— Ничего, — устало сказал Хара, продолжая ходить по комнатам, скидывая в сумку, казалось бы, все подряд, — я тоже не хочу уезжать.

— Тошимаса Хара, — бурчу, следуя за ним по пятам, — ты хоть будешь скучать?

А Тотчи останавливается, его глаза до ужаса пронзительные; мы стоим на расстоянии каких-то сантиметров друг от друга, но его взгляд дистанцирует меня на километры. Это так жутко, что внезапно становится холодно или… больно?

— Не думаю, что у меня будет на это время, — глухо отвечает он, теребя затылок.

Я не стал спрашивать, отчего он говорит неправду — просто сейчас так нужно. Нарушение правил порождает то, чего быть не должно, — чувства; а между нами должна оставаться понятная граница физиологической формулы, ее причины и следствия, занимательная геометрия. Геометрия близости.

— Ладно… — я должен сказать что-нибудь, возможно, тоже соврать.

— Черт!

— Совсем неважно, правда, — звучит, как будто я утешаю сейчас… Только кого? Его или самого себя? — Это же просто секс…

Для меня уже не просто… Хара молчит; маловероятно, чтобы он пропустил фразу мимо ушей, сосредотачиваясь на сборах; я отчетливо вижу, как он оттягивает момент; наконец закрывает сумку и отставляет в сторону.

«Посмотри же на меня, черт тебя дери! Я хочу знать…»

Но он не смотрит.

— Така, — он произнес мое имя, — меня не будет всего три дня. И чтобы ты много не думал, я попрошу кое о чем.

— Интересно.

— Не брейся, — выдает он и останавливается, обдумывая идею.

— Чего? — не въезжаю в смысл — так резко меняется тема.

— Пока я буду в отъезде, ты перестанешь бриться.

— Что, совсем?

— Совсем.

— С ума сошел! Как я покажусь на студии? За три дня я стану похожим на бомжа!

— Щетина тебе пойдет. Сменишь имидж рафинированного мальчика.

— Может, мне еще и в латекс одеться? — Язык мой — враг мой: надо же было такое ляпнуть.

— А ты хочешь? — смеется Хара.

— Ни за что! Боже. Нет! Не заставляй меня, пожалуйста. — В ужасе я закрыл лицо руками, когда представил, что мне придется как-то объяснять все это парням.

«Знаете, мы тут с Харой БДСМ балуемся и у меня задание с отчетом. Давайте сделаем фото. На фоне ударных я буду выглядеть лучше всего. Черт!»

— Мой саб совсем распоясался, — Хара обнимает меня за плечи.

— И это все? — вырываюсь, а он откровенно ржет надо мной.

— Что, все? — удерживает на месте, прижимая двумя руками. — Не психуй, мнительный ты мой. Латекс отменяется. Но я запрещаю тебе прикасаться и ублажать себя, — ласково говорит он. — Не вздумай дрочить. Сублимируй, медитируй, работай.

— Твою мать! Да ты издеваешься!

— Ты меня провоцируешь.

— Почему ты не целуешься в губы? — зачем-то спросил я.

— Потому что я не целуюсь в губы, — повторил Хара. — Это преступление?

— Почему я здесь, Тошия? — Нет необходимости, чтобы он отвечал; достаточно того, что сейчас он смотрит мне в глаза, на мгновение стирая границы. Ему можно просто смотреть вот так, чтобы мое тело среагировало желанием, как животное на щелчок дрессировщика. — Через сколько за тобой приедут? — голос резко садится, и я кусаю губы.

— Час-полтора, — Хара взглянул на часы. — Я тебя внимательно слушаю, Руки-кун, — проговорил он, медленно стягивая с меня блейзер.

— Трахни меня. Трахни так, чтобы я не смог сидеть. Чтобы все эти три дня я даже не вспоминал о сексе.

========== 9. Треугольник ==========

— …Я не буду это играть, — сердито дернув плечом, Рейта поднялся с места.

— В смысле «ты не будешь»? — на секунду Руки показалось, что он ослышался. Акира был упрям и выражался прямолинейно, но, когда дело касалось работы, он почти всегда соглашался, а тут…

— В том, котором слышал.

— Я не понял, объясни-ка, пожалуйста. Помнится, все одобрили новый материал еще пару дней назад, а теперь ты отказываешься? В чем проблема, Акира?

— Ни в чем. Эта песня — полная хрень.

— Хрень? — В глазах вокалиста промелькнуло недоумение, взгляд наполнился разочарованием и обидой — взгляд, который всегда заставлял Сузуки сожалеть и идти на попятную, но только не сегодня.

Рейта прекрасно знал, что, прежде чем вынести в свет результаты своего труда, Руки переживал за каждую ноту и вымучивал слова, в ущерб себе расходовал кучу времени и сил, страдая недосыпом и депрессией. Он всегда ожидал одобрения всему, что делает, надеясь на понимание окружающих; неприятие близких просто убивало его, действуя подобно удару ножа в спину. Но Сузуки сходил с ума: безмятежное выражение на лице Таканори не давало ему покоя, а потому ему очень хотелось ударить в спину.

В песне, что вокалист принес последней, не было ни намека на мрачное начало: легкая печаль и созерцательная лирика, что-то более жизнеутверждающее и светлое, чем обычно. Здесь Руки был счастлив проживаемым моментом, и это умиротворение выводило Рейту из равновесия: он хотел разрушить, похоронить, закопать его счастье глубоко в землю и присыпать сверху известью. Ведь куда привычнее наблюдать Матсумото в состоянии неудовлетворения и безысходности, и подсознательно Акиру вполне устраивал такой расклад, поскольку его бывший парень продолжал оставаться несчастным и одиноким! А сейчас вдруг появился Хара, который слишком успешно удерживает Руки на коротком поводке, а тот и счастлив быть привязанным, хотя раньше постоянно требовал свободы… Что такого делает с ним этот чертов басист, чего не смог в свое время Сузуки? У него никак не укладывалось в голове, как настолько разные люди нашли общие точки и почему вокалист по первому требованию несется куда-то сломя голову, срываясь посреди репетиции. Рейта мучился ревностью и снова чувствовал себя неудачником, а потому старался хоть чем-то компенсировать досаду.

— …Честно говоря, твой текст пузырится от розовых соплей, а мелодия напоминает приторный флафф, — пожимая плечами, язвительно заметил он.

— Что? — переспросил Руки. Он не мог поверить, что ему приходится выслушивать это.

— А по-моему, очень даже гармонично, — вмешался Кай. — Она прекрасно разбавит материал.

— Разбавит? — развернулся к нему басист. — Мы что, меняем концепцию группы? Это же откровенная попса! Может, еще и плясать начнем? Станем вести себя, как мальчики из корейского шоубиза. — Он изобразил непристойное движение бедрами. — Я продам бас…

— Ну и фантазия! — неожиданно подал голос Уруха. — Продолжай, желаю узнать, чем все закончится. И это… бедрами у тебя неплохо выходит. Повторить сможешь?

— Да пошел ты!

— Погоди, Кою, — произнес наконец Руки; несмотря на внутренний напряг, внешне он казался абсолютно спокойным. — Мне тоже интересно. Чтобы не было неожиданностей, давай, договаривай до конца, Рей. Допустим, эта песня — дерьмо, но есть еще три. Как насчет них?

— Я бы не хотел тебя расстраивать, но… — ухмыляясь, начал Сузуки, и Така заметил, что тот рад — да просто счастлив, что пнул по яйцам, задевая за живое и цепляя самолюбие. — В последнее время все, что ты делаешь… — абсолютное дерьмо!

— Дело ведь не в песне, да, Акира? — зло прервал его Руки. — Тебе доставляет удовольствие изводить меня.

— Ты никогда не умел воспринимать критику.

— Критику, блять? Без оснований назвать все, что я делаю дерьмом — это ты называешь критикой?

— Я лишь высказал свое мнение, — удовлетворенно произнес басист.

— Твое тупое мнение не авторитетно. Разговор окончен, — вокалист резко отвернулся.

Аой молча наблюдал за развитием конфликта, готовый вмешаться в любой момент. В отличие от Руки, гитарист знал, откуда дует ветер и к чему все движется.

— Достаточно, Аки! Если хоть один не согласен — песню убираем, — заявляет Кай, — все просто. Далее, — он посмотрел на согруппников, — есть что добавить, говорите сейчас.

— А мне все нравится, — негромко и веско произнес лид-гитарист, но, перехватив неспокойный взгляд Юу, он спросил: — Что скажешь, Аой-сан?

— Я с тобой, Кою. Плюсую Таканори.

— Но Акира против, — заключил лидер. — Перерыв.