?

— Давай-ка я тебя развяжу, — ухмыляется Тошия, увиливая от ответа; он придвигается ближе, прикасается и берет меня за руки, дергает на себя, чтобы избавить от ремней; он заставляет меня шевелиться! Вместо того, чтобы ослабить узел, Хара случайно затягивает его сильнее, а мне становится так невыносимо хорошо, что…

«Я сейчас кончу. Позорно кончу прямо в штаны, даже не касаясь себя. И чтобы я еще когда-нибудь… Почему это происходит со мной? О да… Бо-о-о-оже…»

Задыхаясь, я взорвался, и надо быть слепым и глухим, чтобы не заметить, насколько сильно меня накрыло. Наверняка теперь Тошимаса укрепился в мысли, что помимо неадекватных и агрессивных состояний у меня еще и проблемы сексуального характера.

Пару секунд он смотрел на меня с удивлением и неподдельной заинтересованностью, затем подал голос:

— Сделаем вид, что ничего не было, — сообщил басист, кашлянув в кулак, — но твои мысли вслух мне… понравились. — Он отвернулся, ероша стриженые волосы на затылке. — Если тебе, ну, стало легче, то, может, поспишь немного, а?

От стыда я не мог поднять на него взгляд, зато ощущал, как он пялится на меня, наверняка со снисходительным выражением.

— Со мной такое впервые.

— Ну, бывает, не парься, — утешает он.

— А если?..

— Спроси позднее. Хотя вряд ли тебе захочется об этом вспоминать.

========== 3. Прозрение ==========

Если бы Руки мог никогда не просыпаться — он бы спал вечно, удобно зарывшись лицом в подушку. Но зов природы неожиданно надавил на мочевой пузырь, заставляя певца срочно открыть глаза. Подобно спринтеру, он сорвался с места и рванул вперед; минуя узкий коридор, влетел в первую же дверь слева… Отлично, не промахнулся. Облегчение возвратило Руки проясненное сознание, в котором память немедленно начала трансляцию недавних событий.

Чувство стыда вознесло над его головой Дамоклов меч, и от ощущения собственной неудачливости бедный Таканори безнадежно завыл, как раненый лось. Потерянно слоняясь по комнатам, он пообещал себе, что больше ни-ни… никогда не влипнет в подобную историю, одновременно озадачиваясь размышлениями на тему бренности всего сущего, а также о своей репутации, которую он так безвозвратно запорол.

Убедившись, что в квартире он находится один, Матсумото немного воспрял духом. Да, меньше всего ему сейчас хотелось бы увидеть лицо хозяина дома. Щелкнув выключателем, Руки вернулся в ванную, где обнаружил единственную зубную щетку, сиротливо торчащую из стаканчика, а также одинокое полотенце, что говорило об отсутствии у хозяина дома девушки, да и вообще того, кто бы проживал вместе с ним. Квартира Тотчи была типичным примером холостяцкой берлоги, и Таканори отчего-то обрадовался этому факту.

Будучи стопроцентным чистюлей, Руки отыскал в шкафу еще одно полотенце и, пользуясь отсутствием басиста, рискнул-таки принять душ. Теплые струи возвратили телу необходимую свежесть.

Вытирая стекающие с волос капли, шатен прошел в кухню, где классическим образом на столе обнаружилось рукописное послание от хозяина дома, адресованное господину Матсумото:

«Не знал, что ты столько спишь, Руки-кун! Результат воздействия вчерашней химии? (Пририсованный корявый смайлик)».