«Закон, – учит он нас, – есть сумма внешних условий жизни, измеренных разумом». Постольку, поскольку совершенство может быть достигнуто путем ограничения внешних действий человека, за счет чего каждый имеет возможность вести полную жизнь без препятствий со стороны других людей, закон эффективен. Более того, внешние условия жизни, измеренные разумом, косвенно являются условиями более полной и совершенной жизни нравственного порядка, поскольку люди должны быть свободны, чтобы беспрепятственно пользоваться своей энергией максимально, а затем постепенно дойти до ее использования в целях помощи другим в ведении более полной жизни. Но здесь заканчиваются возможности закона. Ему положено поддерживать общественный порядок, но нравственный порядок остается вне его рамок. Создание и поддержание нравственного порядка зависит от внутренних условий. А они – вне границ закона. Тем не менее, коль скоро закон готовит почву для созидания нравственного порядка, нравственность облегчает закону выполнение его задач. Чем тщательнее каждая личность, по своей доброй воле, измеряет свою жизнь разумом, тем скорее закон перестает быть исключительно регулятивной и ограничительной силой, обретая более возвышенную роль организованной свободы человека. В этом – одна из главных функций символов Цеха. Размышляя над нашими символами, человек рано или поздно обязательно осознает идею жизни, измеряемой разумом. Двадцатичетырехдюймовая линейка, отвес, уровень, наугольник и циркуль, чертежная доска ясно и образно донесут до него идею измерения и ограничения.

В жизни дикаря ничто не измеряется. Он может убивать столько, сколько ему потребно, по своей прихоти или теша нездоровую любовь к убийству, убивать больше, чем ему объективно необходимо, даже при наличии риска для собственного будущего. Его действия мало или никак не связаны одно с другим. Он не сеет в одно время года то, что пожнет в другое. И уж точно не сеет и не строит он ничего такого, что лишь последующие поколения смогут сжать или населить после его смерти. Его действиями управляют сиюминутные нужда или желание. И напротив, действия цивилизованного человека взаимосвязаны, соотносятся одно с другим и в большинстве своем составляют разумную и гармоничную схему деятельности. Еще более это верно в отношении образа действий, который называется нравственным. Его главной отличительной чертой является уверенность. Мы знаем сегодня, что будет завтра. Беспринципный человек может сдержать слово, а может не сдержать, выплатить долг или не выплатить, хранить или не хранить верность в семейных отношениях или политических предпочтениях. Человек же, чье поведение нравственно, уверен в себе, как и мы – в нем. Мы твердо верим в его непоколебимую верность праведному и упорядоченному образу жизни. Поэтому мы и говорим о «прямоте» в поведении, имея в виду простоту и неуклонность прямой линии; вся наша этическая система основана на подобных фигурах речи.

Неумеренность, неопределенная и неизмеримая, безнравственна; умеренность, подразумевающая приверженность определенной и признанной середине, нравственна для нас. Человек общественный, в отличие от дикаря, а еще более – человек нравственный, в отличие от того, кто лишь старается не нарушать закон, измеряет и выверяет свою жизнь, а символы Цеха служат неизменным руководством для слабых и несмысленных по тому, как перестать походить на дикарей и беспринципных людей.

Аллегория нерукотворного дома, в стены которого все мы призваны улечься живыми камнями, предлагает нам еще более вдохновляющие темы для размышлений. Мы видим здесь воплощение органической концепции общества и человеческой деятельности, которую так пламенно отстаивал Краузе. Общественный и индивидуальный прогресс, утверждал он, неразделимы. На пути прогресса человечества невозможны никакие препятствия, нельзя сделать ни шагу назад. Общественный порядок преследует цель поддержания бытия личности и народа лучше, чем естественный порядок, но этим он и ограничивается, в то время как нравственный порядок достигает цели совершенствования общества как целостной системы. Полнота жизни общества есть полнота жизни как его элементов, так и целого, а прогресс человечества есть гармонизация интересов каждого с каждым и со всеми вместе. Природа расточительна. На свет производятся мириады семян, для того лишь чтобы выросла пара растений. По мере общественного и нравственного развития человека все реже возникает необходимость жертвовать личностями. Совершенное государство, следовательно, есть такое, где благополучие каждого гражданина и всех граждан вместе суть одно и то же, где интересы государства и гражданина суть одно и то же, где чувства каждого находятся в гармонии с чувствами каждого другого. В наше время всемирной организации, когда строки Краузе звучат явно пророчески, его убеждения могут во многом утешить нас, особенно когда он пишет, что органическое не может не стать гармоническим, а ныне ошибочно и неосознанно конфликтующие между собой организации в конце концов станут работать вместе, безошибочно и осознанно, во имя общей цели.

Как пишет его достославный ученик, «человеческое общество есть лишь большая связка органических институтов, федерация отдельных организаций, служащих средством реализации фундаментальных целей человечества», и мы можем со всей определенностью надеяться на «единство там, где сейчас царит раздор»[41], и более всего надеяться на работу по объединению того всемирного Братства, которое своей миссией избрало организацию нравственности и доведение ее до сведения каждого человека как реалии нашего времени.

Итак, подводя итоги, как же Краузе отвечает на три вопроса масонской философии?

1. Для какой цели существует масонство? Чего оно хочет добиться?

Краузе отвечает, что подобно всем прочим человеческим институтам оно стремится как к конечной цели к усовершенствованию человека, но его промежуточной целью является организация универсального нравственного чувства рода людского, создание санкции людского осуждения.

2. Каковы взаимоотношения масонства с другими людскими институтами, особенно с управлением и религией, государством и церковью?

Краузе отвечает, что все они так или иначе стремятся к усовершенствованию человека, и каждый из этих институтов стремится организовать человеческую деятельность в определенной сфере. Но делается это ими ввиду общей для них цели. Посему, считает он, все эти организации должны работать в сотрудничестве и гармонии между собой ради реализации великих задач, которые у них одни на всех. В этом духе он толкует хорошо известные призывы наших Заповедей, касающиеся отношений масонов к правительству и религии своей страны.

3. Каковы основополагающие принципы, управляющие масонством в достижении намеченной им цели?

Краузе отвечает: масонство имеет дело с внутренними условиями жизни, управляемой разумом. Посему его основополагающие принципы суть измерение и ограничение: измерение разумом и ограничение разумом, – и они преподаются масонством как основные средства достижения совершенства.

Таковы в кратком и сжатом изложении взаимоотношения масонства и философии права и управления в изложении того, кто оставил след в истории и того и другого. Мы можем думать что угодно о некоторых его идеях, расходиться с ним по множеству вопросов, полагать внутри себя, что перед нашим Орденом стоят другие цели, но мы не можем не испытывать воодушевления о того, сколь возвышенную цель поставил перед нами он, мы не можем не вдохновляться этим высоким устремлением, высоким предназначением, будучи представителями одного из ведущих «органических обществ», составляющих «большую связку» организаций, работающих над усовершенствованием человека.

Философия Краузе, в основном, занимается взаимоотношениями масонства и философии права и управления. Философия масонства Оливера больше занимается взаимоотношениями масонства и религии. Чтобы лучше это понимать, мы должны уяснить, в первую очередь, что Краузе был профессиональным философом, а основным делом его жизни была философия права, и точно так же Оливер по профессии был священником. Как и к Престону, к Оливеру его общие философские представления пришли уже в готовом виде. Он плыл по течению философской мысли своего времени. Он не прорыл нового русла и не изменил направление течения, в отличие от Краузе. Поэтому здесь, как и при разговоре о Престоне, мы будем рассуждать об Оливере в три этапа: 1) Человек, 2) Время, 3) Масонская философия как продукт первых двух.