— Не преувеличивай, Руки-кун, — Тошимаса ощутил уколы совести, потому что тот был отчасти прав. — Злишься на меня?

— Я чувствую зависимость, — Таканори судорожно вздохнул. — Да. И не знаю, что с этим делать. — Он всплеснул руками.

— Может, слушаться меня начать? — проговорил Тошия.

— Может быть… Ты хоть понимаешь, какого мне сейчас? — Руки вопросительно посмотрел на басиста. Тот лишь неоднозначно хмыкнул. — Налей ещё! — пьяно изрек Матсумото. — Я выпью.

— Тебе хватит, — произнес Тошия, забирая пустой стакан. — Если бы мне когда-нибудь сказали, что я стану нянчиться с вокалистом The Gazette, я б послал их куда подальше, — серьезно сообщил он.

— Ты бездушная скотина!

— Попридержи свой пьяный язык.

Несмотря на попытки последнего сопротивляться, Тошимаса притянул певца к себе, тихонько подул ему в шею и зашептал на ушко такие слова, из-за которых Руки даже на секунду перестал шевелиться. В нетрезвом сознании Матсумото внезапно нарисовался образ Хары-волшебника — его заветное «прости» растопило лед и временно окрасило жизнь розовым.

Было темно и тихо — ни звука проезжающих машин, ни стука настенных часов; казалось, что время остановилось и, превращаясь в туман, наполнило воздух плотностью. Руки отпускало. Знаете, как бывает, когда перенервничаешь, а потом вдруг наступает апатия? Хара подсознательно почувствовал это состояние, и ему как-то захотелось стать мягче; он погладил Матсумото по спине и коснулся губами маленькой родинки под левым глазом и на подбородке; пальцы, пробравшись под одежду, исследовали линию крестца, ласкали шею, теребили волосы. Да, Хара мог быть и другим. Руки притягивал его каким-то внутренним надломом, из-за которого Тошия забывал о роли жёсткого Доминанта.

— Хочешь, сделаем это как нормальные люди? — шепнул ему басист, когда теплые ладони несмело обняли его в ответ и Таканори начал открываться ласкам. Хара ощущал, как постепенно нарастает его желание, и, придерживая Матсумото за бедра, усадил на себя сверху.

— Мы оба ненормальные, — выдохнул певец, начиная движение.

— Ты вынуждаешь меня идти на уступки…

— Мне… необходимо прикасаться к тебе, понимаешь? Сейчас, пожалуйста… — Руки так робко и тихо об этом попросил, что Хара был готов позволить ему всё; ну, или почти.

Басиста возбуждало, насколько быстро Таканори заводится. А сейчас еще сильнее от того, что имеет возможность тактильно ощутить напряжение его плоти: ласкать бедра, грудь, живот, шею, касаться его там, где он бы вряд ли кому-то разрешил; но певец прикасался и познавал его, а Тошия абсолютно не был против. Он чувствовал, что Руки необходима эта близость, и чужое возбуждение вошло в резонанс с его собственным.

Матсумото всхлипнул и подался навстречу, инстинктивно сжимая мышцы. Острая волна желания, закрутившись спиралью, тяжело развернулась в паху, когда прохладные от смазки пальцы скользнули меж его ягодиц. В этот раз Хара превратил нетерпение в пытку, изводя и себя, и Руки особой неспешностью. Таканори очень медленно опускался на член, чувствуя, как руки любовника с силой сжимают его бедра, а затем судорожно зарываются и оттягивают волосы на затылке, не позволяя шевелиться. Рассматривая влажный рот и идеально изогнутую шею, Хара не мог сдержаться, чтобы не оставить на ней следы, и кусал бледную кожу. Мучительно сладко он осаживал темп до Largo, сдерживая сам себя. Матсумото вцепился в его плечи и, опускаясь вниз, царапал их, ощущая, как увеличивается напряжение. Его губы приоткрылись, а взгляд затуманился. Откидывая назад голову, он закрыл глаза и застонал.

— Смотри на меня…

Руки распахнул глаза. В силу какой-то неожиданной прихоти басист позволил прикасаться к себе; и, оказывается, управлять чужим удовольствием довольно волнующе, тем более что это удовольствие Тошимасы. Хара всегда был открыт, не смущался и абсолютно плевал на то, как это выглядит со стороны. На самом деле в занятии сексом нет ничего эстетичного: два потных тела, используя друг друга, в хаотичном движении пытаются достичь оргазма. До недавнего времени для Таканори имела значение именно эстетика, но сейчас, наблюдая за выразительным лицом любовника, он понял, каким был дураком. Пользуясь моментом, пока мог вести, он чувствовал, как от его ласк у Тотчи сбивается дыхание. Услышать стоны басиста стало для него маленькой победой. Впервые в близости с Харой Таканори смог расслабиться.

Руки целовал его тело и сам подставлял голодным губам щеки, скулы и плечи. Хара, избегая желания самому яростно впиться в желанный рот, перехватил инициативу, опрокинув Матсумото на спину. Они существовали в рамках движения, в неровном влажном дыхании друг друга, ауре из учащенного пульса и правил, диктуемых похотью.

Оглаживая напряженный живот, рука скользнула вверх, обходя затвердевшие соски, и коснулась шеи; обхватив ее, Хара слегка сдавил ее пальцами. Он удерживал Руки в таком положении, продолжая сжимать его горло и стимулируя эрекцию. От недостатка кислорода у вокалиста закружилась голова, а возбуждение усилилось настолько, что он почувствовал, что вот-вот взорвется.

— Не кончай, — прошептал Тошия. Он разжал пальцы и резко отпрянул как раз в тот момент, когда Руки почувствовал, что реальность почти растворилась в нахлынувшем сладком удушающем дурмане.

Така разочарованно застонал, жадно хватая губами воздух:

— Еще.

Это было нечто на грани, усиливающее восприимчивость и добавляющее ощущениям небывалую остроту. Хара снова сдавил шею и сильно толкнулся в узкую плоть. Движение возобновилось, ускоряясь. Басист не впервые использовал игры с дыханием, но сейчас он был пьян, чтобы удерживать эту грань; собственное возбуждение не давало сконцентрироваться, и, глядя на изнывающего под ним Таку, он понял, что долго не продержится. Эластичные мышцы настолько упоительно обволакивали член, что Хара, замычав, кончил в тело любовника и, замечая, что Таканори почти нагнал его, задыхаясь, прошептал:

— Давай.

Тело Руки в судороге выгнулось; в экстазе оргазма Матсумото никак не мог отдышаться. Его накрыло рефлексией, и он уткнулся в плечо любовника, пряча свое лицо, пропитывая чужую майку пьяными слезами и запахом алкоголя.

Кто бы еще действовал на него так же, чтобы от одного взгляда певец заводился, будто от долгой прелюдии? Достаточно было лишь слова, чтобы Така становился послушным; чей еще запрет на касания своей невыносимостью мог бы вызвать во всём теле рефлективную дрожь? Кому еще Руки захотел бы подчиняться? Никому. Раньше попытки любого контроля воспринимались им в штыки, а сейчас… сейчас он кончил по команде.

— Тошимаса Хара, во что ты меня превратил? — И в этот момент вокалист внезапно осознал, что кажется, влюбился.

— Послушай, у тебя есть полное право ограничивать мои действия, — ободряюще шепнул Тошия.

Ограничивать действия… да, прозвучало круто, но на самом деле все относительно: Хара — Доминант, контролируя ситуацию, он полностью возлагает ответственность на себя, а Матсумото как саб только определяет границы дозволенного. Но кто в действительности дает свободу выбора, которой они оба пользуются?

— …Кончать по команде? — спросил Руки, внимательно глядя в темные глаза. — Принудительный оргазм?

— Мне хорошо с тобой. Мне очень хорошо… Така…

***

Разглядывая свое отражение, понимаю, что похож на небритого транса. Еще и с кривыми ногами. Первый принц королевства гоблинов, твою мать! Вздрагиваю от звука внезапно ожившего айфона — звонит мой любитель кинка.

— Ты уже у меня?

— Да, — напряженно дышу в телефон.

— Чего сопишь, чулки не по вкусу? Напоминаешь себе фрика?

— А тебе по вкусу любовник, похожий на обезьяну? Я некрасивый и волосатый.

— Ты очень красивый!.. Сделаешь ванну? Я немного устал.

— Сделаешь, — бурчу, — раз ты устал, может, отменим чулки?

— Нет, оставим. Еще с тебя мейк и…

— Небритая рожа и подмышки… я помню. Что еще? Растянутый анус? — выплевываю в раздражении. Через мгновение понимаю, что несдержанность меня погубит. Почему я не могу заткнуться, когда это необходимо?