«Можно я убью тебя?» — отчётливо услышал Руки, опуская все последующие ругательства.

***

…Они не спешили, предпочитая особо не вдумываться в процесс, но с интересом наблюдая друг за другом. Матсумото не удивился, когда на одной из вечеринок она появилась в обществе Широямы. Гнев последнего творил порой невозможные вещи, особенно если дать повод. Обходительный и сдержанный, Аой действовал словно джентльмен из фильма, не препятствуя Таканори лепить из них трио. Матсумото был прав — девчонка не делала из морали культа: ей нравились они оба.

Луна щедро обсыпала ночное шоу звёздами, наполняя их эксклюзивом, беспокоили лишь трезвость утра и снятые маски. И хотя правила требовали соблюдения морального дресскода, Руки вёл себя до неприличия откровенно, но секретов не выдавал. Юу очаровывал тьмой, предлагая путешествие вслепую, обольщал полунамёками невинных касаний. Тактильная практика воистину творила чудеса, возбуждая низменный интерес к исследованиям. Улыбки охотников манили девушку горечью ванили, не обещая ровным счётом ничего, но скрытые знаки мягко соблазняли триумфом феромонов и алкоголя. В итоге чествование победителя затянулось, и, несмотря на отсутствие масок, утро всё же продолжало оставаться пьяным, нашёптывая небу свои сказки…

Девочка была молода, она жаждала внимания и хотела секса, сосредотачивая внутри себя всё, что так нравилось Матсумото. И тот не осторожничал — шёл напролом, дав ей всё, чего она хотела, насколько позволяло время, как мог, и когда дело зашло чуть дальше поцелуев — она не ломалась. Таканори возлюбил её злую и ненасытную страсть ко всякому извращённому познанию; стараясь извлечь из этой связи всё, он выпивал её, как восхитительный фреш, и исчезал, оставляя чужие чувства в смятении, чтобы в определённый миг она ухватилась за Широ, как за спасательный круг, ища в нём умиротворение для своей души. Аой, в свою очередь, ублажал не только чужую душу. Через её тело он чувствовал вокалиста и в благодарность делился нежностью, которая затем, так или иначе, попадала к адресату.

Их всех унесло течением. Чётные давали ощущение надежды, нечётные же — рвали душу на части. Руки был тем, кто разрушал, а Широ строил заново. Она стала их связью друг с другом — музой для одного и способом перевоплощения для другого. Но когда фазу шторма заменил безмятежный штиль, Таканори покинул сцену. Ушёл, по-английски, не прощаясь. Разбив очередное сердце, он оставил финал открытым.

…«Выходные» Юу проходили в попытках абстрагироваться от действительности, в окружении аппаратуры домашней студии, где он ваял свои вариации на тему сентиментального танго. Реальность «на троих» воздействовала на него разрушительно, опустошала эмоционально и истязала физически. Аой злился, потому что право дотанцовывать выпало именно ему, и не просто так, а с розой в зубах. Уставившись невидящим взглядом в график монитора, он слушал, как двигаются стрелки часов, и морально готовился к развязке, заливая страдания пивом. Алкогольная медитация могла бы продолжаться ещё довольно долго, если бы не тривиальный звонок телефона.

«Вот и всё», — ответило Широяме провидение.

В салоне такси звук тиканья невидимых часов казался Юу наиболее громким.

Впустив Аоя в комнату, она уткнулась мокрым лицом ему в грудь и расплакалась. Широ растерялся: он не выносил женских слёз, не зная, что с этим делать, да и утешать был не горазд.

— …Что он сделал? Марина, чёрт… перестань.

— Всё кончено… — Факт расставания был воспринят хоть со слезами, но вполне адекватно. Просто женщины намного чувствительнее. — Он сказал, что если есть вопросы, то ответы я найду у…

— У меня? Вряд ли, малышка… Ну, не плачь, эй.

— Знаешь, что ужасно? Порой мне кажется, что через нас он пытается прожить моменты, которые для него недосягаемы. Будто Руки не дано чувствовать, как другим людям, но ему хочется… И если он что-то решил, то делает это так…

— Безжалостно? — Аой понимающе усмехнулся. — Добро пожаловать в мир Матсумото, девочка.

— Ему действительно не нужно, чтобы его любили?

— Конечно, нужно. Всем нужно.

— Но Руки…

— Руки не может себе этого позволить — ответственность большая, но иногда находятся те, на кого он её перекладывает.

— Я не хотела выбирать между вами, — она жалобно улыбнулась, — правда.

— Сомневаюсь, что моральная сторона имеет ценность. Никто тебя не осуждает. Лично мне на это плевать, да и тебе, должно быть, тоже. Проблем никаких.

— Даже в том, что он меня подтолкнул, а тебя заставил?

Юу отвернулся, поджав губы.

— М-м… Я рад, что ты такая умная, но давай не будем вдаваться в детали, — сказал он тихо. — Я набью ему морду, обещаю.

— Не надо. Ему и так непросто…

«Говнюку эгоцентричному, а не человеку…»

— Я слышал, у тебя новый контракт? Уедешь?

Она кивнула, вытирая слёзы. Протянула ладони, чтобы он на мгновение поймал их в свои.

— Если что-то вдруг будет нужно, не стесняйся.

— Спасибо, Юу, — его имя прозвучало, словно дуновение ветерка.

Она не ждала, когда Аой поцелует первым, потянулась к губам, и тот прижал её к себе, отвечая. Ладони мягко обхватили талию, уверенно пробираясь под трикотаж футболки, и уже привычным жестом стянули его, обнажая хрупкие плечи. Её волосы удивительно пахли яблочным шампунем. А затем в полумраке спальни снова были сбитые простыни, и в комнате до утра горел ночник, над тусклым светом которого бился потерявшийся мотылёк…

***

… Атмосфера накалялась в напряжённом ожидании, и Аой больше назад не оглядывался. Он адски тосковал.

«Надо поговорить, танк».

— …Маленькие залы со стоячим партером, окей. А что нам предлагается в Нара? Может, нынче её опустим, а, Кай?

«Я занят».

«Ты мне должен».

— Руки, смотри сам, мне всё равно, — говорил Ютака. — Через Нара мы проедем в любом случае… и вся эта хрень, связанная с дорогой, сам знаешь.

«Тебе досталось самое приятное, дорогой. Надеюсь, ты простился за нас обоих».

«Блять, хоть раз включи режим человека, чудовище».

— Юта, извини, давай прервёмся.

— Ну, иди, раз надо, — ответил драммер, разглядывая расписание тура. — Я-то что?

Матсумото набрал номер и, выйдя в коридор, яростно заорал в телефон:

— Разворачивай тачку и возвращайся туда, откуда приехал, Аой. Я позвоню. Сам.

— Ты мне должен, — повторил Юу и повесил трубку.

***

На часах было два тридцать пополуночи. Пепельница наполнялась окурками, и они уже валились через край, оставляя бардак на дешёвой лакированной столешнице. Комната наполнялась едким дымом, а Матсумото усиленно травился, развалившись в кресле, его не заботила духота, но всё же он заставил себя подняться и приоткрыть окно, чтобы хоть немного проветрить помещение.

Его накрыло неожиданно. Аой и так терпел от него слишком многое. Хотя, надо полагать, у последнего уже выработался некий иммунитет к безразмерному эгоизму и сволочному характеру вокалиста. Но Руки чувствовал, что действительно обязан ему. За Марину. За концентрацию гребанного вдохновения. За верность. За годы болезненной аойской привязанности, которые не поддавались объяснению. За то, что, сам того не замечая, пытаясь оттолкнуть, уйти, отгородиться, Руки всякий раз неизменно возвращался к Широяме.

«Вот и отлично! Я идиот!»

Во рту пересохло, но тратить энергию, чтобы дотянуться до мини-бара, было лениво. Вместо этого вокалист закинул ноги на стол, и окурки, покинув перевёрнутую пепельницу, разлетелись по всей его поверхности.

***

…Удар ногой — и хлипкий замок отлетел вместе с кусками дерева. Душа не выдержала, и гитарист выломал дверь. В конце концов, это была всего лишь дверь дешёвого мотеля.

— Вломился эффектно! — Лицо вокалиста было мрачным и сосредоточенным.

— Надо было постучать?

Матсумото пожал плечами.

— Как ты меня нашёл?

— По запаху, — криво улыбаясь, Широ направился к Таке. Приблизился, скривившись ещё больше. — Мысли твои нехорошие пахнут. Ну?