— Я встану на колени, — краснея, еле слышно прошелестел Матсумото, — и ты трахнешь меня в рот, — выдавил из себя вокалист, пытаясь справиться с дрожью, — я так хочу этого, что от одной мысли у меня течет с… Ну… и потом… — судорожный вздох.
— Что? — сглатывая, так же тихо в тон ему произнес Тошимаса.
— …Ты сказал, что мы сделаем это перед зеркалом. — Руки чувствовал, как дрожит его голос, он был готов шлепнуться в обморок.
«Твою ж мать! ТВОЮ МАТЬ!»
Хара аккуратно и быстро снял зажимы и отвязал Руки от перекладины. Во-первых — не суетиться! Разумеется, он выполнит все вышеперечисленное. Выполнит НЕМЕДЛЕННО. Во-вторых — только бы не сорваться! Тошимаса дал возможность вокалисту отдышаться и выпрямить спину; стараясь не заглядывать в глаза, он сосредоточенно разминал его затекшие конечности, призывая себя к спокойствию, а Таканори ощущал, насколько трудно тому дается сдерживать себя. В иной ситуации Руки, наверное, сказал бы что-нибудь ободряющее, но сейчас молчал, онемев, словно рыба.
— Повернись спиной, — приказал Хара.
Руки саба вновь были крепко фиксированы. Таканори зажмурился и тихо застонал, сжимая ягодицы, когда Тошия, криво усмехнувшись, шлепнул его по внутренней стороне бедра, вынуждая шире расставить ноги. Придерживая, Хара заставил его медленно опуститься грудью на пол.
— Еще способен смущаться?
Руки почувствовал панику, находясь в столь открытом положении: еще хуже, чем ощущать свою беспомощность, это наблюдать за тем, как тебя растягивают, в подобном ракурсе. Тотчи снова утрировал, и Таке вновь захотелось завыть от безысходности, но Доминант не дал ему возможности углубиться в свои мысли: широкая ладонь звонким шлепком опустилась на соблазнительный зад, заставляя распахнуть глаза; жгучее удовольствие, будто увеличенное во сто крат, разрядом тока прокатилось по коже. Чужие пальцы тут же проскользнули в ложбинку между ягодицами, и Руки замычал, когда прохладная субстанция потекла по промежности. Хара не скупился на смазку, Матсумото трясло, колени разъезжались в стороны, полностью открывая любовнику все тайны возбужденного тела; от этого голова шла кругом.
Оглаживая сфинктер, Тошия осторожно погрузил внутрь пальцы. Саб застонал громче, сильнее прижимаясь к полу; ощущение растягивающихся мышц резко усилило возбуждение. Ему стало уже все равно, что с ним собираются сделать, лишь бы скорее снять напряжение там, внизу… Свободной рукой Хара двигал по его члену и завороженно наблюдал, как естественный секрет появляется, соскальзывает с головки, и растягиваясь в «ниточку», капает на пол. Руки не врал, когда говорил об этом… Собственная похоть, охваченная тканью юбки, слишком явно требовала внимания; восприимчивость Руки заводила басиста почти до потери контроля, и в попытке отвлечься Хара вновь хлестко ударил саба по ягодицам.
И вот он, любимый Тошимасой кинк: анальная пробка, узкая на конце и достаточно широкая у основания, медленно проникла в тело вокалиста. Хара осторожно ввел ее до конца и, чтобы предотвратить всякую возможность скорой разрядки, перетянул член Руки у основания кольцом. Вздернув саба вверх, он вынудил того сдвинуть ноги; девайс сместился внутри перевозбужденного тела, вызывая судорогу. Матсумото взвыл.
— Не сдерживайся, — проговорил Тотчи, поднимаясь и облизывая влажные пальцы.
Ненужная юбка была отброшена в сторону, и Руки с трепетом рассматривал жилистую и стройную фигуру Доминанта, на которой наконец-то не осталось никакой одежды, кроме напульсников, украшающих кисти, и которая уже давно во всех смыслах будоражила воображение вокалиста. Несмотря на худобу, тело Тотчи казалось ему совершенным.
— Ты знаешь, что делать, — тихо произнес Хара, придвигаясь вплотную.
Вокалист кивнул и послушно открыл рот, с готовностью принимая в себя чужую плоть; ему сейчас очень захотелось высвободить руки и, схватив Тотчи за поджарую задницу, притянуть ближе к себе. Но тот, словно предугадывая желание любовника, двигался лениво и старался сохранять дистанцию, насколько это возможно, пока не увидел в глазах саба умоляющее выражение. И Хара сдался — застонал, когда Руки вобрал его член максимально глубоко, задыхаясь, но даже не пытаясь отстраниться; Матсумото уже было плевать на саднящее горло, слезы, и слюну, стекающую по подбородку, и даже на ту дикость, с которой Хара брал его.
«Как же хорошо ты это умеешь, Гаечка…» — думал Тошия, зарываясь пальцами во влажные волосы любовника. Его расфокусированный взгляд жадно впитывал в себя порочное зрелище, не в силах оторваться от губ, которые так пошло сейчас обхватывали его член; но басист заставил себя остановиться, ведь он обещал Таканори кое-что еще.
Матсумото снова был прижат грудью к полу. Хара торопливо сдергивал веревки, освобождая сабу руки, позволяя затем опереться на локти. Таканори послушно прогнулся в пояснице, шире разводя колени.
— Коленно-локтевая, — подытожил шепотом басист, избавляя Матсумото от девайса. Обхватив саба за узкие бедра, он вошел одним плавным движением.
Така по-кошачьи выгнулся навстречу. Дальше не было ни боли, ни стеснения. В эти мгновения Руки стало абсолютно не важно, что подумает о нем мужчина, чьи прикосновения заставляли его сходить с ума. В отражении он увидел, что в стремлении достигнуть финала они оба находились в равном положении; и вокалист воспринял это как единение, а вовсе не попытку использования своего тела.
— Разве в том, что я хочу тебя, есть что-то унизительное? — сипло выдохнул Хара, не переставая двигаться.
— Нет.
— Повернись. — Тотчи остановился и аккуратно снял фиксирующее кольцо с члена Матсумото. — До сих пор считаешь, что я просто тебя использую? — Горячая ладонь уверенно двигалась по плоти. — Я позволю тебе кончить первым, — сказал Тошимаса, — и что бы ты там ни думал, мне не зазорно повторить… для тебя.
— О, боги. Тебе не нужно… — всхлипнул вокалист, сообразив, что именно тот имел в виду.
Его накрыло почти сразу, как только губы Тотчи опустились на его член; Хара не отстранялся до самого конца, не брезгуя принимать в себя доказательство чужого оргазма. Он придвинулся, склонившись над Матсумото, и легонько надавил пальцами на его челюсть, чтобы Руки приоткрыл рот, и, не касаясь его губ, дал сабу почувствовать чуть солоноватый и терпкий вкус его собственного семени.
Разворачивая обессиленного певца, точно куклу, Хара вошел в него и уже двигался так, как было нужно лишь ему одному. Чувствительность Руки сбивала его с толку, и, наблюдая столь бурное проявление эмоций, Тошимаса кончил, даже не выходя из тела любовника. Не успев отдышаться, он импульсивно притянул Руки к себе, размазывая пальцами по губам остатки помады, прикасаясь к его шее, лицу, ключицам; мгновением позже он уже целовал все эти места, сам не зная, как это получилось.
— Оставайся на ночь, — предложил он, помогая Руки переместиться на кровать и устраиваясь рядом.
— Я не знаю даже чем объяснить себе всё это… Почему я не могу отказать? Веду себя как баба… — судорожно вздохнул Таканори.
— Думаю, ты прекрасно справился, — прошептал басист, поглаживая Руки по влажной спине. — И еще, я страшно рад, что ты не баба.
========== 8. Геометрия близости ==========
Вам когда-нибудь предлагали секс? Просто ради удовольствия? Без романтики, обязательств, вмешательства в личное пространство; только секс — интенсивный, разнообразный, жесткий. Горячий, упоительный и грязный… Какие еще эпитеты необходимы для описания того, чем мы занимаемся? Раньше в своей практике я ни с кем не заключал подобных соглашений: неизвестность как-то не заводит, а разочарование так болезненно; но здесь другое — я сам до безумия хотел этого мужчину, и поскольку решение о согласии оставалось за мной, то я повелся: когда у тебя стоит член, способен ли ты мыслить о чем-то еще? Я — не особо.
С годами надежды блекнут, а восприятие стирается: опыт, знаете ли, накладывает свою печать на все. Иллюзия о «светлой и чистой», как выцветшая акварель, давно уже размыта потоком тривиального, которое диктует ничего не ждать, а наоборот, — хватать и пользоваться. Время так немилосердно; упуская нечто важное, ты вдруг понимаешь, что в попытках добиться желаемого становишься агрессивным и жадным. Наверное, так произошло и со мной, потому что я не хочу ничего упускать. Хара ломал стереотипы, обозначив перспективу, где мое собственное «хочу» становилось определяющим. Это означало, что, руководствуясь желаниями и договором, я лягу под Тошимасу в любое время дня и ночи. Парадокс, но, согласившись быть сабом, я неожиданно обрел внутреннюю свободу, и Хара, наблюдая за этим, не давил — он продумывал все заранее. Для него я стал неким инструментом, который он перенастраивал под себя; и всякий раз, когда он использовал мое тело, что-то во мне менялось, заражая зависимостью от близости с ним. Маленькие, едва заметные симптомы этой болезни проявлялись незаметно, ведь хотелось нам того или нет, но секс сближал. Несмотря на старания Хары соблюдать дистанцию, каждый из нас незримо нарушал правила.
