— Чудесная речь, — восхитился Кай. — Только, можно… сверху сейчас буду я?

На лице басиста промелькнуло недоумение, но по упрямому взгляду бархатных глаз, Акира понял, что Укэ будет настаивать на своём. И это даже обрадовало Сузуки, хотя к такому повороту он был не совсем готов. С другой стороны, басист прекрасно знал, что Кай не тот человек, который станет покорно со всем соглашаться, так что, рано или поздно кому-то придётся уступить. Так почему бы не решить вопрос прямо сейчас?

Рейта кивнул, сплюнув презерватив в ладонь Ютаки.

— Валяй, — согласился он, опускаясь рядом.

— Что, даже спорить не будешь? — удивился Кай, надевая резинку. Акира лежал на животе, позволяя любовнику обозревать красивую форму своих ягодиц, всё ещё закрытых полотенцем.

Чувствуя на себе его алчущий взгляд, Рейта болезненно поморщился:

— Может, делом займёмся уже? Только полегче та́м, вишенка. Руки оторвался от души.

Бровь драммера дёрнулась в непонимании, но Сузуки лишь сердито фыркнул.

— О! Он тебя пнул! — догадался лидер. — Больно? Дай-ка, взглянуть. Ты уверен, что всё в порядке? Может, стоит показаться врачу? Слушай, отёк — дело серьёз…

— Да не отёк это, ну! — И Акира, повернувшись, сдёрнул с себя полотенце.

Разглядывая внушительного размера стояк, драммер плотоядно улыбнулся.

— Ты назвал меня вишенкой…

— Заткнись, пока не оказался снизу. — Акира и сам не знал, почему он так выразился. Просто вырвалось.

Придерживая басиста за бёдра, Кай устроился сзади. Поправляя резинку, драммер начал медленно проталкиваться в узкое тело, испытывая небывалую эйфорию: ведь он, наконец-то, трахал Акиру, и Акира с этим согласился.

Поначалу, такое положение Сузуки сильно смущало. Терпеть растяжку, насаживаясь на длинные пальцы, с трудом сдерживать стоны, казалось ему чем-то недостойным. Но через какое-то время стереотипы рухнули. А мгновением позже, сминая гостиничные простыни, Акира самозабвенно толкался в глубину чужой глотки, в экстазе выкрикивая имя любовника.

***

========== 33. out of you ==========

Гул похмельных шумов хоть и практически затих, но всё ещё звучал в голове. Отголоски фанфар, искрящиеся брызги и прочая муть попеременно тревожили сознание, отдаваясь ноющей болью в правой части лба. А ещё над ухом раздавался чей-то до боли знакомый храп, и худощавая задница упиралась Тошии в колени. На узкой кровати было так тесно, что даже вздохнуть лишний раз казалось проблематичным. Хара открыл один глаз, опознавая гостиничную обстановку и соображая, кто же мог отдавить ему руку. Судя по костлявому телосложению и тёмной лохматой макушке, к стене прибился… Ниикура.

С безнадёжностью принимая происходящее, Хара хлопнул себя по бёдрам: к счастью, он спал в штанах, затянутых на талии так туго, что на коже отпечатался след от ремня. Каору так же был в одежде — значит, до непотребств у них не дошло. И Тошия выдохнул с облегчением.

— Ну-ка, сдвинься, неуёмный мой, — шепнул Хара, высвобождая руку из-под матерящегося во сне тела. Естественное желание надавило на мочевой пузырь, вынуждая басиста начать шевелиться. Брюнет поднялся, на ходу расстёгивая штаны, и, наконец, задышав нормально, неуклюже двинулся в туалет.

По дороге он чуть не снёс импровизированный стол в виде широкой табуретки, на которой засунутые один в другой, разместились пластиковые стканчики. Внизу на полу валялась пустая бутылка и окурки из перевёрнутой пепельницы. Сама пепельница покоилась рядом, вернее, то что от неё осталось — две симметричные половинки. Тотчи вспомнил, что вчера нечаянно уронил её, задев локтем, а убрать забыл.

«Чёрт!»

…И что же они пили? Пиво? Нет. Текилу, блять. Две бутылки крепкого дорогого пойла. Чудеса, но Хару почти не мутило, и, самочувствие, вроде как, оставалось в норме, несмотря на то, что он хорошо перемешал таблетки с алкоголем. Короче, что-то из вчерашнего химического коктейля сработало, возвращая Тотчи к жизни. Таблетки? Текила? Ниикура? Да, Каору всегда органично вписывался в категорию панацеи.

Пока мочился, Хара тупо рассматривал стену и струйку, оптимистично бьющую в унитаз, на дне которого образовывались весёлые пузырьки, как в мини-джакузи.

«Джакузи…блять», — хмыкнул басист.

Хара скинул с себя одежду и забрался под тёплую воду душевой кабины, с удовольствием подставляя лицо освежающей влаге. Внезапно закружилась голова, и Тошия закрыл глаза, опираясь лбом о прохладное стекло. О чём они говорили вчера? Чего такого важного сказал Каору, что заставило басиста переживать?

— …Я это… Извини, терпеть сил нет! — Хара очнулся от сиплого голоса Ниикуры. — До своего номера точно не успею… добежать… И я, кстати, стучал, — оправдался гитарист, пристраиваясь к унитазу.

Тотчи через стенку взирал на невысокую фигуру со взъерошенными волосами. Из-за водных разводов, изображение за стеклом казалось размытым. На секунду мужчина зажмурился, увидев на месте Каору кого-то другого. Стало душно, будто ночью в номере, и тогда кто-то из них настежь распахнул окно. «Он ни хера не знает!» — орал прямо на улицу пьяный Ниикура. Пьяный? Да ни в одном глазу. Тотчи вдруг осенило. Хрупкая абстракция перевернула восприятие, заставив басиста резко открыть дверцу душевой кабины. Ниикура обернулся, невозмутимо разглядывая согруппника.

— Ты ведь всё спланировал, не так ли? Знал, что я бы даже слушать не стал. И…

— Надеюсь, тебе лучше?

— А тебе? Я всё помню.

— Полотенце? — с каменным лицом спросил гитарист. Стряхнул, застегнул штаны, вымыл руки. А Хара продолжал стоять, глядя так, будто бы умел видеть сквозь стены. — Хорошо, что помнишь. — Взгляд басиста медленно сфокусировался на Каору, и тот вопросительно вскинул бровь. — О нет, нехорошо! — хмыкнул про себя лидер, понимая неоднозначность ситуации. Одной беседы вчера, видимо, не хватило, нужно что-то ещё. Ледяной душ?

— Я твой должник… За прошлое.

Вода, стекающая по телу, медленное движение руки, откидывающей назад мокрые волосы. Приглашающий взгляд, наполненный отрешённостью и тоской. Полуоткрытые губы. Красивый торс, идеальные пропорции. Всё это вызывало у Ниикуры чувство ностальгии, смешанной с горькой иронией. Лет пятнадцать назад он ни за что не упустил бы шанс воспользоваться моментом в качестве благодарности или компенсации за… да пусть это будет сраная сублимация — неважно, каким словом назвать причину. Каору не отказался бы и всё! Но лидер слишком хорошо изучил своего басиста. Хара не умел фильтровать чувства, чтобы просто высказать благодарность. Он не выносил оставаться в долгу, восполняя эмоциональный баланс тем, что подходило по ситуации… Простая математика. А что ещё можно было предложить сейчас Каору, если они давно уже стали «ближе некуда»? «Молочные братья», чёрт подери!

— Пожалуйста, блять. Пусть оно там и останется… — Ниикура должен был как-то среагировать. Не злиться и поступить правильно. Будоражить прошлое не имело смысла, так же как искать кайф там, где его нет и не будет. Ох, как тяжело абстрагироваться, оставаясь объективным. У них у всех никогда ни на что не хватало времени. Особенно на то, чтобы взглянуть со стороны и осмыслить свои чувства. Они просто не научились любить, не знали, что с этим делать. И Хару можно понять, потому что внутри него сейчас бушует такой хаос… — Я понимаю, насколько мучительно… — Лидер сухо кашлянул в кулак, подбирая слово: - желать… — и продолжил: — того, кто в силу обстоятельств, недосягаем… Я, правда, понимаю. — Он смотрел на Тотчи так, будто хотел донести до него что-то гораздо большее по значению, чем мог выразить словами. — Не стоит проецировать на меня эти чувства, Тошия. Ибо я на них не отвечу! — Каору разорвал зрительный контакт, решительно закрывая дверцу кабины. — И уж тем более не стану трахаться с тобой только потому, что чего-то недополучил в прошлом.

Тошия, молча, отвернулся. Ниикура мог бы уйти, но не уходил. Стоял, почёсывая бородку, и чертыхался себе под нос. Надо было что-то добавить, но… разве вчера они ещё не всё сказали друг другу?