Резкие и почти неуловимые столкновения палочек с барабанами и металлическими тарелками, в которых я быстро путаюсь, вызывают дикий резонанс. Последовательность я исполняю правильно, но финал приводит к потере палочки. Он отлетает до ножек синтезатора.
Трудно и непривычно. Совсем не Китова скрипка.
— Воробушки! — воскликнул Вид. Какие ещё воробушки? — Нет! Я должен убедиться, сыграй на Виоле. — Он вытащил электрогитару с кровавым орнаментом и протянул, искажённо улыбаясь и блестя глазами.
— Виоле? — Имя гитары?
— Да, эту крошку так Дэн назвал. Так что и мы должны. — Вид оттянул края рта ниже, чуть показывая зубы и отводя постыдный взгляд. Кто «мы» и Дэн в частности мне не собираются разжёвывать. — Вот.
— Сыграть, да? — Я акустическую гитару не держал, а тут электро. Тяжёлая. С непривычки. Еле перекинул ремень, на глаз зафиксировал его, удерживая левой рукой гриф. Струны стальные. Слава богу, медиатор имеется. С расколотым черепом. У Дэна стандартный панковский вкус.
Вспомнить лады никак не могу, для начала бы вообще мелодию выбрать и от неё скакать в кавардак приятных воспоминаний. Что-нибудь стимулирующее и вызывающее принятие действительности, но не смирение с ней. Есть такое.
Когда зажал все струны, захотелось вновь морально подготовиться, просчитать и услышать счёт. Но может, стоит опять забить на всё? Кажется, меня даже хотят услышать, но долго играть не смогу, хотя бы потому что первый блин комом. Точно. Снежный ком.
I thought I knew it all but I didn’t, I thought I’d seen it all just beginning.
Медиатор скользнул по струнам, создавая резонирующий звук. Тут же пришлось приподнять почти все пальцы, дабы воссоздать следующий и приготовиться к последующему. Трудно вспомнить, когда именно нужно сдвинуть кисть и продвинуться дальше, позволяя гитаре исполнить новое звучание.
Sometimes we fall before the finish, this ain’t a call it’s just realness.
Показалось, что я чересчур сильно зажал медиатор, сплющивая его и побоявшись денежной расплаты, тотчас остановился. Около пятнадцати секунд, да?
— Да это же «Манафест»!
— «Манафест»? — рассудительно переспросил Трофимов.
— То есть из его песни. Как её… — Вид зажмурил глаза, пребывая в муках раздумий. — Нет, не помогай. Я ща сам… этот, как же… «Файтер»! Точно, он самый, да?
— Ну. — Его скорое и незаконченное исполнение.
— Всё же что-то ты да умеешь, — без язвительности произнёс Трофимов. Почему-то захотелось, без всяких задних мыслей, подойти, да проломить его башку гитарой. Верно, просто так.
— А ещё, по поводу тебя. — Вид так таращился на меня, что я захотел и ему въехать гитарой. Лишь бы без настойчивых взглядов. — У тебя музыкальный талант, да?
Талант – иметь способности к чему-либо, чаще всего врождённые. Это значит, что дело будет даваться безо всяких трудностей, и ты будешь просто звездой, если, как следует, возьмёшься за него.
— Не верю в такое.
— Да как так? Ты же сам пример! Просто невероят!..
— Просто забей, — я вручил гитару обратно Виду, не думая больше прикасаться к инструментам.
Они слишком мечтательны для меня, поэтому с ними лучше не взаимодействовать.
Комментарий к 18. Простая путаница
Manafest - Fighter
========== 19. Лживая реальность ==========
У Вида вечно такой вид недоговорённости и усложнённости, что даже меня он стал накалять. «Думаю о чём-то, но не спрошу и не выскажу, а скрыть не могу» – примерно таким и кажется. Зато он без лишней принуждённости рассказал о том, что на студию они долго копили и, в конце концов, сумели позволить себе такую аппаратуру. Кто «они» так и не разъяснял, полагая, что Трофимов сделал это раньше. Я же небрежно выслушивал, забываясь и пропуская маленькие кусочки, комедийно-драматическую историю накопления капитала посредством уличной игры, за которую иногда их полицейские (и ранее звавшиеся милиционерами) гоняли, при том довольно спартански, после играли в захолустных клубах с давно забытыми названиями, экспериментировали с жанрами, выступая на определённых празднествах за невысокую сумму, а по сей день… Этого я не узнал, потому что Трофимова рассказ достал, и он приказал, естественно, заканчивать с никудышным делом.
— Ну, диван тут раскладывается. — Вид перешёл к самому главному, по мнению Трофимова, и разложил диван. — Двое-то здесь легко поместятся. — Он казался сонным, оттого самому хотелось зевать и закрывать высыхающие глаза. — Обычно мы тут впятером умещаемся. — И как моё скудное воображение представить не может. Что-то на подобии тетриса? — Подушек нет, зато одеяла имеются. — Из длинного чёрного шкафа Вид достал два шерстяных пледа, и мне стало ещё жарче. Трофимовский шарф изрядно согрел. — В тесноте, да не в обиде, а по поводу времени… — Вид прикинул в голове пару чисел. — Думаю, на дня три – да, потом у нас снова запись. Парни ещё от нового года отойти не могут.
— Ну и пойдёт. — И тут Трофимов ведёт себя как вождь. В этом есть скрытый или наружный смысл?
— Хоть бы спасибо сказал.
— Потом скажу. — А прозвучало так: «никогда не услышишь от меня подобных вещей».
— Ща я кого-то выгоню…
— Спасибо, — решился сказать я. Ведь не зря время своё трачу, которого относительно много. А Трофимову и это не понравилось, но я вне его юрисдикции. Или чего там?
— Вот, учись, — стал напористее Вид.
— Ну, а то мне оно надо. — Цыкнул.
— Понадобится по крайней мере. — Учтивость Трофимову? Этот парень осознаёт какую ахинею несёт? Кажется, нет.
Вид долго возиться не стал, поскольку посчитал, что о нужном рассказал. До этого он перепроверил всю аппаратуру, выключил, запер дверь и стал объяснять, что нам делать, отдав ключи. Эти Трофимов упускать и передавать мне не стал.
— Свет выключите. Желательно, закройтесь изнутри, а я утром приду. И никому не отрывайте.
— А то сюда каждый пидор заглядывать будет. Ага, я тебя понял, папочка, — настолько саркастично отозвался Трофимов, что Вид, казалось, сейчас передумает оставлять нас.
— Неблагодарная ты тварь. — Но не выглядело так, будто это кого-то задевает.
Оба стоят друг друга.
— Спасибо за комплимент. — Доброжелательно улыбнулся Трофимов, не упуская шанса поглумиться. Мне следует держаться в стороне.
— Да пожалуйста. Но, — Вид посмотрел на меня, — я надеюсь только на тебя. — Натянув шапку, он хотел добавить ещё слов, но, сказав «до утра», ушёл, исчезая за щёлкающей дверью.
И к таким личностям я равнодушен.
— Наконец-то свалил. — Вздохнул Трофимов, садясь на кожаный диван. В ответ я снял дотошный шарф и повесил на крючок. — И откуда это у тебя? — «У меня». Не укладывается в голове, что Трофимов обращается ко мне не как к объекту насмешек, а как к давнему знакомому, с которым видится ежедневно.
— Неважно.
— Да? Ну и хер. — Он откинул голову. — Сейчас спать будем?
— А когда ещё?
— Тогда я у стенки. — Да как хотите. — И свет ты выключаешь.
— Уже понял. — Или он всё так же считает меня непроходимо тупым?
Диван непонятно скрипел под Трофимовым, который накинул одеяло и разложился как следует, но оставляя половину мне. Запомнив расположение предметов, я опустил выключатель и очутился в черноте. Окна нет, плотная дверь не позволяет свету из коридора пробраться через необразованные щели. Полнейшая пустота, в которой нужно ориентироваться.
Аккуратно ступая по полу и ловя рукой край дивана, я быстро лёг, не желая запнуться о рядом стоящий столик, куда положил очки. Картина не изменилась – такая же чёрная. Чёрная и отсутствующая, чем-то похожая на меня. Только размеренное и тихое, но уловимое дыхание Трофимова помогало вспомнить, что я не один и вообще нахожусь в каком-то месте. Я его не чувствовал, не видел, но слышал.
Так необычно.
В какой-то момент успел подумать, что в 6:50 вновь зазвучит мобильный с приятной для меня песней, который отключить в этот раз не смогу, и он будет продолжать наигрывать одну и ту же песню. Очень долго, а никто его не тронет. И не услышит где-то на дне школьной сумки с тетрадями и учебниками, оставленной в коридоре…
