— Что ты несёшь… — Я неожиданно впал в ступор. Боже. Убейте кто-нибудь, иначе я свихнусь, потому что совершенно его не понимаю.
— Если очень попросишь, сделаю это жёстко, а потом повторю ещё. Уж лучше я, чем… этот… — Привычным жестом нервно затеребил затылок. — Думать не надо, Руки-кун! Отвечай только «да» или «нет».
Я во все глаза уставился на него — вернее, не знаю, на что я смотрел, пока переваривал сказанное, а в голове вертелась только одна мысль: что он сумасшедший, или, может, это я псих. Нет, мы оба ненормальные, потому что я заведомо хочу и согласен, а Хара в курсе, но зачем-то спрашивает.
— Что? Дыши чаще, — смеётся он. — Учитывая твой помутневший взгляд, идея понравилась. Считай это прощанием. «Да» или «нет», Така?
— Да, — хрипло ответил я. Тысячу раз «да». Я приму и запомню всё, что ты способен дать мне, Тошимаса Хара.
========== 16. «Сухарь» ==========
Матсумото впитывал в себя чужое тепло, словно оголодавший вампир. Басист выглядел воплощением холодного спокойствия, но то была лишь видимость: внутренние противоречия ощущались подсознательно. Позор не смыть, как простую грязь, — он въедается в душу. Но Руки был благодарен, что, несмотря на это, Хара всё ещё рядом.
Красивые пальцы неторопливо потянули за молнию на толстовке, и Руки напрягся. Он чувствовал, что Тошия всё же не настолько открыт, насколько ему хотелось бы. Обнажая плечи, а затем и торс, басист стянул с него худи, и она бесхозно осталась на полу. Прикосновения прохладных ладоней заставили занервничать ещё больше, вызывая дрожь, а руки Хары продолжали свой путь по груди, опускаясь на живот. Собственное тело казалось ему отвратительным, и Руки совсем упал духом, опасаясь увидеть в глазах напротив отражение тех же чувств. Он не сомневался, что Хара сдержит слово, но мысль о том, что секс станет для него вынужденной мерой, просто убивала. Тем не менее, останавливать любовника Матсумото не стал.
— Что не так, Руки?
— Всё. Ты не обязан этого делать…
— А если я сам этого хочу? — усмехнувшись, отозвался басист.
Но Руки было не до смеха. Никогда ещё он не желал этой близости сильнее, чем сейчас. Объятия Хары как ластик стирали всё ненужное, позволяя хоть ненадолго спрятаться от самого себя. Матсумото обожал эти руки, которые обнимали его за плечи и скользили по спине, заставляя внутренне тянуться за их движением. Пальцы гитариста на мгновение переплелись с его, сжали и выпустили, оглаживая предплечья, нырнули вниз, задержавшись на бёдрах. Потянули за узел шнурка, ослабляя резинку. Така вдруг смутился, прикрывая пах, вспомнил, что не надел белья.
— Не прячься, — негромко сказал Хара. — Чего я ещё не видел?
Таканори сглотнул.
— Не надо думать, — шепнули губы, а ладони сильнее прижали его к себе. — Снимай их, Гаечка.
— Мне будет легче, если ты не станешь акцентировать, — Матсумото говорил сквозь зубы, пытаясь надеть штаны обратно. Вот он, момент истины: Тошимаса обязательно проявит себя, изучая полученный ущерб. Начнёт подсчитывать количество ссадин и царапин, станет злиться; а во что это всё выльется? Руки стало очень не по себе. — Пожалуйста, — едва слышно попросил он.
— Покажи.
Перехватывая цепкий взгляд любовника, Руки прикусил губу: просьба «не акцентировать» грубо осталась без внимания. Его тело покрывали следы чужого посягательства. Отметин оказалось не так много, но Тошимаса, подобно следопыту, отыскивал их, и, пропуская свои, он оценивал те, другие. Одно дело рассматривать фото, совсем иное — наблюдать в реальности. Мягко, но настойчиво Тотчи развернул Руки спиной, осторожно убирая с его шеи волосы.
Попытки сохранить самообладание результата не принесли: в груди чёрной спиралью закручивался гнев. Насильник не церемонился, он удерживал жертву сзади, не позволяя шевелиться, вцепился жёстко и бескомпромиссно. Гематома чётко обозначила захват. Как не придушил — оставалось загадкой. Сзади, на пояснице, тоже были синяки. Тошия явственно «увидел» позу — следы от сильных пальцев, стиснувших узкий таз. Эта мразь наследила практически везде. От такого «показательного» выступления внутренне выворачивало, а ещё больше Хара злился из-за собственного бездействия и негодовал на Таку за молчание и упрямство, которые проявили себя так некстати. Его гнев не находил выхода, и Хара опасался, что, отпустив себя, нанесёт ещё больший удар по чужим истерзанным нервам. Он крепко сжал худое плечо, поднимая на любовника тяжёлый взгляд. Хотелось орать и крушить всё вокруг.
«Какая тварь это сделала с тобой?!»
Не отводя взгляда и с трудом заставляя себя дышать, Руки давал любовнику возможность рассмотреть своё тело со всех сторон. Это стало испытанием для обоих, и лёгкий жест, призванный, чтобы успокоить, подействовал на Хару, как прикосновение раскалённого железа. Резко отталкивая Матсумото от себя, он действовал скорее инстинктивно, нежели осознанно.
— Не надо. Меня. Трогать, — зарычал Тошимаса, сжимая кулаки.
Таканори побледнел, лицо его стало неподвижной маской, на которой живыми оставались лишь глаза: бездонные и тёмные. Напряжение достигло финальной точки, и Руки, отгораживаясь от Хары ладонями, почти завыл в изнеможении.
— Всё, хватит! Закончили!
Во всей его фигуре отражалась такая мука, что Тошия неожиданно опомнился.
— Тебе больно? — его тихий голос звучал низко и хрипло.
— Просто остановись! Это не все следы, что есть на мне, а ты… — Руки медленно выдохнул, — Хватит терзать нас обоих!
— Прости, если я…
— Тебе противно? — Руки дёрганым жестом откинул со лба волосы, заглядывая Тотчи прямо в глаза. — Вполне нормальная реакция, — он судорожно вздохнул. — Только жалеть меня не нужно!
— Это не жалость! — Мог ли Хара сейчас признаться, что, поддавшись слабости, готов упасть на колени? Сжать Руки в объятиях, покрывая поцелуями каждый синяк? Увезти любовника подальше, спрятать от всех, стереть выражение затравленности в ореховых глазах, вернуть улыбку? Никогда.
— Тогда что? Скажи, я ведь мысли читать не умею. Если хочется ударить меня — сделай это! Ломай мебель, ори. Только не держи всё в себе, ради бога! Не молчи!
— Прости, — ответил Тошия, опуская взгляд.
— Что именно простить? Я сам себе противен, но, чёрт возьми, не смей унижать меня этим! — сорвался на крик Матсумото, отворачиваясь. — Твоё снисхождение мне нахер не сдалось!
Снисхождение? Тотчи следовало бы сказать правду. Правду о том, насколько Матсумото дорог ему; и что это вовсе не мерзкое снисхождение, а совсем другое чувство: тяжёлое и горькое в осознанном желании не отпускать. Что-то извне зацепило в нём сильно и крепко, а что конкретно, Хара и сам не понимал, осознавал лишь своё бессилие в невозможности вытеснить этого человека из… своей жизни?
Руки — настоящее сокровище: идеальный саб, удивительный в противоречивости собственных желаний, и в этом отношении они были похожи. Между ними была не просто физическая близость — она давала Тотчи право делать то, чего он никогда не позволял себе с другими. Фантазии Матсумото, рождённые его же собственной мнительностью, вполне гармонично сочетали в себе извращённые желания обоих партнёров. Таких — один на миллион. С такими так просто не расстаются.
Наверное, имело смысл переубедить и заставить Таканори ещё раз подумать, но Матсумото так чудовищно упрям в своих решениях… и Тошия мучительно усмирял своё эго, потому что не хотел оставлять всё вот так, не хотел бросать Руки одного, не хотел никуда уезжать. Но что даст его признание? Ничего. Случившегося не изменить, а то, что произойдёт сейчас между ними, тоже ни на что не повлияет. Глядя на опущенные плечи и нахмуренный лоб любовника, Тошия ещё не понимал, насколько ранит Матсумото его молчание.
— Если ты ищешь дополнительный повод помучиться, я тебе его не дам, — огрызнулся Хара.
— Ты невозможен, Хара! Убирайся к херам!
С Руки неожиданно случилась истерика. Ему показалось, что всё, что происходит, — по-дурацки нелепо. Тотчи не договаривал, скрываясь за маской невозмутимости, и всегда избегал разговоров о чувствах. Обессиленно сползая на пол, Руки ржал, как умалишённый, смеялся до колик в животе и никак не мог справиться с эмоциями. Хохотал и всхлипывал, смахивая катившиеся по щекам слёзы.
