Неприлично плохо для меня складывается судьба.

— Левин, — в который раз произнёс Трофимов, ожидая вразумительного ответа.

— Я здесь никогда не был.

— И проку от тебя? — Он ещё раз огляделся, ища название улиц.

— А от тебя?

— Ни больше.

— Разве не она? — На противоположной стороне висела табличка с именным названием улицы, которая походила на ту, что называл Вид.

— Какая?

— Кириона которая.

— Оп! И правда, она. — Удивляюсь, как он ещё не сматерился.

— Сороковая, сороковая, — проговаривал Трофимов, поднимаясь по ступенькам, поочерёдно щёлкая пальцами. Перед этим мы долго искали тридцать второй дом. Оказалось, что к «32» кто-то подрисовал нолик – просмотрели. — Вот и она. — Не задерживаясь, он нажал на звонок, не избирая волшебных комбинаций.

Дверь открыла худая девушка с длинной шеей. Сразу стало понятно, что она – сестра Вида: те же карие глаза, родинка на щеке, только на противоположной, немного пухлые губы, что не портили острого лица, чёрные волосы. Только её чуточку длиннее, но, по меркам, оставались короткими. Морщинистые глаза улыбнулись.

— Привет, Тимка! — Она зажала Трофимова в объятиях, заставляя того согнуть колени. — Нихуя не вырос! Небось, и умом опрятнее не стал, да?

— Отвали, Тоха, одно и то же говоришь, не заметила?

— А чё ещё бабуськам говорить? Они всегда одно и то же тараторят. Стоит ли мне спрашивать, как дела на личном фронте? Мол, такой красавец, а невесты всё нет? — У неё довольно звонкий голос. — А это? — Когда она взглянула на меня, захотелось скрыться. Чересчур изучающие и испытывающие глаза, но в них нет откровенности.

— Ваня, — представился я.

— Вано значит, — её удовлетворил ответ, — я – Танька. — Сестра Вида протянула руку. Какие тонкие запястья.

— Предпочитает, чтобы Тохой называли, — безразлично добавил Трофимов, не освобождаясь из её хватки.

И Таня, и Тоха – короткие имена.

— Знала же, что скажешь. — Брюнетка широко улыбнулась, оттягивая Трофимова за нос.

— Надоела.

— Собсна, чё стоим, господа? Заходим внутрь, а то здесь обмёрзнуть можно. — Тоха (коли ей это имя нравится больше, то зачем перечить?) поёжилась и отпустила Трофимова.

В квартире пахло выпечкой. Свободного места в достатке, но обстановка выбрана со вкусом – никаких лишних вещей. Да и пара чёрно-белых картин обнажённых мужских и женских туловищ смотрелась приемлемо.

— Не стесняемся, терь это и ваш дом. — Улыбнулась Тоха.

— А кто стесняется? — спросил Трофимов, раздевшись. Тоха пристально осмотрела нас, приподнимая бровь и не вникая во что-то…

— Вы сбежали, да?

— Да.

— И ничего не взяли с собой?

— Да.

— Вы даже не продумали мелких вещей и деталей, которые могли бы помочь в будущем?

— Ага.

— Имбецилы.

— Это было спонтанное решение, да, Левин?

— Ну… да. — Пожал плечами. Уже не помню, чего именно хотел добиться этим. Уйти – не более.

— Ох ё… ребятушки, это вы зря. — Тоха размяла шею, хрустя костями. — У брата дохренища неношенных вещей, так что по поводу одежды можете не париться. И лучше бы вам принять душ. Свои шмотки закидывайте в стиралку. И… потом можно пожрать будет, я там сготовила картошечку.

— Тогда я первый, — устало произнёс Трофимов, направляясь к двери и не волнуясь о моём мнении.

— Неуважительная малолетка! — крикнула ему Тоха.

— Орущая старуха, — негромко дополнил он.

Милые отношения. Трофимовского типа. Можно вводить научное понятие.

— Вано, погоди немного, я ему вещей притараню. Хотя, можешь со мной пройти. Теперь будем жить под одной крышей. — Тоха цокнула языком. — Фак, старая привычка. Извиняюсь.

— Ничего.

— Здесь спать будете. — Мы прошли в зал. — Братуха говорил, что против одного дивана вы не будете, но, если что, это кресло расправляется.

В комнате всё для проживания: тонкий телевизор с длинной диагональю, новенькая мебель, мягкий ковёр, шкаф, заполненный дисками и пластинками, динамики. В дополнение к дизайну квартиры – картина. Тоха провела в комнату, где стояла двухместная кровать. Скомканное одеяло, разбросанные подушки, задёрнутые шторы – кто-то недавно встал и принялся за готовку.

— У тебя есть предпочтения в одежде? — Тоха села на корточки у открытого шкафа. — Там с надписями групп или их лого? Может быть, строением скелета интересуешься? — она достала чёрную футболку с изображением грудной клетки, примеривая на себя.

— Разницы нет.

— Правда? Ну и хоросё. — Зевнула она. — У брата много купленных и ни разу не надёванных вещиц. Ужас просто. У меня меньше. Во, — она достала коробку, — нераспакованные трусы, и таких, — Тоха провела ребром кисти по горлу, откидывая голову и высовывая кончик языка. — Не так должно быть, — она положила коробку на место и достала пару носков, — не тронутые носки. Он покупает столько вещей, надевает их раз, а после забывает. Шопоголик чёртов… а о большей части вещей никогда не вспоминает. Зато ему всегда есть, что надеть, и не жалуется. Вот это хорошо.

Тоха предложила мне отнести вещи Трофимову, пока тот в душе, ссылаясь на то, что она, воспитанная девушка, никогда не будет подглядывать за парнем младше её, а после расхохоталась, увидев моё лицо. Я думал только о том, что Трофимову явно не меня хочется увидеть, хотя он, вроде как, смирился с моим обществом, и даже со мной на одном диванчике спать не страшится… даже смеялся и улыбался. Вот чудеса. Короче, Тоха сама отнесла вещи, тогда-то и были слышны неоднозначные оры и «покажи, не стесняйся». Затем она вернулась и выбрала одежду мне.

Это действительно клад для любителей изощрённой одёжки.

В самый последний момент успел добавить, что нужна кофта, которая будет закрывать шею. От Трофимовского шарфика мне нехорошо. У Тохи никаких проблем не возникло, и она продемонстрировала целую коллекцию таких вещей. Глаза у меня не разбегались, напротив, собрались в одну кучку от осознания того, что Вид неисправимый человек, тратящий деньги на всякую фигню, от которой нет должного толка.

— Всё, Левин, можешь пиздить, — благосклонно оповестил о своём приходе Трофимов, попутно высушивая волосы.

И куда делся неудачник?

Захватив одежду, прошёл мимо него, не отвечая на столь скромное предложение. В ванной, выложенной кафелем, ещё держались пар и жара, наполненная запахом шампуня. Очки вмиг запотели, толком не успел запомнить расположение предметов. Только нахождение стиральной машинки, об край которой успешно запнулся ногой.

— Серьёзно? — Я небрежно положил на неё одежду и преждевременно снял очки. Картина не изменилась.

Стянув шмотки, разом закинул в стиралку. Прошёл в душ, нащупал кран, приподнял его и завернул в сторону. Не в нужную – меня окатил град ледяных капель, которые доли секунды были горячими.

— Да чтоб его за ногу, — пробормотал я, отскочив, но ногами стоя в ледяной воде.

Повернув кран в противоположную сторону, дожидался момента, когда температура воды урегулируется. Полностью всполоснувшись, подумал, что и не плохо было бы головушку свою больную помыть. Только… я видел расплывчатые предметы. Чёрные силуэты могли быть как и шампунями, так и не ими. Чёрт его знает, что это. Мыло взять что ли? Правда, тянуться до него столько и искать… я опять ударюсь о что-нибудь. Взяв чёрный, вытянутый флакон, поднёс его поближе и сощуренными глазами вычитал англоязычное название… шампуня.

Как с таким зрением вообще живут? А, точно, очки и линзы, и операции. Предпоследнее никогда не носил, о последнем и не задумывался. С полгода без компьютера, думаю, я не готов к таким тратам, а что говорить о денежных средствах, которых у меня на нуле.

Я действительно неудачник. Ни денег, ни связей, одни проблемы, созданные из воздуха. Толком не мной. Неужто, я из тех, что притягивают к себе неудачи и живут в них?

Не-е-ет, это просто насмешка жизни… его жизни. Его взглядов, его бесчеловечной религии, призванной расчленить меня на составляющие, а после насладиться результатом. Безвраждебным, мёртвым и пустым, ещё тёплым и дрожащим. Но я не стану таким. Не ради себя и своей гордости, которой в принципе не существует, не ради чужих чувств незнакомых мне людей, что были связаны с братцем, только ради Кита, моей дружбы с ним, его веры в моё спокойное (пусть не сейчас) будущее, которого я не вижу. Я останусь на ногах, буду идти вперёд, не буду сломлен им…