***

Памятуя о требовании лидера «ткнуть носом», чтобы «выбить дурь», ну, или хотя бы вызвать друга на разговор по душам, Шинья выбрал Тokyo Opera City Art Gallery, уверяя Хару, что представленное там творчество является воистину уникальным. Терачи вдохновлялся новыми идеями современного искусства и стремился совместить приятное с полезным. Но в отличие от Терачи, Тошимаса никогда не горел желанием искать смысл там, где его просто не может быть.

«Какое унылое времяпровождение!» — думал Хара, разглядывая очередную инсталляцию.

Его прагматичному взгляду сразу представала целостная картина, в которой брюнет отмечал выгодную постановку света, угол размещения и… нечто искусно заляпанное красками. Концептуально разбросанный по залу «мусор» его утомлял, напоминая комнату, в которой забыли прибраться. Он терпеть не мог ничего додумывать.

«Хорошо, что хоть не в оперу позвал!»

В театре Хара всегда безудержно впадал в сон, и академический вокал, пусть даже очень хороший, вызывал у него ипохондрию. В очередной раз напрашивался вывод, что для подобных походов Шину лучше приглашать кого-то другого, а вовсе не его. Вот, Матсумото, наверняка, бы оценил. Ну, а что? Восхищались бы на пару… херней этих псевдо великих мастеров.

Снова Матсумото. От Дайске Хара слышал о записи альбома и туре по Японии, который по срокам почти совпадал с туром Dir en Grey; и то, запомнил это только потому, что Андо строил планы конкретного пересечения с Аоем. Сам Тошия старался в подробности не углубляться: достаточно было знать, что у вокалиста The Gazette всё нормально.

Мрачно взирая на очередной шедевр, Хара обошёл вокруг сооружения, напоминающего стилизованный член с шипами и, одновременно, экскремент, от которого отломилась небольшая часть… Мужчина сморщился, потирая переносицу.

— Чудесная инсталляция, — саркастическим тоном произнёс он, с надеждой глядя на стрелочку с надписью «выход».

— Хара, я всё вижу!

Тот возмущённо взмахнул рукой, и, не рассчитав амплитуду из-за высокого роста, чуть не смахнул с постамента очередной «шедевр»…

— Господи, за что?! Вот же ж… — Тошимаса хотел добавить «достало», но ему не дали договорить.

— Сноб! Ладно, давай сменим локацию, пока ты не вздёрнулся от тоски. Из-за тебя я не дослушал аудио-гид.

— Прости, это была твоя идея. Я не особо рвался наблюдать воплощения чьих-то фантазий по Фрейду.

— А чего бы ты хотел?

Они перешли в следующий павильон, где на красно-чёрном фоне висели четыре картины средней величины. Странно, ведь размеры помещения совсем не соответствовали представленной экспозиции: зал выглядел довольно просторным. Вероятно, здесь тоже была заложена глубокая авторская мысль, но Хара забил на это, уставившись на ближайший выход.

Сердце внезапно ухнуло, пропуская удар. Затем затихло и вдруг забилось сильно-сильно. Эти неидеальные лодыжки он узнал бы среди тысячи других. В метрах десяти, развернувшись к нему спиной, стоял Матсумото собственной персоной. Его сопровождали несколько незнакомых мужчин, один из которых, старший по возрасту, с увлечением что-то рассказывал, указывая на инсталляцию, другие же, просто молча слушали и кивали головами.

Будь Хара хищником — он бы сейчас разорвал всех присутствующих на части, а Руки бы сожрал, нет, проглотил целиком. Заключил его тело внутри себя навечно, дабы вернуть то, что так легко позволил себе потерять… Как убить эту неконтролируемую тоску?

«Безумие!»

Серый кардиган и неизменные леггинсы делали фигуру Таканори ещё более тощей. За несколько месяцев его волосы отросли и Руки изменил их цвет, сделавшись брюнетом. Тошия жадно изучал каждую мелочь, обращая внимание буквально на всё, словно собирался запомнить изменения, которые произошли с Матсумото за время, пока они не виделись. Он не мог понять, хочется ли ему знать реакцию на своё присутствие или же лучше остаться незамеченным… А сердце стучало как ненормальное, выбивая незнакомый код…

«Должен ли я смириться?»

— Карма, малыш. Удивительно, что из всех мест в Токио их занесло именно сюда. — прошептал Шинья, удерживая друга за плечо и не позволяя уйти. — Поздороваться не желаешь?

— Отпусти, — хрипло зарычал басист, — к прошлому возврата не будет!

Что изменится, если они просто пожмут друг другу руки? Наверное, ничего, если не брать во внимание, что Хара уже готов слететь с катушек, поскольку хотел бы зайти намного дальше. А нуждается ли в этом Таканори? Не навредит ли ему эта встреча? Чужие чувства и желание не сделать хуже, волновали сейчас сильнее, чем что либо еще.

Матсумото будто почувствовал, что за ним наблюдают, обернулся и резким движением сорвал с себя тёмные очки, открывая лицо. Руки не мог поверить, хотел убедиться, что это не обман зрения; он смотрел на Тошимасу во все глаза, и тёмный взгляд напротив вызывал в его душе пустынную бурю. Иссушающую и фатальную.

В замешательстве находился и сам Хара, раздираемый желанием либо подойти и сжать в объятиях, либо бежать, куда глаза глядят. Их разделяли какие-то десять шагов, но отчего-то ни он, ни Руки не решились нарушить эту границу. И Тошия смотрел так…

«Чего ты хочешь, Хара? Только скажи…»

— Вы слушаете меня, Матсумото-сан? Лучше приурочить наше мероприятие к…

…Смотрел так странно, будто пытался удержать… Руки не понимал значение этого взгляда, но остро чувствовал, насколько сильно их тянет друг к другу.

— Матсумото-сан?

«К прошлому возврата не будет».

— Я… — выдавил из себя Руки, нервно сглатывая. Он не моргая смотрел, как Хара опустив глаза, отступает назад. Затем, медленно разворачивается и уходит. Всё закончилось, оставляя ощущение болезненной неоднозначности. — Я… вас слушаю, — стряхнув оцепенение, Матсумото вновь обратился к собеседнику.

***

— …Трус! — в сердцах воскликнул драммер.

— Не лезь не в своё дело! — Хара семимильными шагами мерил дорогу от здания, а затем и вовсе рванул вперёд, срываясь на бег. Определив направление, он наращивал скорость. Терачи еле успевал догонять.

— Вот, что ты творишь? А бежим зачем?

— Полезно.

Шинья хотел бы это оспорить, заявляя, что от себя не убежать, но в мыслях Хара находился слишком далеко, чтобы взять на заметку данный постулат.

— Да стой уже! — Терачи остановился, пытаясь отдышаться. — Давай поговорим. Твои страдания меня достали!

Басист презрительно поднял бровь, но всё же послушался, ожидая, пока друг нагонит его.

— Значит, вот так, да?

С неба неприятно заморосило дождём, и Шинья съёжился, сосредоточенно выбирая дорогу посуше. В глаза Хары он старался не заглядывать, потому что знал, что там.

— С тобой всё плохо. Неужели не надоело выбирать их по росту, цвету волос, комплекции, когда рядом с тобой ходит живой оригинал, Хара? Признай уже, что любишь его!

— Шин, — угрожающе зашипел Тошия, — тебя Каору подослал с подобным бредом?

— Увы, нет. Но ты реально ведёшь себя, как болван!

— Если ты не заткнёшься, я сверну тебе шею, Терачи!

— Не смей срываться на мне! Тебе ясно?! — Шинья тоже разозлился, замахиваясь на Хару журналом, который держал в руках.

Басист, конечно же, обратил взоры на издание, где красовалось знакомое лицо:

— Что это?

— Ничего.

Будь Хара не настолько взвинчен и поглощён эмоциями, он наверняка бы оставил сей факт без внимания. Но это лицо с обложки слишком не давало покоя, чтобы его игнорировать.

— Посмотреть можно?

Терачи вздохнул, и мысленно проклиная Каору, передал издание адресату.

Открыв разворот, Тошия смачно выругался. Ледяные капли стекали ему за шиворот и летели в лицо, но мужчина не замечал дискомфорта, он уставился в журнал и никак не мог оторваться от картинки.

— Хара? Мы так и будем здесь стоять?

Но Тошия не ответил. Из журнала на него невозмутимо взирал полный набор его фетишей.

— Ты иди… Шин… я сам… разберусь, — пробормотал он.

***

…Знаете, происходят порой вещи, которые ломают даже самых несгибаемых. Например, казалось бы, такая мелочь, как фото в журнале… Феминный образ, обрамлённый блондинистым каре, загадочный мейк и красная помада. Ботфорты на высоченной шпильке, где мягкая чёрная кожа плотно облегает стройную ногу, полностью закрывая колено. Чёткие линии прорисовывают тонкую щиколотку, подчёркивая эстетику изгиба, отчего нога кажется длинной и идеально ровной. Поза контрастирует — она отнюдь не невинна; рука в кружевной перчатке покоится в районе промежности, но блеск браслетов на ней, не позволяет отвести взгляд от широко разведённых коленей и ляжек, вульгарно облачённых в сетку чулок. Наглядный пример любимого Тошимасой кинка.