— Не подкалывай! Я еле на ногах стою.

— Конечно. Проходи, будь как дома, — и Тошимаса впустил гостя, распахивая перед ним дверь.

***

Матсумото проснулся в той же самой комнате, что и в первый раз, когда оказался у Тотчи. Вчера Хара как добрый хозяин заботливо накормил гостя, напоил чаем, выделил одеяло и, плотно закрыв за собой дверь, сдержал обещание не беспокоить. На улице было пасмурно, и Така не мог определить, сколько сейчас времени. Для этого надо было встать и выйти в коридор, чтобы отыскать часы, которые он снял где-то в прихожей, но вместо этого ноги понесли его туда, откуда доносился аромат кофе и чего-то съестного.

— Выспался? — обратился к нему Тошимаса, когда тот нарисовался в дверях кухни. Руки выглядел взъерошенным и заспанным, завернувшись в одеяло, он был похож на потерявшегося ребенка, что вызвало у Хары умиление. — Руки-кун?

— Зови меня Такой, — проворчал вокалист.

— Обнимашки?

— Что?

— Ты такой сердитый, что хочется тебя растормошить.

— Я с утра всегда такой, — нахмурился Руки.

Тошия ненавязчиво сунул ему в руки чашку с кофе, и такая забота обрадовала певца — он вдруг заулыбался. Ощущая терпкий вкус напитка и свежесть запахов геля для душа и зубной пасты, исходивших от брюнета, Руки пожалел, что пока собственной свежестью похвастаться не может.

— Молока добавить? — перебил его размышления Тотчи.

— А? Можно.

Усевшись на стул, он пил кофе маленькими глотками, постепенно заряжаясь бодростью, разглядывал басиста, переставляющего тарелки на столе.

— У тебя красивая улыбка, — не оборачиваясь, произнес Тошимаса.

— А у тебя глаза на спине? — вокалист смутился, но улыбаться не перестал.

— …Что именно тебя заводит? Про связывание я понял. — Такой провокационный вопрос.

— Мне надо в душ! — сорвался с места Матсумото, чуть не опрокинув чашку.

— Посиди, — удержал его Хара. — Что ты пробовал?

— Порку, — отвернувшись, промямлил последний. — Ты не мог бы мне дать полотенце?

— Тебе понравилось?

— Твою мать, Хара! Не сейчас.

— Я выпорю тебя перед зеркалом, поставлю на колени и перед ним же отымею, чтобы ты, глядя на себя, отбросил весь этот ненужный стыд.

— Тошимаса!

— Ешь! — как ни в чем не бывало, спокойно изрек Хара и указал вокалисту на еду.

— И как мне это делать после того, что ты сказал? — Лицо Руки в момент стало пунцовым, трясущимися руками он взял палочки и судорожно вздохнул.

— Нормально, как. Не знал, что ты так восприимчив.

— Не надо было тебе… — Таканори больше не кутался в одеяло; внезапно стало как-то жарко, и вокалист не заметил, как оно сползает с плеч, обнажая торс ровно наполовину. Он смотрел на Тошимасу и видел только его потрясающие руки.

— Ксо! Ты ведь и правда этого хочешь, признайся. Сейчас прокручиваешь этот сценарий в голове, и у тебя… — Хара сглотнул, он не представлял, что вокалист так легко возбудим.

— Ты не можешь знать наверняка — одеяло не прозрачное! — пролепетал Матсумото.

— Почему ты просто не можешь ответить мне? — глухо произнес Хара.

— Могу, — перехватывая темный взгляд, ответил Руки. — Ты прав, я хочу, — преодолевая неловкость, выдавил он из себя.— Не заставляй повторять, ты же сам видишь.

— Держи полотенце, Гаеч… Руки-кун.

***

Послушание — это как в детстве, когда за хорошее поведение тебе выдают сладость, а когда становишься взрослым — шеф за отличную работу повышает тебе оклад, продвигая по служебной лестнице. Но для Тошимасы поощрение, как и наказание, — дозируется болью. От ее концентрации и процентного соотношения зависит уровень получаемого удовольствия, а это тоже выбирает Хара. Боль бывает разная: физическая, душевная… Она несет в себе множество нюансов, которые нельзя приравнивать ни к чему, и в этом — ее прелесть, а я — мазохист, и она необходима мне.

Боль — один из аспектов подчинения, особая пытка, которая ломает волю, переворачивая все в твоем сознании с ног на голову. Боль — как наказание, и боль — в качестве награды. Хара умеет унижать: в жажде удовлетворения я прохожу и через это, и испытывать отвращение к самому себе — это лишь начало, которое, как ни странно, тоже заводит. Многие назовут это болезнью — психическим отклонением, возможно; но для меня это уже не имеет значения. Я смирился.

***

— Раздевайся!

— Тош…

— Раздевайся, я сказал! Красная помада и ошейник — это уже то, что заводит конкретно меня, поэтому надень, пожалуйста. В комнату ты входишь и встаешь на колени сразу же. — Поймав протестующий взгляд, он поясняет: — Я еще не потребовал ничего, с чем ты не смог бы справиться, Руки-кун. Ты либо доверяешь мне, либо мы все прекращаем, даже не начав. Вызвать тебе такси? — равнодушно спрашивает басист.

— Не надо крайностей, — смущается Руки.

На Тошимасе была только юбка. Что-то такое, типа шотландки, только черного цвета и в складку; она держалась на бедрах, единственным украшением служил широкий кожаный ремень, декорированный металлическими шипами и тонкими ремешками с маленькими пряжками, а еще два похожих, тоже кожаных напульсника на руках, и это все. Все! Спортивный торс и шикарные руки, которые покорили воображение Матсумото еще в самый первый раз, когда Тошия притащил его к себе, заводили нереально. Как только Така представил его в действии, то почувствовал себя маньяком. Насколько известно, Хара всегда был неравнодушен к юбкам, этакий своеобразный фетиш даже на лайвах…

— Нравится? — удовлетворенно спросил он.

— Да.

— Я не очень приветствую, когда саб пялится на меня во время сессии — лучше всего смотреть в пол. Разговаривать запрещено, только если я обращаюсь к тебе — ты отвечаешь. Начнем с классики жанра: связывание, игрушки, флоггер. Устраивает?

— Да, — соглашается Матсумото. — А сейчас можно смотреть?

— Смотри, — поощрительно улыбается Хара.

То, что видел Руки, его восхищало: стройные ноги и красивой формы щиколотки, узкие бедра, скрытые за складками плотной ткани, и тонкие ключицы… Матсумото очень хотел, чтобы Тошимаса снял эту юбку, позволив полностью рассмотреть свое тело, и разрешил прикоснуться к себе. Позволит ли? Насколько жестким будет он на этот раз?

«Черт тебя дери, Хара! Ты такой красивый…» Но Руки молчал.

— Ну, чего ждешь? Глаза в пол и ко мне, — услышал Така негромкий приказ и опустился на колени.

========== 7. Классика жанра ==========

Странно, что, когда Руки оказался здесь впервые, он пропустил комнату, которая располагалась по коридору справа от кухни. Разглядывая темный потолок, он улыбнулся, потому что увидел то, чего не обнаружил в прошлый раз: большой металлический крюк, намертво вбитый в ровную и гладкую поверхность. Это было первым, за что зацепился здесь его взгляд; вообще-то тут обнаружились и другие не менее интересные девайсы, знакомые и не очень, но пока не апробированные.

— Интригует? — коротко поинтересовался Хара, снимая с полки фиксаторы и веревку. — Сегодня использовать крюк я не планировал, но если попросишь…

— Нет, спасибо.

— Не волнуйся — все безопасно.

…В свете приглушенных ламп Тошимаса с интересом наблюдал, как капельки пота, поблескивая, лениво сползают по бледной коже. Душно. Руки нервничал от незнания полного сценария, но доверился басисту, как слепой котенок, и это льстило Тошии; неровное свистящее дыхание мужчины действовало на музыканта гипнотически. Хара умело закрепил бондаж и остановился, рассматривая конечный результат. Он повертел в руках кляп и, замечая смущение, промелькнувшее во взгляде Матсумото, решил оставить рот вокалиста свободным. Пока.

— Нервничаешь? — сухо спросил Тотчи, но прикосновение к влажной спине было ободряющим.

Матсумото кивнул. Он стоял в центре комнаты, привязанный к металлической конструкции, которая отдаленно напоминала крест. Или, скорее, не крест, а что-то похожее на высокий турник на двух опорах по краям. Его руки были вытянуты вдоль перекладины и закреплены веревками от запястий до плеч; несколько петель внахлест ложились и стягивали грудь. Ноги тоже были связаны — бедра, колени и щиколотки. В искусстве шибари Тошимаса, вероятно, слыл мастером: вроде бы все просто, а фиксация вышла жесткая. Руки оценил.