…только если это уже не произошло.

Вода накрывала глаза, тело привыкло к теплу, к которому хотелось относиться нейтрально, единственный источник шума – шуршащие капли, которых не счесть подо мглой глупых размышлений.

Пережив это дерьмо, думаю, я давно сломался, просто ещё не заметил.

— Вано, а те не жарко? — с заботой спросила Тоха, жалостливо поглядывая на меня.

— Нормально… — Я вновь подтянул высокий воротник, который, как мне казалось, вечно сползает, открывая шею. Открывая его метки.

— Выглядишь неважно, — протянула она, не сводя глаз.

— Ну и ладно… — про себя проговорил, разглядывая картошку.

Где-то зазвучала приглушённая игра скрипки. Ужасная игра. Инструмент раздирали, используя не смычок, а нож. Все его стороны. Спозаранку этажом выше или ниже решили попрактиковаться в игре?

— Ах! — возразила Тоха, возводя глаза к потолку. — Ни на секунду не оставляют. — Недовольное выражение её лица напомнило Видовское. — Вы кушайте, а я на звонок отвечу. — Ребячески подмигнула и ушла.

Так это рингтон на мобиле… Сомнения и стереотипы следует отодвинуть на задний план.

— Уставший, — произнёс Трофимов.

Раз устал, иди отдохни. Мне зачем об этом докладывать?

— Эй. — Махнул перед лицом вилкой с насаженной на неё картошкой. Мне оставалось только обратить на него внимание. Ни насмешки, ни презрения. Что вообще так меняет людей? — Говорю, ты уставшим выглядишь. — Так речь обо мне.

— Может, не выспался, — предположил я. И есть не хочу.

— Так иди и поспи. — Его высохшие волосы приподнялись и завились. Тонкая линия белых скатилась на лицо. Он недовольно убрал её.

— Что ты?.. — Хотел спросить о том, что же Трофимов нашёл в моём братце, почему именно этот упырь? Но остановился. Я только и думаю о чёртовом брате, не в состоянии выкинуть из головы. Неосознанно держу его образ, потому что боюсь и опасаюсь. Когда знаешь, как выглядит объект страха, заранее избегаешь встречи с ним. Даже в мыслях.

— Что? — Он чуть раскрыл глаза.

— Ничего. Передумал. — Я встал из-за маленького стола.

— У Тохи попроси одеяло, — любезно посоветовал Трофимов, когда мне понадобилось перевести дыхание.

Снисхождение… его можно получать от разных людей в разных степенях, и оно всегда по-разному будет отражаться на тебе. Смотря что за люди и что за снисхождение. Сейчас оно утомляло и напрягало. Потому что Трофимовское.

— Вано, ты ж не траванулся!? — перепугано спросила Тоха, прикрывая динамик телефона.

— Нет. — Я мягко махнул рукой, чтобы та заранее не переполошилась. — Нужно вздремнуть.

— А, знаешь, одеяло…

— Спасибо. Обойдусь.

Я упал на диван и попытался расслабиться, что не выходило.

Причинно-следственная связь, этот термин и возник в голове. Когда-то слышал его от Кита, примерно тогда, когда он разбрасывался выученными научными словечками, дабы лучше запомнить их и не забывать значений. Меня это напрягало, я же ничего не понимал. И сейчас тоже не силён в этом… Но лёгкость этого понятия в самом названии. Мы устанавливаем следственную связь на основе причин или же выводим причины, используя следственные связи, как ниточки? Не помню, но положение ясно – ничего просто так не происходит. Есть причина. Отправная или конечная точка. И зачастую в причинах виноваты мы сами. Мы и есть чёртовы причины. Однако, лишь в подавляющем большинстве, есть такие моменты, когда человек даже не играл существенной роли. Оказался впутанным посторонней личностью или далеко не посторонней, роднёй…

Я всё оправдываю себя? Да. Но я действительно никогда не делал ничего ужасного и заслуживающего этих мук… муки, думаю, могу позволить себе так называть моменты, проведённые с Ромой. Я никогда не зарывался, не наглел, в мерах безумного, не доставал окружающих, даже слышал, что будучи совсем мелким, редко хныкал, вообще был молчуном, я жил в тёмном уголке, иногда завидуя брату, восхваляя немного больше, чем надо. Это было тогда, когда он был нормальным. А потом понеслось… его непонятное поведение для тогдашнего меня, двусторонние поступки, пугающие и ненормальные. Я начал бояться его, пытался научиться игнорировать, но он становился настойчивее в своих предпочтениях и выборе. Я боялся больше, зарывался в себе глубже. Я становился тем, кто предпочитает прятаться, уходить от встречи. Всё было так сложно.

А сейчас ещё хуже.

========== 22. Недо-дуэт ==========

Проснулся оттого, что услышал ужасный скрежещущий, тянущийся звук. Скрипка в руках дилетанта, то есть Трофимова.

— Ты убиваешь всё прекрасное в музыке, — тихо просипел я. Голос сел.

— А до этого ты не слышал, какая оргия творилась? — Он ухмыльнулся, небрежно держа в руках инструмент.

— Видимо, нет.

Приподнялся на локтях. Отлежал щёку и голову в общем. Одеялом меня одарили, и не зря. Окошко открыто. Подувает прохладный ветерок, а на улице уже стемнело. Сколько я проспал?

— Небось и на этом играть умеешь? — Спросил Трофимов куда-то в сторону, поднастраиваясь начать очередную оргию. Он даже удержать скрипку в одном положении не может. — А эту херь как правильно держать? — Правая рука странно закрутилась.

— Смычок.

— А?

— Эта «херь» смычком называется, — поправил Трофимова, не в состоянии нормально сфокусироваться на нём. Да я же в очках заснул.

— А. Ну и похеру, не самое важное, что следует знать в жизни.

— Ещё меня тупым называл… — После этих слов он отложил инструмент и почему-то недовольно взирал на меня.

— Ты всё будешь напоминать мне об этом?

И ещё раз: почему его это так волнует?

— Конечно.

— Меня тебя, чё, зацеловать надо? — Слова отрезвили. Я тогда, не подумав, ляпнул.

— Да хоть обцелуйся, но меня не трогай.

Сейчас надо ото всех на расстоянии держаться. Во имя здоровья и того, что осталось во мне не тронутым. Если такое действительно осталось.

— Запросто, — выдохнул он. — На. — Протянул мне скрипку и «херь».

— Чё?

— Сыграй, — расприказывался.

— Не буду.

— Ну и хер с тобой. — Что же его реально огорчает? — Сам сыграю.

— Не смей. — Быстро свернул плед и кинул в Трофимова. На полпути тот развернулся, но всё равно накрыл его с головой.

— Ну охуеть. — Он скинул плед. — А теперь давай серьёзно. — Его взгляд изменился.

— Серьёзно? — Как вообще можно быть серьёзным, когда в твоей голове куча мала, а пятьдесят процентов мала – маты? Хотя на счёт других пятидесяти и цензурной лексики я сомневаюсь не меньше.

— Я про этот побег. — Трофимов запрокинул голову. — Считал, сколько дней уже прошло?

И правда, сколько?

— Ну, — встретились мы вечером вторника, тогда же пошли к Виду. Среду провели у него, и тогда же я мог быть оставленным с голой задницей на морозе. И получается, что уже четверг, — почти три дня. — Трофимов медленно кивнул, соглашаясь со мной и ожидая чего-то ещё. Три дня. Не так уж и много. Тогда, всего лишь три дня.

— Не врубаешься.

— Нет.

— Если человек три дня не объявлялся, то можно смело подавать заявление о пропаже.

— Обязательно три?

— Нет, но зачастую так. Мол, теперь мы точно уверенны, что он пропал. — Трофимов, видимо, имел представление о чём говорит. Но предкам нет дела до того дома я или вне. Они и не заметили небось. Вот только… — Левин, сделал бы рожу попроще. Чё, осознал в какой жопе? — впервые я услышал знакомый издевательский тон.

— Знаешь, моим предкам это безразлично. Они только рады избавиться от меня, как и я от них. Но проблема в том, что брату не всё равно, а значит, автоматически и им. Он надоумит их это сделать… — Твою ж мать. Вот в чём дело. В моём брате. Дело всегда в нём. Всё сводится к нему и идёт от него. Как я говорил, он – ключевое звено в нашей дрянной семейке. От этого ещё хуже.

— Ты говорил, что тебе не поверят. В первую очередь ты же родителей имел в виду? — Предпочёл не отвечать, но фырканье под нос само дало ответ. — А сейчас выдаёшь это. Что у вас вообще за отношения?