— Это так важно?

— Моим родителям. Они считают, что я виноват в том, кто я есть. Что я из пробирки. Будто и ненастоящий. Искусственный. Но моя ли это вина? Меня тогда не было, не я решал. За меня решили… скажи, я виноват?

— Не знаю. — Он опустил взгляд, мечась из стороны в сторону. А я не давал ему повернуть голову. — Не думаю.

— А отец думал. Сначала я не понимал необоснованной и взявшейся из ниоткуда ненависти, а после узнал… Нашёл бумажки. На меня злились ни за что. Бывает, да?

— Бывает… со мной, например. — Лишь из-за того, что он поднял глаза, до меня дошло, что речь обо мне.

— Ты всё об этом. — Он может говорить. Не могу запретить. — Из-за обиды на отца, я срывался на многих, но все быстро ломались. Крошились от лёгких и не язвительных слов. А потом я решил перейти на тебя… потому что хотел сделать это и с тобой. Сломить того, кому нет дела до других. Я думал, это притворство. Думал, ты играешь в равнодушие, а в итоге это оказалось непосильной для меня задачей. Я пытался проломить стену пшеничным прутиком. Тупо, да? Тем более, у меня не вышло, — надо же, рассказал. Проще, чем я думал.

— Да. Это был твой разгром. — Тихо усмехнулся Левин без улыбки.

— Но тебе же не нужны извинения? — Но полагаю, я бы смог их принести.

— Не нужны.

— Может, теперь и ты что-нибудь расскажешь?

— Ха, ты только ради этого рассказал свою историю? — то ли смеялся, то ли рыдал. Холодок от его пальцев, коснувшихся руки, был сильнее, чем от щёки.

— Наверное.

— Не буду. Услышав это, я не стал понимать тебя. Собственно, как и ты меня.

Мы никогда не поймём друг друга, не потому, что не хотим, а потому, что далеки.

— Тогда ещё одно: думаю, я бы хотел оказаться на твоём месте. — Если я и Рома были братьями, я был бы вовсе не против тех порочных и запретных утех, что дарует родственная связь.

— Не завидуй зря. Будь ты на моём месте изначально… — Левин вздохнул полной грудью. — То и был бы мной, не желая познавать больше… Рому. Ты бы думал так же, как и я. И ничем не отличался от меня.

— Может быть. — Он хочет сказать, что я никогда не полюбил его, будь всегда с ним? Да, так и было бы. Но сейчас, к сожалению, я не могу его откинуть, пусть и знаю, что он доставил много проблем Левину. Каких – как всегда, не знаю. Больших и трудных.

— Точно…

Завидую. Хорошее слово. Правдивое и мерзкое.

Левин не изменился. Вёл себя так же. А мне и смотреть неприятно. Та же тягость и отрицание, но это – не боль. Почти. Тоха сказала, что я молодец, начал меняться. В чём? Я тот же матерщинник, что кидается словами направо и налево, настолько же наивен, насколько туп. Но она говорит, что скоро пойму. Снова поучает, старуха. Не старуха. А Левин иногда просил о всяких мелочах, незначимых одолжениях. Даже перепугался от первого: «Можно воды?», но воду-то принёс. Ещё аспирин. Температурил. Почти не ел, но много пил, столько же спал. Страдал по ночам, уцепившись за меня. Невзрачно, неощутимо и тихо.

========== 33. Идеальная ложь ==========

POV Вани

Трофимов утешал меня. Да, странно, а верится с большим трудом. Делает он это не как Кит, далеко не так, но по-другому я назвать это не могу. Он тоже. А в голос мы никак это не называем. Кажется, он смягчился, а я чувствую, что мне нужен кто-то. Кто угодно, уже не имеет значения. Снова спим на одном диване. Обычно спинами друг к другу, но, когда я подолгу не могу заснуть (считай всегда, держу глаза закрытыми, а из сознания не выпадаю), разворачиваюсь и хватаюсь за ткань футболки. Робко и боязливо, стараясь не трогать самого Трофимова, но оказывается, что и он не спит. Вздыхает громче, вздрагивает. Наутро всегда лицами друг к другу. Больше никаких прикосновений, потому что я постоянно думаю о Ките, не в состоянии забыть то, что произошло. Всё вспоминаю. Заново прокручиваю. Терзаюсь. Ненавижу себя и пытаюсь не возненавидеть его, не перекинуть вину. Пытаюсь думать с умом, а не сердцем. Оно уже сделало, что могло, а теперь я терплю… но я вытерплю. Забуду. И мы будем жить как прежде… будем. Как лживо.

— Левин, те какая музыка нравится? — Трофимов сидел за компьютером, а меня не тянуло к девайсу. Отсиживался на диване, притянув колени и укутавшись в одеяло. Не холодно, но так уютнее. Будто мне есть от кого здесь прятаться. Ха…

— Разная. Но больше что-то тяжёлое.

— Типа рока и металла? — Хмыкнул он. — Что у тебя за песня стояла на будильнике? — Когда он слышал? — Когда на той исторической поездке были, — ответил, не задумываясь и не слыша вопроса.

— А… «Fear, and Loathing in Las Vegas». — Так смутило неправильное произношение, что до названия не дошёл. Представляю, как проговаривается, а вслух чересчур непутёво.

— Иди напиши. — Трофимов указал на монитор, отъезжая на кресле.

Причин отказываться не было, но пошёл не сразу. Ноги обмякли, не стою на ровном полу. Сев на низкий, мягкий стул, начал вбивать в поисковую строку гугла название группы.

— Электро?

— Металл. То есть пост-хардкор, к року добавляется ещё несколько жанров. — На примечание: «Если я правильно помню», душевных сил не хватило.

— Американская группа?

— Японская.

— Тебе нравится?

— Ну, — затрудняюсь говорить о том, что действительно нравится и нравилось, — вообще да. — Потёр пальцы рук, не зная, как продолжить. Нравится и нравится. Что ещё сказать?

— А ещё?

— А?

— Что ещё нравится. — Моё временное торможение несильно его волновало, он спокойно ожидал ответа.

— Отовсюду по кусочкам… «Coldrain», несколько песен «Bullet for My Valentine», сейчас тяжело вспомнить.

— «Manowar», «Hollywood Undead», «Thousand Foot Krutch», — английское произношение вне куплетов и припевов у него хорошее. — Типа этого? — Я думал, он говорил о том, что нравится ему.

— Типа. — Склонил голову, накидывая одеяло на спину, хотя оно не сползало.

— Я вот по музыке истощился, решил поискать. Да и Тоха недавно пэка подчистила, а музыку забыла сбросить. Сказала, чем больше скачаем, тем лучше. Для потерянной коллекции Давида. — Он улыбнулся. — Ну а ты? По музыке истощился?

— Так мы вроде недавно выступали… — Тоже подобие музыки. Вспомнил и про другой дуэт.

— Боже, Левин, я про реальную музыку!

— Вроде как. — Всё осталось там, где меня не должно было быть изначально. — А ты… — Поднял голову и замер. С каких пор у Трофимова настроенный на меня, проницательный взгляд?

— Что?

— Ну, ходил когда-нибудь в музыкальную школу? — вопрос почти в тему, так чего мне кажется, что это не так? Каждое слово мнится неправильным и заведомо ложным. Будто мне вообще не стоит говорить…

— Да, ходил. Немного. Кстати, — просветлел, — а ты?

— Нет. Не было дела.

— И ты так играешь? — Подпёр рукой подбородок, склонив голову и наблюдая за мной с приоткрытым ртом. — Наёбываешь, да?

— Нет…

— Блин, — Трофимов сдвинул брови, — опять дым.

— Дым? — Не думаю, что Тоха могла что-то сжечь, но принюхался. Нет, пахнет нормально. Какими-то Видовскими духами.

— У тебя в глазах. — Он почти дотронулся до меня, но я отпрянул. Рука скользнула по воздуху. Возможно, и не хотел трогать. — Довольно скверное выражение лица.

Так я и выгляжу. Скверно.

— Терь ещё хуже, вернись на стадию назад.

— Да-да. — Словно ругает. Но дикой интонации или злостной, или гневной и напряжённой нет.

— Так. — Он защёлкал мышкой. — Какую из их песен ты считаешь самой лучшей.

— Мне все нравятся. — Не проходилось выделять одну, потому что каждая хороша.

— Значит, все неплохи, но чего-то отличительно здравого нет?

— Не… не буду утверждать, — на открытой странице обычный сайт для скачивания музыки с длинным списком песен группы. Нахожу знакомые. — «Evolution», например, одна из выделяющихся, — предложил я, а после одумался.

— Да? — Трофимов помедлил секунду и нажал на воспроизведение.

«Shake your body» мне тоже понравилась. Всё же нравятся все…

Негромкая музыка доносилась из колонок мягко, расслабляя уши. Казалось, что до этого, они были оттянуты, но наконец-то их отпустили. Приятно слышать почти что нежную музыку, в которой много моментов сглажено. Словно специально. Электронные волны, гитара, барабаны, голос солиста…