Кто на них играет? Они принадлежат кому-то? Было бы классно заиметь любой инструмент. Я и на флейту согласился бы.

Так долго вглядывался, что не заметил, как уткнулся носом в горячее стекло. Лишь запотевшая поверхность отвлекала и манила внимание к главному. Не зная, чем вытереть, воспользовался колючим шарфиком, от которого несло куревом, но точно не одеколоном, от которого тоже бывает подташнивает.

Проговорили парни недолго, и, когда вернулись, вождь смотрелся как победитель без короны.

— Собственно, этого парня зовут… э, — Трофимов замешкался, — Левин…

— Ваня, — договорил за него.

Мы когда-нибудь называли друг друга по именам? Нет.

— А вот этого фанатика, — он бросил быстрый взгляд на знакомого, — малозначимая хуйня.

— Иди ты, — парень толкнул Трофимова и подошёл ко мне, — Давид. — Не забыл протянуть руку и добросовестно улыбнуться, надеясь на угодное знакомство. А мне как-то…

— Приятно. — Я не могу шевелить пальцами. Они ещё красные и онемевшие.

— А ну… да. — Вид растерялся, не зная, как незаметно убрать руку и скрыть разочарование от неудавшегося рукопожатия.

— И я договорился. — Трофимов точно повышает свою планку. А это его дружелюбие… такое противное и детское. Он перехватил меня, закидывая руку на плечо, что я просто не удержался от комментария:

— Какой ты молодец. — Язык не всегда враг, он чаще партизан, но иногда как сказанёт. — То есть спасибо. — Никакой благодарности, одна письменная расписка.

— Знаешь, твоё спасибо. — Рядом со мной держаться расхотелось? — Звучит так же, как и любая другая фраза.

— Это ещё как? — Меня это не обижает, но что он подразумевает? Во взгляде читается «лучше не знать», и эта жалость… откуда у него-то такие чувства? Раз всё перевернулось с ног на голову, то можно позволить себе перемены? От каждой зародившейся мысли думать становилось тяжелее. От каждой подобной мысли. Это не в его характере, стиле, мировоззрении…

— Только не убейте здесь ничего. Ладно? — выговорил Вид, нарушая нашу тишину.

— Разве вы не собирались переезжать? — Без понятия о чём они. — Так почему бы по этому поводу не расхерачить всё к хуям?

— Ещё раз: иди ты. Мы толком ничего не знаем, а это студия нам почти что родная!..

— Брось эти сентиментальности. Тошнит же. — Трофимов подставил два пальца ко рту.

— Это был последний раз, когда я помогаю тебе.

— А первый когда был? — По реакции Вида стало ясно, что таковой только что случился.

Видимо, дружба с этим парнем даётся не всем и не по личному желанию. Может, это нормально, что Жданов так поступил? Только… опять же, при чём здесь я? Я – никто. Пустая клетка, что никогда не заполнится. Портить меня – дело тоже пустое, ты ничего не получишь и не добьёшься. Какова мотивация? Ему кто-то что-то обещал? Идиотизм… чем дальше в лес, тем больше насекомых. Они жужжат и отвлекают, не давая успокоиться.

Хорошо, что я вспомнил маленькую радость своей души – музыкальные инструменты.

— Тебя… что-то интересует? — Вид хочет, чтобы я обратил на него внимание?

— Там. — Указал на стекло.

— Хочешь посмотреть? Я их ещё не отключал, — тяжело пояснил он, — проверки и все дела. Нужно отследить и найти каждый недочёт, если такой имеется…

— Блять, просто открой эту тупую дверь и покажи игрульки, — в самый подходящий момент встрял Трофимов.

— Вот тебе не покажу. — Озлобился Вид.

— А нахуй оно надо?

— Ну и сиди здесь. — Как ребёнок, он продемонстрировал вытянутый язык, широко раскрывая рот.

Парень непринуждённо, задрав подбородок и закрыв глаза, двинулся ко второй двери, вставил ключ, повернул два раза и зашёл первым. Здесь почему-то пахло статикой и электроникой, мерещился запах пластика, от которого невольно кружилась голова. Дальше всех стояли объёмные барабаны, ближе к нам клавиши, а после две гитары.

— Нравится? — Пожалуй, в этой комнате Вид чувствовал себя намного уверенней. Или специализированней?

— Ненужная хрень, — меланхолично отозвался Трофимов, становясь у стены.

— Не тебя спрашиваю.

— Можно? — Я не могу просить об этом у незнакомого человека, но насколько же они манящие…

— Что?

— Сыграть.

— А ты умеешь? — Трофимов – не Трофимов, если не вставит слово. Так удивлённо, но скорее наигранно.

— Нет.

— Хэ-э-э.

— Если хочешь, можешь попробовать, — Вид не побоялся пригласить к инструменту. Кивнув, подошёл к синтезатору. «Ямаха» – я не удивлён. Длина говорит, что клавиши в полном комплекте. Такие чистые и блестящие. Чёрные и белые. Пальцы боязливо потянулись к тонким, длинным пластам. — Его я вроде бы выключил, на панели…

— Да, я знаю, — это могу произнести с уверенностью.

Включив синтезатор, удостоверился, что он действительно настроен как положено. Прямо фортепианные клавиши, но без огромной арматуры позади. Положив обе руки на клавиши, раздумывал, какую мелодию сыграть, дабы не испортить её. Не сделать хуже. Трудно сделать выбор перед лицом выбора.

Трофимов безразлично стоял в стороне, Вид думал уже сказать пару слов, а я медленно опустил пальцы правой руки, вдавливая клавиши и слыша непривычный звук. Неискажённый. Лёгкий и быстро сменяющийся. Начиная быстрее перебирать пальцы и нажимать, я пытался вспомнить, когда должна подключиться вторая рука. Я не думал, какие именно это клавиши по счёту, между какими они располагаются. Сначала ближе к краю, после у самой стеночки, затем снова возвращаюсь и слышу звук, испорченный неправильно тронутой клавишей. Повтор одного кусочка сменяется вступлением левой руки. Дополнительные звуки льются из электронного прибора, становятся громче и отчётливее. Не прекраснее – я снова путаюсь, но не останавливаюсь, продолжаю профанскую игру. Звуки растягиваются, сокращаются, а пальцы сами собой бегают по черно-белым линиями, не уставая и не заплетаясь. Безусловно, композицию я порчу, но не всё так плохо.

Остановился.

— И это ты не умеешь играть? — У Вида чуть глаз не дёргался, а Трофимов просто застыл с раскрытыми веками.

— Я видел… как играли… — Ведь я ничего не умею. Собственно, сам я.

— Нихрена! Если бы я мог сыграть всё, что видел, то я бы!.. блян, да я бы сам звездой был! Господи, это, конечно, круто. — Он гордится за меня? За только что появившегося человека в жизни, будто это собственное достижение? — Чёрт, мне так завидно, а материться не хочу. — Моментально приуныл Вид. О чём могут думать такие люди, как он?

И больше всего мне не хотелось бы думать о других людях. О людях вообще. Об этих существах, что давно забыли собственные нравоучения и принципы, истинные желания и прекрасное первозданное… И с каких пор я так считаю?

— На барабанах можно попробовать?

— А… конечно…

Честно, никогда не сидел за ударной установкой. Твёрдое сидение, толстые палочки, широкие тарелки, небольшие педальки. По палочке в руке, стопы на педали, а куда устремить взгляд? Не на Вида, что помог с ночёвкой, не на Трофимова тупо из принципа «не смотри на плохого парня». Только на инструмент, только у него есть душа, которую высвободить можешь ты. Правильно или нет – зависит от человека. Как жаль, что подобное может существовать только благодаря людям… и жаль, что люди их придумали. Эти звучания, сочетания, замечательную музыку, в которой каждый может найти себе воображаемую пару, дополнить себя, сделаться целостнее. Пусть и мнимость, но она спасает. Иногда. Уберегает от мира, его последствий и устоявшихся отношений.

Тихонько дотронувшись палочками до тарелок, я начал ритмичное отбивание по самому крупному барабану, пока что не трогая остальные, опираясь на воспоминания о просмотренных когда-то давно видео. Я помню каждое количество и интонацию глухих, но звонких ударов, затухающих на фоне электрогитары. Очередное невнимательное касание тарелок, когда оно должно быть сильнее и громче – не могу вспомнить или не хочу переборщить, сталкиваясь с инструментом впервые. В собственном воображении, если захотеть, с лёгкостью можно восстановить определённые события, моменты, картины…