— Да ничего, — Трофимов не сводил с меня глаз. — Не пырься на меня, — не удержался.

— Хочу и пырюсь, — скрестил руки. Он что, обижается? На что? На Геру и Юлю? Что за поведение?

— У вас разборки? — предположил Гера, ещё не притронувшись к еде.

— Семейные, — добавил Трофимов.

— Внутрисемейные, — уточнил я.

— Се… мейные? — не понял Гера.

— Вы типа встречаетесь? — не прожевав, дала свою версию Юля.

— Встречаемся, — кивнул Троф. Да. Так давно, что не помню с каких пор.

Гера разинул рот. Его надо успокоить.

— А чего никакой реакции? — удивился и Трофимов.

— Потому что тебя можно описать одним словом.

— Каким?

— Мир, дверь, мяч на английском, — Трофимов вскинул брови, в голове переводя слова.

— Пиздобол, — кивнула Юля.

— Дура, не матерись! — на этот раз Гера не успел отковырять кусок, чтобы засунуть Юле в рот.

— Я не матерюсь.

— А что это за слово было?

— Ой, не парься. Один раз пережить можно.

— Юля… — почти всхлипнул её спутник.

На этом мы остановились, не разрешив возникшие вопросы.

Юля решила завязать разговор с Трофимовым, который старался отвечать более-менее заинтересованно, но я-то видел, что он делает это через силу. Не понравились ему внезапно появившиеся знакомые, что прервали почти законченный рассказ. Я могу продолжить, думаю. Так что пусть не парится по пустякам. Но вслух я этого не произнёс, поэтому видел, как он пытается удержаться от зевков и взглядов на меня. Гера хотел о чём-то поговорить, но так и не начинал, смотря на Юлю и краснея.

— Не думаю, что Трофимову она понравилась, — прошептал я ему. Казалось глупым, держаться подальше от тех, с кем за один столом сидишь.

— Да ты посмотри на неё.

— А ты за неделю ничего не придумал?

— У меня мозги не гения, а самого обычного школяра, что краснеет из-за всякой фигни. Смотри, как она рада…

— А посмотри, как рад Трофимов… Тимур, Трофимов. Чего ты не ловишь свой шанс?

— А что мне сказать?

— Да, что Гере сказать? — нагнулась через стол Юля. Испугавшись, Гера упал назад со стулом. — Ты жив там?

— Всё нормально… — не считая его лица, стула, речи. Он должен быть храбрее. Ради того, что ему дорого.

А сам-то.

— Юля, — обратился к ней Трофимов.

— Да.

— Что ты думаешь об этом парне, — он указал на поднявшегося Геру, заставляя того сильнее краснеть. Точно слышал, о чём мы перешептывались. Или понял. Проще понять, мне кажется.

— О Гере? — девчушка посмотрела на парня, колыхая розовые пряди. — Ни на кого его не променяю, — слишком чистосердечно.

— Та-та-да, — всё его лицо покраснело, — что ты говоришь, — он сильно опустил голову, скрывая длинную улыбочку.

— Потому что он один-единственный для меня!

Красный, точно банка от кока колы, и счастливый, как пузырьки в ней.

— Спасибо за беседу, — произнесла Юля у выхода. — Вам в какую сторону?

— Туда, — куда ведёт дорога я не знаю.

— Жалко. Нам в противоположную. Ну, — она открыла дверь и первой вышла, — снег!

С оранжевого неба опускались крупные неуклюжие снежинки.

— Классно, — улыбнулась она. — Ладненько, ещё увидимся. Тем более, надеюсь, что ты, Вань, болеть не будешь и навестишь нас. Вместе с Тимуром.

— Постараюсь, — а если я так говорю… нужно обдумать этот момент.

— Пока, — помахала рукой она. По старинной привычке обошёлся кивком.

— Они странные, да? — спокойно спросил Трофимов, смотря на удаляющуюся пару. Снова о чём-то говорят. — Ты бы хотел жить такой жизнью?

— Да. Хотел бы.

Рука Геры потянулась к Юлиной, но она первая ухватилась за него. Жить тихо и мирно, не знать боли и думать о том, как признаться девчонке, что тебе нравится, не имея ни малейшего опыта.

— И кстати, разве это не обещанный снег? — снежинки при своей маленькой скорости быстро собирались на шапках.

Разве я только не думал об этом?

Его давно не было, и он решил снова прийти. Тёплый. Родной.

========== 38. Почти по душам ==========

Когда идёт снег, становится теплее. Когда такими пышными хлопьями, ещё лучше. И то, что они падают на ресницы и очки, можно простить.

— И зачем ты сказал, что мы встречаемся?

Гера будет подозревать меня в том, чего я ещё не сделал.

— Да ты видел, как тот парень краснел? Ответить не так нереально было!

Лишь бы посмеяться.

— А ты хотел бы, чтобы это было взаправду? — издёвок нет, но это не означает, что Трофимов на полном серьёзе.

— Ты даже не знаешь, когда у меня день рождения, — из-за этого же ссоры происходят?

— Это так. И когда?

— Ха… седьмого августа.

— Поздно.

— Не позднее тех, кто в декабре родились. А ты?

— Двадцать восьмого марта.

— Не лучше.

— Есть такое.

А у Кита шестого мая… ни рано, ни поздно. Жалеть можно вечно. И я буду делать так каждый раз, вспоминая это… Трофимов же тогда что-то сказать хотел, но не успел.

— Левин! — никакого эха на пустынной улице. — Давай помечтаем.

— Что? — мечтать – дурное словечко.

— Я бы даже назвал это так, — Трофимов развернулся и спиной шёл вперёд. Он сатанился на мешающие обзору снежинки, но не корил и не материл их. Принимал такими какие они есть… вот так-то. — Помечтаем о том, чтобы помечтать о чём-то!

— Чё? — запутался.

— Ты серьёзно? — фыркнул. — Просто. Помечтаем. Например, было бы круто стать космонавтом, — какой заезженный пример…

— Ты предлагаешь тырить чужие мечты и накладывать их на себя?

— Называй это так, — шире улыбнулся и остановился у пешеходного перехода.

— С чего ты взял, что красный?

— В твоих очках отражается. О, зелёный.

Вокруг автомобилей не было. Никакого шума, визга, выхлопных газов, преград. Людей тоже. Нет лишнего галдежа, шёпота и колючих глаз. Только я, Трофимов и крупный снег. Сияющее ночное небо, тишина, конец января.

— Давай, твоя очередь.

— Ты знаешь, о чём я мечтаю.

Гадать не нужно, и гением быть тоже.

— Забудь об этом! Представь, что ты – не ты, отсюда следует, что и мечты у тебя-нетебя другие.

— Неменя? — понимаю, Трофимов пытается всячески поднять мой настрой, а я… отказываюсь от него. А почему бы не поучаствовать? Почему бы не пофантазировать? Чего сейчас-то боюсь? Придумать что-то… люди обычно мечтают о деньгах, власти, любви. А меня они сильно не привлекают. Если буду говорить с замешательством и неуверенностью ничего прогрессирующего не получится. А это трудно. — Хочу… увидеть звездопад? — блин, вопросом вышло.

— Хм, а неплохое желание, — на него налетела снежная артиллерия. — Пф! Думаю, возьму на вооружение. Так, я бы хотел слетать в… куда бы? Англию или Канаду.

— А… — пока Трофимов думает над своим ответом, мне нужно думать о своём. — Хочу… разбираться в физике.

— А-ха-ха, ага. Хочу высокооплачиваемую работу, на которой ничего делать не надо, — ну и дурак. Зато такие мысли и меня посещали.

— Хочу никогда не болеть.

— Хочу посетить все кинопремьеры.

— Хочу научиться лучше играть.

— Хочу получить Нобелевскую премию за какую-нибудь херь, которую все признают.

— Хочу королевский титул.

И нас унесло далеко

— Хочу стать известным.

— Хочу, чтобы… меня стали узнавать на улицах.

— Хочу открыться.

— Хочу другую… жизнь, — я не могу оставить то, чего желаю. Упражнение Трофимова провалилось, потому что не задалось с самого начала. Если мы – не мы, то мы и желаем мыслить так, как бы не стали. Думали об этом и находились под напряжением.

— Хочу… тебя, — Трофимов остановился, за снежной пеленой взирая на меня. Проморгался. — Я не закончил ещё.

— Надеюсь.

— Трудно обозвать, — плечи Трофимова поднимались и опускались. Дыхание глубокое.

— Что ты хотел сказать в «Синнабоне»?

— Когда нам помешали? — согласился. — На чём ты закончил?

— Эй…

— Да помню я. Помню. — Долгая пауза. Трофимов опустил руку на шею. — С твоей стороны Рома для меня представляется расплывчатым пятном. Потому что… я так и не понял, что он сделал с тобой, — кроме последнего.