Как всегда, Уруха немедленно подорвался на выход первым, за ним, разминая плечи, вышел Кай. Аой, в противовес желанию получить свою порцию никотина, не спешил покидать репетиционную, провожая взглядом расстроенного вокалиста, мимо которого вальяжно прошагал Сузуки. Но Руки вдруг обернулся, глядя на Юу с таким страдальческим выражением, что тот поднялся с места:
— Ну, чего ты?
— Ты не пойдешь? — спросил Матсумото с надеждой, и гитарист отрицательно замотал головой. Конечно, он безумно хочет курить, но останется, потому что это необходимо Таканори.
— Падай, — Юу присел на диван, освобождая место рядом. Он вдруг внимательно уставился на друга:
— Ты чего, бриться перестал?
Вопрос застал вокалиста врасплох, и он опустил взгляд, рассматривая свои ладони, соображая, что бы ответить:
— Да как-то вот, не успел, — соврал он. — А что, жутко? Растет неравномерно, кустами какими-то… чешется все…
— Слушай, ну, — усмехнулся Аой, но, зная о мнительности Матсумото, не мог не воспользоваться этим. — С усами надо бы поаккуратней, — сообщил он с серьезным видом.
— Что? — ужаснулся вслух вокалист. От осознания того, что становится заросшим чучелом, ему стало нехорошо.
— С усами, говорю, не переборщи, — Аой изо всех сил сдерживал улыбку.
— Твою мать, я не хочу усы! — буквально простонал вокалист. — О, Боже.
— Бритву дать? — предложил Юу.
— Нет-нет, — Така замахал руками, он помнил, что бриться ему запретили. — Спасибо, у меня своя… дома. Я потом… Ну… — И вдруг его осенило: — Да ты снова ржешь надо мной! — Вокалист сорвался с места и, как ужаленный, понесся к зеркалу. — У меня нет проклятых усов! — завопил он, яростно глядя на Широяму.
— Шутка, — ритмиста просто скрутило от смеха. — Но результат один — ты, как всегда, психуешь.
— Не ржи, идиот! — зарычал Матсумото. — То я жирный, то усатый! Что плохого я тебе сделал? — Вокалист театрально закрыл пол-лица рукой, наблюдая сквозь пальцы за поведением гитариста. С Юу было порой нелегко, но, несмотря на недостатки, Таканори доверял ему больше остальных: в обществе ритм-гитариста он чувствовал себя комфортно. Аой был ленив и капризен, но одновременно с этим надежно хранил многие секреты, а Руки, хоть пакостил и бесконечно ссорился с ним, — никогда не предавал этот сложившийся альянс.
— Эй, не дуйся.
Таканори обиженно плюхнулся рядом:
— Я тебе отомщу, — коварно произнес он и неожиданно спросил: — Что с басистом?
— Ты про Рейту? Забей.
— Не понимаю, чего он бесится, — Матсумото снова почесал подбородок.
— Ну, ты просто не туда смотришь.
— Аой, я тебя умоляю, выражайся на понятном мне японском — крыша едет!
— К примеру, тебе нравится небо, и ты так увлечен созерцанием облаков, что совершенно не смотришь под ноги, — многозначительно изрек Широяма.
Руки честно пытался найти смысл, но ни хрена не понял — Юу просто обожал метафоры.
— Твою мать! И что я должен увидеть под ногами? Рея, что ли?
— Да, лапуля. Ты не замечаешь, как Сузуки звереет от ревности и снова превращается в сталкера.
— Не смешно. Между нами все кончено.
— Для тебя — да, но для Рейты, как выяснилось, нет. — Юу заметил, как у Руки нервно дернулся уголок рта. — И он видел вас с Харой! На улице… после презентации… А если быть точным, то…
— Черт, не продолжай! — Все живописные подробности недавних приключений быстренько всплыли перед глазами вокалиста, но мысль о том, что всему этому нашелся посторонний свидетель, привела его в смятение. Ладно бы кто-то левый, а то — Акира. — Что еще?
Широяме пришлось поведать о малоприятном разговоре в курилке и о том, что завершилась та беседа, собственно, безрезультатно; но хотя бы теперь Руки осознал, чем именно вызвана агрессия со стороны Сузуки.
— Вот дерьмо! Мне что, быть одиноким на роду написано? — возмущался вокалист. — А Ютака в курсе? Всякий раз, когда что-то вырисовывается у меня, то начинает ломаться у других.
— Спокойно, они сами разберутся. Юта, конечно, неравнодушен и многое попускает, но он не дурак, чтобы торопить события… Так что там вряд ли пока серьезно.
— И что теперь я должен предпринять?
— Просто будь осмотрительнее, Ру. И если что — я рядом.
***
Хара смотрел на ряды деревьев, аккуратно высаженные вдоль аллей, и думал о том, что Нара с его нескончаемым потоком туристов и оленями, свободно разгуливающими повсюду, больше напоминает деревню, нежели город. И именно здесь, в Нара, басист лишился гитарного процессора: либо кто подтянул, либо сам Тошия недоглядел — «примочка» исчезла без следа, и Хара очень негодовал: подобно персонажу из книги Толкиена, музыкант фанатично трясся над своим эквипментом. Памятуя об этом, он вздохнул.
— Малыш никак не забудет о процессоре? — Шинья Терачи, разместившись прямо на земле, отрешенно гладил олененка, трепал его за ушки и кормил булочкой, словно этими действиями мог избавить себя от накопившегося стресса. — Не смотри так, я уже научился понимать значения твоих вздохов, — усмехнулся он.
На губах Тошии промелькнула улыбка, и Шинья тут же заработал легкий подзатыльник.
— Прекращай копаться в этом.
До возвращения в столицу оставалось немного свободного времени, и каждый использовал его по-своему: Дай куда-то усвистал, а Каору, пользуясь одиночеством, решил немного вздремнуть; драммеру неожиданно захотелось погулять по парку, и Тошия, который не придумал себе занятия, составил другу компанию. Эти несколько дней были довольно напряженными, и небольшой променад на природе действовал на музыкантов умиротворяюще.
— Лучшие создания планеты — отнюдь не люди, — назидательно выдал Терачи, стряхивая с себя крошки. — Посмотри, какой чудесный! Он так симпатично жует!
— Ми-ми-ми, — передразнил его басист. — Какает он тоже симпатично!
У Шина имелся один пунктик: он обожал все милое. Все от мягких игрушек, шоколадных зайцев и заканчивая братьями нашими меньшими. Порой на него накатывало, и он занимался благотворительностью, создавая приюты для животных, и как-то навлек немалый гнев Кё своим предложением завести собаку. К счастью, рядом тогда оказался Хара, и, принимая удар на себя, он героически спас хрупкую шейку драммера от всепоглощающей ярости вокалиста Dir en Grey, который был настроен свернуть ее незамедлительно.
— Погладь животное, сухарь бесчувственный, — проскрипел Терачи.
— Только ради тебя, — Тошия нехотя отлепился от дерева и, подойдя ближе, опустился на корточки рядом с приятелем. В ожидании угощения олень ткнулся мордой в ладонь басиста. — Давай булку, а то эта тварь мне руку отжует.
— Да ты сноб!
Прикасаясь к бархатным ушкам животного, басист размышлял о том, что вот с Матсумото Шинья точно бы нашел общий язык, особенно на почве маниакальной любви к фауне: Руки тоже, как ненормальный, носился со своей собачкой. Он живо представил себе картину, в которой эти взрослые мужики стали бы на пару умиляться очарованию местных «бэмби». Взглянув на Шина, Хара рассмеялся: он вспомнил, как эта парочка неплохо пообщалась, и причем еще до того, как Тошия заполучил телефон вокалиста. Тогда Руки от чистого сердца так споил Терачи, что тот надолго лишился тяги к алкоголю.
— Теперь Матсумото-сан? — спросил Терачи, реагируя на очередной вздох.
— Ой, все… — Хара сейчас очень не хотел затрагивать эту тему.
После знакомства с Руки Тошия исчез с линии горизонта. Шинья не беспокоился, поскольку такое уже бывало, но, похоже, его друга неслабо затянуло, если на простое «как дела» тот ответил сообщением, что «временно покинул планету, а на Сатурне связь не пашет». Терачи сделал вывод, что в этот раз Хара в своем увлечении зашел несколько дальше, чем нужно, и ему стало интересно.
— Малыш, сдается мне, что всем свойственно скучать по кому-то.
— Я не скучаю, — сухо произнес Тошия, он не желал обсуждать то, где изначально нет будущего. Гастрольная жизнь оставляет жесткий реализм и никаких шансов на то, что нормальные люди назвали бы отношениями. Он подцепил носком ботинка небольшую ветку, и она с хрустом отлетела в сторону. — И для меня все это не существенно, — заявил он.
