— Меня брат ебёт, — ухмыльнулся, по крайней мере показалось, что сделал это, — з-забыл?

— Ой… прости. П-просто уже из головы… вылетел столь незначительный эпизод твоей биографии… — А надо ли было запоминать? Ему-то. Тем более ему.

Становилось всё холоднее. Выдержки значительно меньше. Я ведь могу взять и заснуть на Трофимовском плече, и окоченеть? Да, так будет проще. Навряд ли похоронной компании – земля нынче мёрзлая, а вот предкам… им станет легче. У них не будет позора. Он исчезнет, а брату больше некого будет доканывать, и, возможно, он перейдёт на предков. Это смешно, потому что так он не поступит. И вообще откуда мне знать, как он сделает? Но горевать точно не будет. Всё, что ему нужно было от меня, он получил. Буквально всё вытащил. Разве не это делает людей счастливыми? Получить то, что хотел, от человека, который заинтересовал, а после найти новую игрушку для опустошения, забыв о предыдущей, словно её не существовало… Да, похоже на брата, только меня он до сих пор не кинул, а пора бы… Пора бы оставить и найти себе нового мальчишку…

Придурок.

Кожа на руках продолжала стягиваться. Было бы неплохо хоть как-то разогреться. Еле вытащив ладони из карманов, начал интенсивно дышать на них – нет дела станет ли хуже, сейчас мне нужно отогреться. Совсем немного. Капельку.

— Р-руки замёрзли? — И как он до этого додумался?

Даже мои мысли стали неуравновешенными.

— Т-ты-ы бы ещё спросил, замёрз ли… у меня нос… — Которым я вечно всхлипываю, который должно быть краснее красного и который сейчас точно отвалится – и так через рот дышу.

— Нос замёрз? — Послышались смешинки.

— …нет. — Пусть катится, но далеко не уходит. Мне стало теплее? Хоть немного?.. чёрт, всё кажется!

Негодуя по какой-то причине, стал сильнее выдыхать воздух, которого самому не хватало. Меня это злит или нет? Или злит то, что я не знаю, злит оно меня или нет? А что злит-то? Трофимов есть Трофимов, и ведёт себя подобающе. Всё как надо. Почти как в школе, лишь за её пределами, где настолько холодно, что я начинаю туго соображать и готов заснуть в грязном снегу.

Внезапно Трофимов отстранился и схватил за руки, крепко сжимая, поспешно выдыхая свой воздух, превращённый в тяжёлый пар. Его руки такие же холодные, как и мои. Нисколько не греет…

— Ты чё делаешь? — Полное обморожение сто пудов.

— Теб-бя грею… заодно и себя… — Трофимов говорил уверенно, будто всегда так поступает. Он потёр мои руки. — Получая тепло от тебя… — Серо-голубые глаза однозначно вспыхнули – страх.

Что несёт этот вождь? Ему это надо: находиться здесь, якобы греть меня, терять свой воздух? Что за глупость? И почему он делает это так, словно ему это нужно, реально нужно. Слишком сконцентрирован для такого дела. А может быть, и не странно желать отогреть часть себя? Тепло передаётся от одного тела к другому.

Мне становилось несколько теплее, но от понимая того, что это делает Трофимов, зарождались смешанные чувства, что я различить и оторвать друг от друга не мог. Я ему не должен, он мне тоже. Но… чёртов день. Он так тяжёл, гнусен и туп…

Горло болело, высохло. Внутри неприятно тянуло, но я смог приоткрыть рот снова и начать выдыхать драгоценный воздух. С каждой отдачей суше и холоднее, но, если это будет делать он – греться о меня, давать тепло и думать, что я могу не отвечать, мне лучше не станет. Меня смущает, что он делает нечто не губительное и не ранимое, лёгкое и даже приятное.

Не похоже, что он собирался жаловаться на мои действия, но, может, думает об этом?

— И какого это – получать тепло от неудачника?

Поди ему всегда нравилось это слово. Частое использование говорит.

— В смысле? — Не дрогнул.

— Сам же меня так постоянно называл. — Уже могу спокойно выдыхать длинные фразы.

— Забудь об этом. — С разбегу взял и сделал. — Всё это хуйня была. — Видимо, вождь может позволить себе такие слова.

— Ага. Считая ещё и то, — чуть про предков не спалился. Надо же, — что ты это с класса восьмого делаешь…

Я понял, это – не лёгкость. В глазах медленно меркнет и тускнеет, я готов отдаться соблазну мнимого морфия и утратиться в забвении.

— Забей. — Ну точно вождь. Откуда такой волевой характер и горделивая осанка? А вот…

— Было бы это так легко сделать. — Я никогда не был таким человеком. Наверное, психологи предположили бы, что я напросто предпочитаю остерегаться проблем и не сталкиваться с ними – оттого веду себя подобным флегматичным образом, ограждаюсь от будущих проблем, не думая о будущем в общем.

— Ну что мне для этого сделать? — Никакой мольбы и пощады. Такой же вопрос, как и фразы – новые, не тихие, но твёрдые. Важно ли это для него? По интонации сужу, что нет.

Попросить сделать то, чего бы он не сделал. Никогда. Не со мной.

— Поцелуй. — Одна спонтанность и тупость во мне бушуют – я чую конец?

Это называется провокацией, и довольно необычно, когда кто-то отвечает на несерьёзность. Холод подступил, когда Трофимов отпустил сжатые руки и обхватил щёки. Его ладони не казались ледяными, но я знал, что всё наоборот. Было настолько холодно, что чувство осязания потерялось вдалеке. Серо-голубые глаза страшили спокойствием, но я не хотел убегать. Или не мог.

Трофимов поцеловал, не закрывая глаза, не стесняясь и не теряясь. Это не дружеский поцелуй, не официальный, не добрый, не злой. Он не кусал меня, не облизывал, не проникал языком, просто соприкасался губами. Почему-то страстно, не притворно, трепетно и наивно – мне так казалось. Может, это чувствовал я?

Не неприятно от того, что это парень, именно Трофимов, что этот поцелуй оттепляет и млеет. Я поддаюсь чувствам, которых не существует? Или я настолько замёрз, что даже это действие становится приятным?

Медленно засыпаю.

Сколько это продлилось – не считал; делал то же, что он – ничего. Инертно, без хотения продолжать, либо заканчивать. Просто так, без нужды и желания, возможности и тяготения. Мы никто, и поцелуя для нас не существовало.

Руки не грели, взгляд не приковывал – никто ничего никому не должен.

Он спокойно вдыхал воздух, больше не смотря на меня, отпустив и готовый сразу забыть.

— И что это?

— Та же хуйня…

— Ха, ты такой же придурок. — Как кто не знаю, но точно придурошный.

— Как ты, да? — Трофимов наконец-то подарил высокомерную улыбку. — Ладно. Хуй. — Его это будто больше меня бесило. — Ты тоже ничего не брал с собой?

— А ну… — Ничего не было и не будет. — Ни денег, ни телефона – ничего.

— И я также. — Он явно доволен собой и своим решением.

— Замечательно. — Два ничем не связанных придурка в одной дырявой лодке без спасательных приспособлений.

— Блять, как-то не охота здесь дохнуть, — громко произнёс он. Тот ещё матерщинник. Трофимов хоть слышит меня? — Кажется, здесь был маркет недалеко, пойдём – погреемся? — И почему он мне это предлагает?

— У меня есть выбор?

— Ну-с, согреться там или продолжать мёрзнуть здесь… вариант, по мне так, очевиден. — Трофимов подмигнул и бодро встал со скамьи.

Так и есть…

В помещении ощутимо теплее, чем на улице. Замёрзшие части оттаивали, кожу пощипывало, онемение продолжалось; попав под кондиционер, неуклюже ёжился.

Не знаю, почему пошёл с этим парнем и зачем пришёл сюда. За недовольным взглядом заспавшейся кассирши? Или за настойчивым и трудолюбивым охранником? Да просто так – отогреться, чтобы снова замёрзнуть за пределами четырёх стен. Денег нет, а продукты довольно дешёвые… соблазняет. Хорошо, что перекусил у Кита. Нужно было доесть.

Меня не покидает чувство, что всё слишком круто завернулось. Неправдоподобно. Эта история не из моей жизни. Но… моя жизнь и не была такой, какой должна была быть у обычного человека. У обычного всё и идёт обычно: он рождается, опекается, идёт в школу, заводит или нет друзей, получает нагоняи или поощряется, при этом в его жизни нет того, что есть в моей. Долголетних гниющих и не заживающих шрамов. Уродства и осквернения… эти понятия нормальный человек не знает и не испытывает во всей красе, лишь познаёт из книг, сериалов, фильмов. Они могут думать об этом, представлять, но не ощущать на собственной шкуре. Они не проходят через это, не живут несуществующими страхами и тревогами.