Понимая, что логического объяснения этому нет, Тотчи тонул в чужом взгляде. Он — взрослый мужик, который много всего видел и испытал, но чтобы вот так, по кому-нибудь столь сильно накрыло… Бывало, конечно, и такое, но всё же…

Матсумото замялся под пристальным взглядом, начиная оглядываться по сторонам. С этим цветом волос и на чужой территории Руки чувствовал себя, будто был раздетым.

— Она в кармане, Така, — сказал басист.

— Что в кармане? — По лицу музыканта пробежала тень удивления. Вместо ответа Хара протянул руку:

— Шапка.

— А… то есть я настолько жутко выгляжу, что необходимо скры…

— Всё не так! — Прозвучало как «Пошёл к чёрту».

— У меня слов нет!

— Слушай, ты вообще можешь быть со мной, не выясняя отношений?

Вот так вот, да? Простая фраза обезоруживает напрочь. Даже не фраза, а то, как она была сказана. И Таканори вдруг становится плевать на собственную гордость и принятое минуту назад решение. И мрачное лицо басиста уже не вызывает желания двинуть по нему, а наоборот, — поднимает из глубин души что-то горячее и больное, что заставляет Руки забыть о себе. Почему стоит Тошии хотя бы посмотреть на него по-особенному, как внутри певца рушится мир?

— Не знаю! Я даже не знаю, как ты ко мне относишься, — неожиданно признаётся он.

Хара уже слышал эти слова. От других. И не придавал им значения, ибо когда ты ничего не чувствуешь к человеку, то и оттолкнуть его намного проще. Тошии казалось, что Руки знает о его чувствах — Таканори не слепой, в конце концов; может ведь расшифровывать взгляды, жесты, интонации, оценивать поступки… Да всё, чёрт подери! Как телепат — должен читать мысли. Серьёзно? Басист поражался сам себе. О чём это он вообще?..

— Ты… набиваешь себе цену, Руки-кун? — Хара уставился в лицо любовника, пытаясь найти ответ в сведённых на переносице бровях, будто угол их наклона мог подтвердить или опровергнуть его заявление. Но вместо этого Тотчи заметил расфокусированный взгляд, и начавшийся тик в уголке чужого рта.

— Какого хера ты сейчас сказал?!

Взгляд, полный разочарования, ранил сильнее, чем любые слова. Что бы Матсумото там ни «сморозил» сгоряча, срывать на нём своё «не комильфо» было по-детски глупо, и Хара сожалел о том, что сказал. Ведь это Руки… Така… Его упрямая Гаечка.

— Прости…

— Нет. Ты заявил, что я набиваю себе цену. Ну, и насколько я тяну? — возмущался певец. Он не понимал, для чего Хара так говорит. И почему даже когда тот просит прощения, это звучит унизительно? — Ты так меня оцениваешь, да? Как шлюху?!

— Я этого не говорил.

— Но дал понять…

Мнительность Таканори выводила Тотчи из себя:

— Твою мать! Тебе так необходимо знать, что ты особенный?

Матсумото развёл руками: Хара что, издевается или прикидывается тупым?

— Да, чёрт! Иначе, зачем я здесь?

Басист выдохнул, считая про себя до десяти. Мысленно он перебирал варианты, как бы сейчас аккуратно урезонить Руки без потерь. Хотел как лучше, но выходило дерьмово.

— Окей. Ты особенный. Что ещё тебя бесит?

— Твоё прошлое, оказывается, совсем не прошлое! Для того же Кё оно всё ещё актуально. А я не желаю, чтобы ко мне лезли все те, кого ты когда-то отымел и бросил! Если моё мнение хоть немного важно, говори со мной.

— А мы сейчас что делаем?

— Блять! Это не ответ!

— Да какого ответа ты ждёшь? — Глядя на певца, Тотчи шагнул вперёд, и его движение сработало зеркально, вынуждая Руки сделать то же самое. Они смотрели друг другу в глаза и находили там лишь своё отражение.

«Неужели ты ничего не видишь, Гаечка?»

«Чего ты от меня хочешь, сукин сын?! Я и так перед тобой уже наизнанку вывернулся!»

Ощущая внутренние терзания басиста, Руки лишь пожал плечами, ибо не понимал их причину. А чувства Тошимасы перетекали в стадию клинической безнадёжности. Схватив певца за толстовку, он резко притянул его к себе. Но вопрос обиды назойливо сверлил самолюбие и портил Таканори всю картину воссоединения. Хотя, можно ведь закрыть на это глаза, раз уж настолько тянет к человеку… Матсумото смотрел на Хару и понимал, что ни поведение, ни сексуальные связи не делают того менее желанным. Скорее, наоборот. И Руки не собирался сопротивляться ни похоти, ни чувствам — в жизни не так уж много радостей.

Певец осторожно коснулся лица любовника, вытирая с губ следы крови. Он облизнул пальцы, и, ощущая во рту медный привкус, улыбнулся. Жажда близости будоражила чувственность. Необходимость прикасаться, ощущать, осязать, вырывалась на первый план. А Тошия будто впал в ступор. Ему казалось, что чёртовы эмоции убивают его.

— Руки… — выдохнул он шёпотом.

— Ты первый начал, — Матсумото обхватил любовника за бёдра, прижимаясь теснее. Знакомые, томительные ощущения. Едва коснувшись промежности, рука певца замерла, жёстко перехваченная ладонью Хары. — Либо ты позволишь прикасаться к себе, либо иди на…

Договорить Така не успел. С ухмылкой хищника, Хара оттеснил любовника к стене, полностью лишая инициативы. Возвращая себе лидирующие позиции, он не спрашивал — действовал, используя беспроигрышный вариант прямого контакта. И тело Матсумото было таким чувствительным, что это причиняло Тотчи душевную боль. Пальцы заскользили по коже, царапая поясницу, затем настойчиво протиснулись под джинсы. Физиология работала безотказно, наливая возбуждением член. Принимая жёсткую ласку, Матсумото застонал. Ощущение разрывающего кайфа стирало очертания реальности. Пусть так, но Хара снова прикасался к нему.

– …Уходим отсюда. — Тотчи всегда чётко контролировал ситуацию. К счастью для обоих, из-за погоды никто из посетителей бара на улицу не рвался, а редкие прохожие торопились, прячась под зонтами, и не глядели по сторонам.

— Куда, к вам в автобус? — Таканори пытался выровнять судорожное дыхание. Бешеный ритм чужого сердца и дикая жажда близости никак не отпускали певца. Но разве секс что-нибудь изменит между ними? Задетое эго вновь болезненно шевельнулось внутри. Мгновение раздумья отрезвило, разрушая надуманные иллюзии. — А согруппников твоих попросим подвинуться? — певец криво улыбнулся, ловя ртом воздух.

— Вряд ли ты к этому готов, язвительный мой. Соседство моих коллег — удовольствие сомнительное, — парировал басист. — Менеджмент расщедрился на гостиницу. Останься со мной.

— Постой! — Сомнения побеждали желание.

— Ну, что?

С тихим звуком ударилась о землю случайно оторванная пуговица. Хара присел и поднял её, вручая владельцу. Это неоднозначное положение сыграло с певцом злую шутку, провоцируя сделать то, чего раньше он себе не позволял. Руки никогда не стремился доминировать, ему нравилось быть снизу и роли своей он никогда не оспаривал. Но желание ткнуть сейчас Тотчи лицом себе между ног было таким сильным, что Руки, не в силах справиться с этим, вцепился в затылок басиста.

— Вот как… — Тошия потакать Матсумото не собирался.

— Я… мужчина, Хара.

— Я знаю, — глядя снизу вверх, тихо произнёс басист. Он перехватил чужую руку, и коснувшись губами запястья любовника, поднялся на ноги. — Отмени пункт о невмешательстве, и я это сделаю!

Стоило Тотчи приплести проклятый договор, как Руки пришёл в бешенство. Его разрывало между тем, чтобы отпустить ситуацию и пойти на поводу у похоти, или же упрямо продолжить считать Хару бесчувственной скотиной. Самолюбие побеждало, отвергая попытки понять чужую мотивацию. «Какого хрена Хара акцентирует внимание на этом чёртовом пункте, если у него и так есть всё, что нужно? — думал Матсумото. — Раз уж он приверженец полигамии, не проще ли оставить всё как есть?»

— Зачем? Чтобы меня трахать, тебе не нужны ни обязательства, ни ответственность. — Певец шумно втянул носом воздух и, подняв голову вверх, ощутил холодные капли дождя на своём лице. Его неумолимо затаскивало в действительность, не обещавшую ничего из того, о чём Таканори мечтал.

— Я тебя никогда ни к чему не принуждал, — вдруг сказал Тошия. — Секс мы сейчас не трогаем. Ты волен выбирать, все решения остаются за тобой. Я лишь соглашаюсь или же нет. Чему ты сопротивляешься?