И так знаю. Спасибо, спасибо, что напоминаешь мне об этом…

— Знаешь, что самое прекрасное в этом? — Грубо пихнув, он начал давить на грудь. — Именно. То, что это я сделал тебя таким.

========== 30. Надежды рушатся ==========

Комментарий к 30. Надежды рушатся

30 seconds to mars - Hurricane 2.0 (Feat. Kanye West)

— Господи, Ромочка! Как ты? — С криками в палату вбежала мать.

Всё как во сне. Пьяном сне. Должно быть, из-за того, что я не спал всю ночь. Смутно припоминаю, что произошло. Пришёл брат, сказал пару ласковых, хотел заставить меня вернуться, а дальше, что было, я чётко запомнил: он как-то удачно схватил, а во мне и сила, и ярое желание сопротивляться проснулись – вытолкнул его на дорогу, а там и машина появилась. Врач говорит, повезло, что задело несильно, но головой нехило приложился. Лучше бы на месте сдох. На месте, кстати, меня и поймали. Я оказался слишком шокированным, а водитель честным и правильным. Не дал мне уйти, усадив в машину, вызвал скорую. На удивление, врачи сработали быстро, всё разузнали. Водитель в полицию не спешил звонить. «Пусть родители решают, да и сам я виноват». Про себя такого сказать я не мог. Ещё врачи заставили выговорить информацию. Трясли всю ночь, не оставляли в покое, пока занимались братом.

Наутро явились предки. Ну да, Рома в больнице. Без сознания. Врач говорит, что просто спит. Даже не в коме.

— Ваня, — обратился отец будто вспомнил моё имя. Меня буквально заперли с «пострадавшим» в палате. — Что произошло?

Он о брате или моём отсутствии?

— Случайно вышло. — Наотрез отказываюсь с ними разговаривать.

— Какой тон, — возразила мать. — Данил Олегович нам рассказал, что тогда случилось. — Полагаю, водила. — Ванюшка, зачем ты так с братом?

И вот, что я слышу.

— Ты хоть представляешь, как он беспокоился о тебе? Искал? Только и говорил о том, что произойти страшное может!

Он искал, но не заявлялся в школу? Да, свидетели ему не нужны.

— Ромочка, бедненький, испереживался весь. Меньше спать стал…

— А вы? — уже строго спросил я. Сколько не спал я, сколько пережил я – это не считается? Неужто нас столько всего разделяет? — Вы переживали? Искали? Думали хоть обо мне? Думали до того, как об этом сказал брат!?

— Естественно! — встала наперекор мать, но я слышал её – ту же ложь и желание оправдать себя.

Даже родителям я не нужен… никому.

— Прекрати! — выкрикнул я.

— Ваня, что ты себе позволяешь? — отец решил вступить в разговор.

— Что хочу, то и позволяю. — Они уставились на меня так, будто ожидали другого ответа. — Вас же это не беспокоит. Ни капли! И до этого тоже, но стоило Роме заикнуться, как вы из себя такие правильные и верные родители, что не оставят чадо на произвол судьбы! На самом-то деле только и стараетесь угодить старшему! Вы такие тупые. — От всей души, без запинки, с яростью и презрением.

— Как ты можешь такое говорить? — отчаянно простонала мать.

— Правда глаза режет? Но не волнуйся, вы меня тоже не сильно волнуете. Просто меня безумно радует сама слепота. Вы же нихера не знаете о нём, но так любите! Лучше бы глаза открыли и поняли, кто есть кто! — А они лишь рты пооткрывали.

— Ваня, нельзя так говорить, — стала строже мать. А раньше никак?

— Прости, но меня не учили. — А это неправда. Но есть то, что в итоге стало правдой.

Даже сейчас они не верят мне, моим отчаянным воплям, которых я не хотел слышать. Всё как раньше.

— Достаточно, — взялся за дело отец. Повезло, что я был на стороне двери, когда он двинулся ко мне.

— Пожалуйста, просто свалите и забудьте обо мне…

— Ванюша, ты так завидуешь брату?

Она больная? Нет, сумасшедшая.

— Что?

— Конечно, ведь Ромочка – преуспевающий мальчик. Он всем нравится. Уже многого добился. А у тебя не получается… оттого и пытаешься привязать к себе внимание. Мы видим, так что не надо больше этих слов. Хорошо? Вернёмся домой и сразу перейдём к твоему обучению. Ещё не решил, куда поступать?

— Пустой трёп. — Рассмеялся я, сдерживая ком обиды. — Ты самая большая идиотка из всех… кого я когда-либо встречал.

Открыл дверь и побежал прочь. Ноги наконец-то слушались, но сердце не унималось.

— Как ты смеешь такое матери говорить!? — где-то далеко крикнул отец.

— Лучше спроси у моего брата. Он-то всё знает!

Пустая болтовня пустых людей, не имеющих представления о жизни тех, кто проживает с ними за стенкой. Они… они действительно верят брату? Почему они ещё ни разу не сказали: «Да, мы разберёмся с этим, не волнуйся»? Почему они не пытались найти меня?.. Ясное дело, я им не нужен. Никому не нужен. Только себе и для себя… для брата, для его глумления надо мной. Больше… я опять забыл о Ките. Но нужен ли я такой? Ему будет больно. Он будет страдать. Зачем мне это? Не лучше ли пропасть, оставив записку о том, что всё хорошо, и я уехал далеко, на самом деле сбросившись с моста?

Так было бы лучше. Никому не пришлось мучиться в раздумьях об участи страдальца. Лучше всем, на кого не посмотри.

Но по какой-то недалёкой причине, я вернулся к его дому. Я хочу быть с ним, хочу также общаться, но сказанного не стереть, увиденного не забыть. Хочу хотя бы увидеть. Стоило позвонить, и вчера стоило это сделать. Но у меня всё то же – ничего. Мне будет достаточно постоять под его дверью. Меня никто не обязывает звонить или стучать в неё и доканывать друга.

Тихо прошёл в подъезд, ступая по каменной лестнице. Сверху доносились неясные обрывки фраз. Когда дошёл до этажа Кита, на лестничной площадке увидел высокого мужчину в чёрном, на спине которого белыми буквами сияло одно слово – «ПОЛИЦИЯ», человеком, с которым он разговаривал, был Кит. Неужто обо мне уже сообщили? Или нет… это же предки. Но, решив предохраниться, я натянул капюшон, застывая в промежутке между этажами.

— Я зайду завтра, либо позвоню сегодня вечером, — низко произнёс мужчина. Кит не слишком активно кивнул. — Что ж, удачного дня.

— До свидания… — голос Кита оказался до невозможности сухим и безжизненным.

Полицейский прошёл мимо меня, оставляя за собой земляной запах. Я не смог не подняться.

— Кит. — Я взглянул на друга, который только заметил меня.

Он выглядел плохо. Болезненно. Не просто взъерошено. Убито и тоскливо. Впервые я увидел такие синяки под глазами у него, а не в отражении.

— Ваня? — На его лице появилась вымученная улыбка.

Он снял капюшон, вглядываясь в меня, а после припадая, почти что касаясь губ. Каждое его движение было рванным и неточным. Никакой аккуратности, будто и он спит. Кит еле обнял меня, прижимая за плечи. Кажется, он немного всхуднул. Так устал? И…

— Почему приходил полицейский? — Я понял, что не ответил на долгий жест друга.

— Не из-за тебя, но, — он отпрянул, совсем помрачнел и потускнел, глаза потеряли бывалый блеск, — всё ужасно… — Кит взялся за руку, не переминаясь с ноги на ногу, никак не переживая. — Давай зайдём. — Он снова попытался улыбнуться.

Да что случилось? Мне так больно на него смотреть. Его не подменили, а что-то сделали, изменили. Выжгли.

Я согласился на предложение. Разделся в прихожей и по привычке заглянул в зал. Что за погром? Все горшки разбиты, земля рассыпана по полу, зелень разорвана. Только после замечаю красное пятно. Это кровь? Скажите, что это не она.

Дверь перед носом закрылась, а я лишь немо смотрел на Кита.

— Потом придётся убраться… давай ко мне.

Я осторожно кивнул, опасаясь собственных жёстких и резких движений.

Нет, Господи, да быть такого не может… только не семья Кита.

— Можешь сесть на кровать, — предложил он, упираясь на косяк.

— Нет… постою.

Не могу смотреть на Кита. Не на его страдания. Боже, скажи, что с его родителями всё хорошо. Какая-нибудь опрометчивая ошибка, не более… Но тогда зачем полицейский? А погром?

— Вчера отец напал на маму, — так же сухо произнёс Кит. — Даже врачи не знают будет ли она жить… ничего неизвестно.