Что он поёт в припеве? We’re live to lie?

— Кажется, слов немного… — Трофимов скопировал название, вставил в поисковик, добавил «lyrics» и открыл первую ссылку. — Хрена мало, — удивился он, затем снова включил песню, ступая ногой в такт мелодии. — Why are we standing here? — он медленно читал текст. — In such lonely world filled with silence… — пел так, как спокойный голос, что записали давным-давно. — We’re not alone. — Проговорил Трофимов с тем, как сошёл на шёпот.

Мой слух подводит меня. Вместо подбадривающей и клишированной фразы получил ту, с которой мириться не хочу, но живу.

Трофимов нашёл пак альбомов на трекере и, не задавая вопросов, нажал на скачивание. Потом сказал, что нуждается в «Cult to Follow», поставил на закачку их альбомы и включил песню, нашёптывая слова, но повышая голос к припеву.

— Perfect laugh. Perfect fake. Perfect chance to get away. — А в этой песне я разобрал все слова.

Каждый слышит то, что желает услышать. Не сознательно, а подсознательно.

Казалось, что если я решу уйти, не дождавшись, пока Трофимов все песни поставит на закачку, то он будет держать меня за руку. Поэтому сидел, по его просьбе пытаясь вспомнить названия групп, которые вспоминались с особым трудом. И всё же не выждав момента, я снова оповестил о том, что хочу спать. Трофимов против не был, кивнул, отпустил. Спрятавшись под одеялом и отвернувшись от света, опять же к стене, слушал, как тихо проигрываются скаченные песни. Одна за другой, особое внимание Трофимов уделил «Страху и чему-то там в Лас-Вегасе». Прослушал все, даже которые повторялись, находясь в разных альбомах и имея различное звучание. И слушал, как тихо подпевал Трофимов другим певцам, не сбиваясь, не цепляясь, не прерываясь. Может, он и смотрел на меня, но я не чувствовал тяжёлого взгляда. Больше не хочу чувствовать их. Особенно тех, что относятся ко мне с интересом. Совсем.

Поражаюсь тому, что всё время засыпаю, но не высыпаюсь. Сегодня вернулся Вид. Его я не видел, зато слышал. И то, как Тоха отчитывала его за новую партию одежды, которую он отказывался возвращать в магазин, и то, как Трофимов говорил ему всякие ласковости, обматерив всего один раз. Он почти перестал это делать, словно надоело. Вот бы и мне надоело отлёживаться, прятаться… делать то, что делаю. Я думаю и думаю, не забывая о том, что произошло между мной и Китом, как я согласился, как мы сделали это и как после он страдал. Страдал он и до этого, как и я. От брата. Одного его хватило, чтобы испоганить всю жизнь. Даже то, что произошло сейчас, ничем не отличается от предыдущих разов – всё губительно и кошмарно для меня; и я делаю то же самое: молчу, терплю, но пережить не могу. Тогда получалось, но не сейчас. Ничего сейчас не выходит. Я не могу спокойно дышать, говорить, претерпливать, быть с кем-то. И в то же время, я дышу свободнее, чем раньше, хочу рассказать больше, чем надо, могу умолчать о том, о чём стоит молчать, и могу быть рядом с Трофимовым и Тохой.

При этом я на грани. Я уже не у края, я держусь одной рукой за него, находясь в пропасти. Немного, совсем немного и я сломаюсь. Одно слово или действие, не знаю какими они должны быть, но они смогут сделать это. Думаю, даже Трофимов смог бы справиться, но он ничего подобного не совершает. А я продолжаю существовать.

— Левин, дрыхнешь? — Он опять сел рядом.

— Нет. — Откинул одеяло, чтобы посмотреть на него.

— И вставать не планируешь?

— Нет.

— Привет! — В комнату зашёл Вид. — Болеешь?

— Почти, — за меня ответил Трофимов. Натянул одеяло по рот.

— Пощти, — тише повторил я.

— Аккуратней же надо, — сжалился он.

— Как дела в студии? — перевёл тему Трофимов.

— О-о-о! Там столько всего, и мы даже не закончили! Ща повествую…

И началось. Рассказы Вида не были скучными, но у меня высыхали глаза, я зазёвывался. Он рассказывал о том, что кое-кто все ноты забыл с прошлой пьянки, что толстосум чуть не спалился о двойной жизни своей жене, а они не удержались и заржали. Тогда все подумали, что им капец. Нет записи – нет денег, нет толстосума – нет ничего. Вроде бы улеглось. Парням осталась пара незначительных деталей. Как незначительных. Получилось так, что на них скинули ещё одну композицию. Прошлую ночь они сидели над текстом и мелодией, которые не шли. Ни в какую. А времени всё меньше и меньше. Короче, не успеют в срок – ничего не потеряют, но если успеют – это будет огромный плюс к денежной сумме, уважению и поклонникам. А им «ой как нужна раскачка» – простонал Вид и завалился на кресло. Подключилась Тоха, и я понял, до чего же близнецы похожи, но Вид с трудом воспринимался девушкой, а Тоха – парнем. Было в них нечто такое… роднящее и кричащее «Они родственники!», кроме ярких родинок на щеках. Род – родственники, родинки… хотя бы не шрамы.

А что роднит меня и этого человека? Гены, только этот случайно собранный сраный набор хромосом. Страх и отвращение в моём сердце, в его же, противоположное, эйфория и наслаждение. Власть, могущество надо мной, любое преимущество в той или иной форме. Их так много, что не счесть. Потому что я такой убогий?

Да, потому что я убогий. И жалкий. И переигранный.

— Ваня, тебе плохо? — спросил Вид.

— Наверняка, ты его достал, — бодро заступился Трофимов.

— Ага, конечно.

— Отвечаю. Ладно, пойдём, не будем мешать. — Любезно вытолкнул в коридор.

— Как это понимать!?

— Разорался-то. — Зевнула Тоха, — Вано, может, чаю с мёдом выпьешь? Не особо похоже, чтобы у тебя была температура, — тонкие пальцы коснулись лба, чуть приподнимая мешающиеся волосы, — но выглядишь хреново…

Почему такое отношение ко мне, незнакомцу? Я его заслуживаю? Ведь ничего им не будет, никому не будет за то, что возятся со мной. Я всех обременяю своим состоянием, этим видом… тем, что происходит внутри меня и жаждет вырваться наружу. Но даже Трофимов изменился. А я так устал задаваться вопросом – с чего бы? Откуда благосклонность ко мне, когда совсем недавно были только ребяческие насмешки и лёгкие потасовки? Всё изменилось, с тех самых слов. Слов Жданова.

— Почему? — выдавил я из себя.

— Что? — Тоха не выглядела той, кто был обременён чем-то тяжёлым. Она обеспокоена, как… не знаю даже как кто. Как Кит. Примерно. Очень приблизительно.

Господи, Кит…

— Пожалуй, выпью.

— Тогда не засыпай. — Обрадовалась она, потрепав по волосам. Щекотящее чувство.

На фоне громкого разговора Трофимова и Вида голос Тохи грубо выделялся, прерывая их спор.

Наверное, так и ведут себя члены семьи: ссорятся, ругаются, мирятся, не оставляют друг друга без присмотра, дорожат каждым, не забывают и волнуются.

Это точно зависть.

Комментарий к 33. Идеальная ложь

Fear, and Loathing in Las Vegas - Evolution entering The New World; Cult to Follow - Perfect.

========== 34. Необходимость ==========

POV Трофимова

Давид всех затрепал своими разговорами, даже Левина, которому и без него не особо хорошо было – посмотришь и самому плохо. Зато напомнил кое о чём. Точнее о том, чего забывать не стоило. Деньги. То есть их наличие на карточке, которая, естественно, осталась дома, но там, где её не найдут. Она зарегистрирована на моё имя, а паспорт тоже зарыт глубоко, так что прикрыть её не смогут. И даже если её иным образом закроют (а додумаются ли?), то не страшно. Я поступил лукавее: завёл ещё одну, несколько недель спустя, и переложил деньги, с новым поступлениями происходило то же самое. Все мобильные функции привязаны к моей карте, смс-ки были преждевременно удалены. Но если они в банке начнут пробивать на эту тему, то пиши пропал и просрал деньги, которые по сути и так не мои. Но, попробовать всё можно.

Эти родичи такие: нужен им, как клуша для битья, как тренажёр для снятия стресса, высказывания своих несвершённых дел, но несколько тысяч будут сбрасывать на будущее обучение, о которым я нифига не задумывался. Типа ничего не идёт вразрез закону, поэтому мы можем тебя напрягать. А ведь когда-то всё было нормально, никаких «ничтожество из пробирки», которое взялось неясно откуда, «это твоя вина», «ты – причина всего». Я ещё помню собственное непонимание, вызванное неосознанием происходящего, словно впихнули в другую страну и приказали жить, не зная языка; совсем беспомощный и немощный. Жалость и только.