Но он хотел моих стонов. Зачем? Без понятия. Может, так казалось бы правдивее? Или это показывало бы то, что с моей стороны нет никакого сопротивления? Да без разницы, но по какой-то из этих существующих или несуществующих причин, он убрал свою руку с моей и через секунду хлестанул по ягодице.

— А! — это было неожиданно, резко и даже больно.

Место удара обожгло, а я услышал, как Рома издал смешок.

— Можешь не сдерживаться, — не посоветовал, а приказал, касаясь живота и проводя рукой, поднимаясь и забираясь под футболку. Мягкие пальцы скользили по коже, не останавливаясь и не замирая на каких-то определённых участках. Рука прошлась по ключице, задержалась на горле, слегка сжимая и отпуская, поднимаясь выше и поглаживая подбородок, после притрагиваясь к губам, при этом он не переставал двигаться во мне. Вбивался, а я выдыхал стоны, сведённые на беззвучные вздохи, с которыми едва справлялся. Хочу кричать, хочу, чтобы он выебал меня жёстче, хочу, чтобы он был моим и только моим, а такие моменты никогда не заканчивались.

Я знал, этого никогда не будет достаточно, а то, что будет, будет слишком малым по времени, но я кончил ещё два раза, утопая в судорогах эйфории и безумного блаженства, которые не покидали меня, даже тогда, когда он закончил. Это и должно было закончиться.

***

Ещё вспотевший и разгорячённый после секса, я плохо разбирал вещи перед собой. Рома предложил ополоснуться холодной водой. Он сам торопился. Больше меня. Поступив, как он сказал, я утёр руки о джинсы и достал волшебную бумажку, включающую в себе договорённость о неразглашении посторонним располагающей больницей информации и особое ограничение на посещения Ивана Левина. С сожалением отдал ему. Больше ничего не повторится, и не будет… никогда больше. Я всё сделал, как надо. Ради себя, ради него.

Рома ничего не сказал и ушёл, оставив улыбку, в которой не выражал благодарности. А в моей голове наступало просветление пиздеца ситуации. Съёбывать. Самое то. Прямо сейчас. Думал побежать, да почувствовал лёгкое давление в заднице… Можно перетерпеть. Это можно. Забрав одежду и не успев накинуть куртку, выбежал на улицу, где накинулся холод, что держался на расстоянии от горячего меня. За самое короткое время добежал до магазина и спрятался за зданием.

Блять. Он меня точно ненавидит! Ещё презирать будет, а потом убить захочет! С Кумой только вон что сделал за краткий период времени! Ха-ха-ха. Боже. Я сделал это. Я реально сделал это. Обманул его и использовал… Рому. Теперь мне с ним добрая встреча не светит. Вот бы увидеть его лицо, когда он, показав паршивый листок, зайдёт в палату, а там никого не будет. Пустая и возможно застеленная кровать, пара оставленных бутылок минералки, но ни души!

Засмеялся во всё горло.

Я, правда, сделал это… сделал ради себя, использовал себя. Левина освободил, Рому надул и получил то, чего так хотел. Это было нечто, но один раз так и будет одним-единственным… Что ж, оно стоило того.

Достав оставшуюся сигарету, нашёл зажигалку.

Обманул. Поржал. Закурил.

Отличный день, что сказать.

========== 46. А на первом месте для меня… ==========

POV Жданова

Люди – потрясающие существа, что одновременно занимают и первые, и последние места. Они умны и тупы. Гуманны и бесчеловечны. Индивидуальны и посредственны. Любят своё мнение и подчиняются общественному. Перебирать можно до бесконечности, ибо эта тема и конечна, и бесконечна. С новыми терминами придут новые противоречия, что люди создадут себе, чтобы усложнить жизнь, которую хотели облегчить и сделать проще. Каждое нововведение, придуманное человеком или целым обществом, направленное на улучшение благосостояния и личного окружения, обернётся им в противоположную сторону из-за одного ума, которой решит использовать его по-иному назначению, которое никак не предполагали. Возможно, его заложили на бессознательном уровне, и только он смог проявить наружу неприятное свойство.

Примерно, как я.

Люди считают, что всё, что они получили при рождении, так и должно оставаться на соответствующем уровне и что они умеют пользоваться этим, не задумываясь. Браво, тупее существ не встречал. Животные для выживания используют каждое из своих недоразвитых, по сравнению с человеком, чувств (долго разбирать то, что зрение у кошек в темноте лучше, а у собак – нюх), которые становятся острее, превращаются в идеальное оружие для охоты или для спасения, но человек же выстроил вокруг себя стену, убеждаясь, что никакая опасность ему не грозит в прекрасном демократическом обществе, где мы изолированы от аморальности и прочей чумы современности. Глупо же. И из-за внушённого спокойствия человечество всемирный хрен положило на свои органы чувств. Нормально вижу, и то хорошо, запахи различаю – жаловаться не на что, разделяю хорошее и плохое пение – музыку слушать ещё могу и ладно – этим и ограничивает себя человек, считая, что развитие чувств первой сигнальной системы ничем ему не поможет. И всё неправда. Вторая, конечно же, круче, и ей нужно уметь пользоваться, но пренебрегать первой нельзя, иначе от второй толку будет мало.

Лично я выбрал для себя такой образ жизни: изучать всех и каждого, вне зависимости от многочисленных внешних и внутренних факторов, забив на собственные предрассудки и предубеждения, убрав их на хранение и применяя тогда, когда информации получено достаточно; изучать со всех сторон: сначала, безусловно, внешне – оценить рост, вес, подметить каждую мелкую деталь, которую мало кто заметит, осанку, походку, дыхание, моргание, взгляд глаз, положение губ, наличие морщин, мелкие привычки на автоматизме; вторым становится изучение общения – то, как человек ведёт себя на публике, оставшись наедине с кем-либо, лично со мной, его речь, часто используемые слова, слова-паразиты, слова, которых он избегает в употреблении, говор, наличие или отсутствие пришёптывания, смакования, разжёвывания; разглядев многое и дополнительные мелочи, можно перейти ко внутреннему миру – раскрыть его и изничтожить. Другой цели я не преследую. Мне незачем. Только ради унижений других я изменился. Изменил свой характер, привил отсутствие привычек, научился полностью контролировать тело, вплоть до дыхания, да и сердцебиения. Научился не чувствовать страх, научился чувствовать то, что должен чувствовать.

Обожаю разыгрывать спектакли, обожаю кульминации, в которых я делаю открытый выход и раскрываю карты… Особенно люблю раскрывать карты. Они думают, как же я догадался, почему-то не понимают, а каждый раз ответ был на поверхности, а они его не видели. Беспомощные, слепые и тупые.

От созерцания этого я получаю удовольствие. От понимания того, что они настолько недальновидны, что за собой не подбирают собственного мусора. Они оставляют столько следов, столько отпечатков, что разобрать их невыносимо легко.

Тупые… такие тупые.

С наслаждением вдохнув холодный воздух, я поднял голову и посмотрел на тёмное небо. Недавно свечерело, а уже ночь… Прекрасная ночь. Многие любят зиму только за то, что можно справить такой глупый праздник как новый год, столько переполоха из-за него, а все «семейный праздник, наступит новый год, новый календарь, новый символ»… приторно и надоедливо. Я люблю зиму даже не за снег, а за холода, которые все проклинают. Люблю мёрзнуть. Потому что боюсь. Держись к страху ближе, и когда-нибудь ты поборешь его. Но я не смог. Ещё не смог. Может, и в будущем не смогу. Это – единственное на что я не могу полагаться. Но это не страшно, нисколько. Не так уж и страшно, что я боюсь, было страшнее, если бы я не понимал самого страха, внушая себе, что я нахожусь в вечной безопасности. Хотя, сейчас, она окружает меня.

Хруст снега был слышен вдалеке раньше, сейчас приблизился. Под идущим он глубоко не продавливается, не как подо мной. Слышу, что походка сомнительная. Девушка? Парень? В этом трудно быть уверенным, пока не взглянешь. Этот человек лёгкий. Больше шестидесяти? Или меньше? Погранично. Человек оказался позади меня и остановился. Он смотрит на меня и думает. Интересно, что? Развернуться? Или сделать вид, что не заметил?