– Ладно. Так мы дойдем сегодня к твоим гонцам или нет?

– Да что к ним идти, вот они – и Элвис показал рукой в сторону вагончика с надписью «Хлеб».

Я хотела, было, истерично рассмеяться, но вспомнила об обещании, данном самой себе: «спокойно реагировать на все, что предложит мне мой воспаленный мозг» и промолчала.

Пройдя с минуту молча, я все-таки не удержалась.

– И твои гонцы вон там, в хлебном вагончике? – я посмотрела на Элвиса как на такого же больного, как и я. Он утвердительно покачал головой.

– А Вова ваш, случайно не в хоз.товарах рядом сидит?

Элвис загадочно улыбнулся.

Мы подошли к вагончику и остановились.

– Готова? – Элвис внимательно посмотрел на меня.

– Фух, конечно! Еще бы!

«Что со мной может случиться? Это ж мои тараканы! Мой сумасшедший мир.»

Он открыл дверь, и на меня волной хлынула вода. Огромный поток воды. Я начала захлебываться, пытаться открыть глаза, всплыть, найти, как дышать. Все кругом бурлило. Я чувствовала мощное движение воды, которое затягивало меня в водоворот. Поток воды усиливался, руки и ноги мои стали неметь от такого напора.

Через какое-то время водоворот прекратился, и по ощущениям, я оказалась в огромном водном пространстве. Воздуха оставалось все меньше и меньше, я начала судорожно махать руками, ногами, пытаться кричать, наконец, открыла глаза, но кроме мутной воды ничего не видела.

Это был один из моих самых страшных кошмаров, я всегда боялась именно такой смерти. И когда я почувствовала, что уже не могу больше задерживать дыхание, в изнеможении, я сдалась и открыла рот. Вода на удивление, мягко и безболезненно проникла в горло, я ощутила слегка сладковатый вкус, похожий на сахарный сироп. Чем глубже проникала в меня вода, тем спокойнее я становилась, страх отступал. Оставалась только вода, я чувствовала, как вся наполняюсь ею. Как она проникает в жилы, смешивается с кровью, как попадает в пищевод и растворяется в желудочном соке. Мне не доставлял этот процесс дискомфорта. Наоборот, было очень легко и тепло. Глаза мои были открыты, я видела перед собою красно-желтые нити. Я не задавала больше никаких вопросов, мне было очень хорошо. Моего тела не было, моего разума не было. Была вода, одна бесконечная вода вокруг…

Я не знаю, сколько длилось это состояние, но в какой-то момент я вновь открыла глаза и ощутила свое тело. Все. Полностью. От макушки до пальцев. Какая-то невиданная мне ранее тишина появилась во мне. Я услышала себя. И благодаря этому, наверное, впервые в жизни, ощутила себя цельным живым организмом: вот пульсирует мое сердце, огромное красное, сильное, оно равномерно гонит кровь по венам.

Я вижу его, я чувствую его, я сердце.

Вот под сетью тончайших кровеносных сосудов расширяются легкие.

Я вижу их, я чувствую их, я легкие.

Вот темно-бордовая печень, селезенка, две округлые и ровные почки. Как гармонично устроен мой организм, как совершенен он в своем творении! Я вижу тебя, мой организм, я чувствую. Ничего лишнего, работа каждого органа отлажена и согласована. Я уникальна. Я неповторима…

Время пропало. Исчезли мысли. Я была лишь приглушенными ударами своего сердца. Тук. Тук. Тук.

– Тук, тук, тук! К вам можно? – толстенький, мягонький, невысокого роста мужчина в черном фраке, фалды которого сзади не смыкались и походили на надкрылья жука, постучал в полуоткрытую дверь и, не дождавшись ответа, потому как знал, что на этот вопрос ему никогда не отвечали, осторожно толкнул ее от себя. Тяжелая дверь из красного дерева, обитая кожей, в которой блестели серебряные мебельные гвозди, нехотя сдвинулась с места.

В большом полутемном кабинете, за громоздким письменным столом с резными толстыми ножками, на котором безупречно ровно были разложены стопками бумаги, сидел мужчина лет шестидесяти. На сосредоточенном и даже суровом лице его, застыли скука и безразличие ко всему происходящему. Он сидел, подперев рукой подбородок, и смотрел в сторону окна с опущенными тяжелыми бордовыми шторами.

– Я зафиксировал еще несколько выходов, – толстенький человек уже пролез в кабинет, но на середину комнаты не решался выходить и оставался недалеко от двери.

– Один выход сегодня был из Москвы, один из Санкт-Петербурга.

Уставший мужчина за столом, казалось, совсем не слышал слов говорящего, ни один мускул не дрогнул на его напряженном лице, только губы задвигались, будто существовали отдельно от всего лица.

– Кто выходил? Фиксировали?

– Да, конечно, девушка 32 года в Москве и в Санкт-Петербурге был мужчина 40 лет, – толстенький, обрадовавшись ответу, продвинулся немного вперед к центру кабинета.

– На место выезжали? – мужчина за столом, наконец, перевел взгляд на говорящего и поменял позу. Руки он, скрестив, положил перед собой, а голову наклонил вправо.

– Да, я сам только что с московского адреса. Мы схватили преемника, но он не реагирует ни на что.

– Знаю я ваше «ни на что»! Чтобы не смели его и пальцем трогать! – закричал вдруг мужчина, и весь кабинет завибрировал. Казалось, даже воздух и вся тяжелая атмосфера в этом помещении сразу же пришли в движение. Толстенький человек и вовсе затрепетал, как крылья бабочки, и сразу же стал каким-то легким, воздушным. Казалось, дунь на него сейчас, и он тут же вылетит в это окно, как гелиевый шарик.

– Да мы его… и не смогли бы… он ведь… – что-то нескладное выходило из уст шарика.

– Если, как в прошлый раз, полутруп мне привезете, поедешь сам лично вместо него на возврат, – теперь от безразличия не осталось и следа, за столом сидел мужчина сильный и властный, глаза его горели холодным огнем, крылья носа раздувались при разговоре. Это был начальник. Предводитель. От одного взгляда на которого, становилось не по себе.

После услышанных слов толстенький человек затряс нижней губой, говоря что-то в свое оправдание, но беззвучно.

Начальник вдруг опять потерял всякий интерес к говорящему человеку и происходящему вокруг. Он резко встал со своего места и быстро подошел к окну. Его походка была стремительной, движения четкими. Во всем его теле угадывались годы напряженных военных тренировок. Такая резкость и энергия в движениях совсем не сочеталась с его выражением лица и общим состоянием, в котором он пребывал еще десять минут назад.

Предводитель резко раздвинул тяжелые шторы, и в комнату ворвался дикий поток солнечного света. Комната будто встрепенулась ото сна.

Толстенький человек, откатившийся к тому времени уже обратно к входной двери, тоже заметно повеселел. Видимо, он знал об этом ритуале своего начальника, и понимал, что, как и комната, которая только что наполнилась светом, настроение его предводителя сейчас изменится в лучшую сторону.

Но чуда не произошло, и, постояв немного в раздумье и посмотрев куда-то на недосягаемый для толстенького человека пейзаж, начальник так же стремительно задернул шторы и вернулся на свое место.

– Приведи мне преемника из последних! С этим со всем надо быстрее кончать! У них, – и начальник многозначительно поднял указательный палец вверх, – данные о ежеминутных выходах по всей России, а ты мне приносишь данные о двух! Чтобы в течение часа тут был преемник!

Последняя фраза была грозным криком, почти рычанием, и толстенький человек отступил на шаг назад, ударился об дверь пяткой, извинился, еще раз, не глядя, сделал шаг назад – как-то неловко у него это вышло – и в итоге он почти вывалился из кабинета, закрыв за собою дверь.

Оставшись один в полутемном кабинете, предводитель еще с минуту смотрел на закрытую дверь, затем достал из выдвижного ящика стола маленькую записную книжку в красной кожаной обложке, открыл ее на том месте, где была закладка-ляссе, снял колпачок с серебряной перьевой ручки, лежавшей рядом со стопкой бумаг, и аккуратно что-то вычеркнул.