— Мы спрячем и Сару, и катушки под мороком, что наложит Афродита. Ее иллюзию не распознает даже Пирс, — огрызнулся Эдриан, прожигая в лучшем друге дыры. — Она будет в безопасности, я уверен. Ей ничто не грозит.
— Как жаль, что ты этого не узнаешь наверняка, ведь в случае успеха, ни тебя, ни кого-то еще здесь не будет, чтобы защитить ее в благодарность за помощь. — Мёрфи вновь поднялся, но на этот раз встал не рядом с девушкой, а напротив приятеля, смотря сверху вниз. Обдав Ньюмана вишневым облаком, усмехнулся и сделал шаг назад. — Она и близко не подойдет к этому месту. Найдите кого-то еще. Или придумайте другой план. Сами.
— Постой, — наконец, подала голос студентка, мягко касаясь сжатого кулака. — Я не против помочь, дело надо довести до конца. И если Хизер сможет меня скрыть, то почему бы нет? Вряд ли у нас есть время искать иные пути…
— А вот и решение, которое мы принимаем вместе, — хмыкнул Мёрфи, отворачиваясь. — Ты же понимаешь, что их заботит только сраный ритуал, а до твоего будущего в мире, где останутся только эти упыри, никому нет дела. Они всегда так делали. Посылали тебе подобных на верную смерть, нарекая ее гордым словом «подвиг». Раз за разом… По кругу… Одно и то же.
— Если все получится, — нервно теребя локон, решилась Сара. — Я уеду. Меня уже ждут в Бостоне, я затеряюсь там, и даже если Пирс поймет, что я как-то причастна, меня уже здесь не будет.
— Какая невероятная предусмотрительность, спасибо, что на этот раз хотя бы предупредила заранее, — процедил парень, отходя к окну. Сейчас она видела только его спину, но могла поклясться, что лицо уже потемнело и завесилось золотыми прожилками.
— Тебе лучше уйти, — еле слышно прошептала студентка Эдриану, и тот, мрачно кивнув, скрылся за дверью.
Девушка подошла к окну и укрыла прохладными пальцами его горячую руку, впившуюся в подоконник. Внимательно всмотрелась в потемневшую улицу за стеклом, невольно вспоминая тот самый вечер в Антеросе, когда они стояли почти так же — молча наблюдали за звездами, чувствуя, что слова не нужны. Тогда тайн было слишком много, теперь их не осталось, но мир не изменился — им по-прежнему было нечего сказать. Машинально студентка достала из внутреннего кармана свой любимый перочинный ножик — задумчиво ища в блестящем лезвии то ли ответ, то ли решимость.
— Я думаю, что все получится… — прошептала она. — Помнишь, ты говорил, что нет ничего, что не было бы мне под силу? Это же и есть пророчество. Так что я справлюсь…
Мёрфи оторвал тяжелый взгляд от окна, хмуро покосившись на ножик. Сара была готова слушать тихий низкий рык, чувствовать, как на плечи вновь опускается свинцовый колпак, но неожиданно мрачное лицо прояснилось, а глаза сверкнули. Так ярко, что она даже зажмурилась: парень почти маниакально смотрел на перо в ее пальцах, неслышно шевеля губами. Наконец, светящийся взор сместился.
— Ты веришь мне, принцесса? — прохрипел он, и чутье подсказывало, что от ответа зависит как минимум, всё. — Ты веришь мне?
— Только тебе я и верю, — отозвалась девушка, смотря в упор, не моргая.
Удовлетворенно кивнув самому себе, парень повернулся и крепко взял ее за плечи, не отрываясь. Наблюдая за чудесной метаморфозой, студентка даже поймала себя на мысли, что он, должно быть, чокнулся, устав бороться. И будь так, она бы его не винила.
— Делай, что нужно. Пусть все случится завтра. Мы не только не будем мешать, мы поможем, выложимся на все сто. Но дай мне слово, что как только я позову, ты приедешь, куда скажу, и сделаешь то, что скажу, — он никогда не сомневался в своих словах, но сейчас Сара ощущала какое-то неуловимое изменение. Этот короткий разговор был куда важнее того, что завершился с капитуляцией Ньюмана. И куда важнее, чем все то, о чем они говорили в Сентфоре. — Дай мне слово. И поклянись, что не нарушишь его.
— Клянусь, — сглотнув, на миг прикрыла глаза и поднесла ладони к его щекам. — Клянусь, что сделаю все, что скажешь. Тогда, когда скажешь.
Мёрфи странно улыбнулся, но у девушки не было времени думать об этом, парень уже прижал горячие сухие губы к ее лицу. Он целовал ее по-разному: нежно и невесомо, долго и страстно, неистово и глубоко. Но так, как сейчас — никогда. Все, что было до этого поцелуя, стерлось из памяти, развеялось на быстром весеннем ветру за ненадобностью. Раньше он целовал ее щеки, губы, шею, грудь, пальцы, лопатки. Теперь — сердце. И на это оно не могло не отозваться. Сара забыла, какой сейчас год, даже свое имя — и то забыла. Мир растворился в вишневом дыму, необходимость в дыхании отпала, а все тело стало легче воздуха. Все пространство и время занял он.
Она уже давно лежала на простынях, но дела до места и положения не было никакого. Не отрываясь, смотрела в его глаза, пока быстрые руки рвали на куски самую глупую на свете вещь — ее одежду. Мёрфи до боли медленно провел губами по шее, оставил невыносимо долгий поцелуй на ключице, до потери сознания нежно развел ее ноги и, будто наслаждаясь бешеным стуком сердца — уже не понять, чьим — замер в доле секунды от самого важного движения в жизни.
Теряя остатки себя, девушка закрыла глаза и закусила губу — кричать хотелось так громко, чтобы даже небо услышало ее мольбу. Но небо не слышало никогда, а он — всегда. И она растворилась, чувствуя, как кружится и погружается в бездну.
Только его глубокое дыхание и горячие руки, что пробрались под кожу, касаясь тонких костей и сосудов. Он был везде — вокруг и внутри, наполняя и переполняя.
Еще миг — и взрыв, ведь с таким хрупкое человеческое тело справиться не способно, потому в нем сейчас билось божественное пламя, не иначе.
Каждое его движение было спокойным и плавным, ни резких толчков, ни глухого рыка: только огненные волны, раз за разом накрывающие с головой. И она погружалась все глубже, теряя связь с реальностью, отправляя весь мир гореть в его пламени. В их пламени.
Собрав остаток сил, Сара уложила его на лопатки и нависла так, как только что склонялся он. Не отрывая взгляда от светящиеся в темноте глаз, вжалась в него всем телом и замерла — он смотрел внимательно, изучающе, выжидающе, и девушка нарастила темп, упираясь ладонями в расписную грудь. Прикоснись кто к нему сейчас, немедленно отдернул руку — так горяча была кожа, но она не чувствовала жар под пальцами, ведь граница, разделявшая их, давно растворилась.
Этой ночью на втором этаже дома на 163-й улице не было Сары и Мёрфи. Этой ночью там спокойно и размеренно билось одно сердце.
— Я люблю тебя, — она уже давно откинулась на подушки и смотрела в темный потолок. Кажется, любила всегда, с той самой ночи в Антеросе, но никогда не произносила вслух. И теперь, когда за горизонтом уже маячил рассвет худшего дня в жизни. Дня, после которого, наверняка, жизни не будет и вовсе, О’Нил поняла, что время пришло. А еще больше всего на свете жалела, что не говорила этих слов каждое утро, каждый вечер, каждую чертову минуту, что он был рядом.
Мёрфи нечего не ответил, только по-хозяйски прижал ее к себе, укрывая одеялом. И девушка блаженно прикрыла глаза, слушая его дыхание. Наслаждаясь каждым звуком, стараясь запомнить все как можно лучше, потому что ничего иного ей не осталось.
К обеду, когда телефон парня начал звонить с утроенной силой, теплую постель все же пришлось покинуть: он уехал в «Подземный мир» помогать с подготовкой ритуала, она — ушла в закусочную, ту самую, в которой еще осенью давилась кофе, будучи простой студенткой «Конкордии», что пряталась от мира среди страниц учебников.
И у нее ведь почти получилось.
— Что вы делаете? — на столик, заставленный тарелками с фастфудом и чашками с кофе опустилась тень. Обойдясь без лишних приветствий, Пирс спокойно сел напротив и задумчиво оглядел нехитрый обед.
— По-моему, это очевидно. Я ем. И если это моя последняя трапеза, предупредите сразу — закажу десерт, — усмехнулась Сара. Появление бога ее ничуть не удивило. Может, потому что удивляться она разучилась уже давно, а может потому, что чего-то подобного ожидала все эти дни — было бы глупо рассчитывать, что непрекращающиеся грозы остались незамеченными для противной стороны. — Картошка остыла, но все равно вкусная, угощайтесь.
