Люмин такая нечасто, и Тарталья уже все понимает — что-то с Итэром, что-то с бездной, что-то произошло, и он нужен ей рядом. И он будет. Обязательно будет.

Она расскажет ему все-все — потом, уже дома, перед камином и на диване. Люмин устраивает голову на его груди, пальцами играет с пуговками и причудливыми застежками, сделанными для красоты; она успокаивается, отвлекается, а Тарталья слушает. Слушает каждый вздох, каждый стук сердца, каждую нотку ее голоса. Тарталья мягко гладит ее плечи; играет с длинными белокурыми прядками, ненавязчиво пропуская тонкие волосы сквозь пальцы.

От Люмин больше не пахнет пылью; от неё пахнет свежестью после грозы и сладкими-сладкими цветами. Тарталья утыкается носом в ее волосы и вдыхает этот запах полной грудью.

Люмин пахнет чем-то родным.

Она засыпает за своим рассказом, утомленная; а Тарталья остаётся сторожить ее сон. Ласково гладит по спине, убаюкивая; иногда не сдерживается — и нашептывает ей то, как сильно ее любит, когда Люмин начинает беспокойно возиться. Она успокаивается; тыкается холодным носом ему под воротник, ища тепло.

Эта пташка в Разломе почти иссохла за такое маленькое время — Тарталья уверен, что Люмин не позволила бы себе слишком долго зализывать раны. Уже завтра она была бы у Катерины в поисках поручений; поопаснее да посложнее, подороже и поинтереснее. Люмин — вольная птица; но даже таким нужен их уголок спокойствия.

Нет, Тарталья не будет ей клеткой.

Только маленькой жёрдочкой.

И только для неё.

========== Братья и сёстры ==========

«Привет, Люмин, не обижайся, я с вами немного похожу, а потом обратно в Бездну, ладно?»

Люмин обида не берет. И злость тоже не берет.

Люмин не берет ничего, Люмин ничего уже не страшно, ей этот мир абсолютно понятен, у Люмин — парень без бошки и брат без мозга.

Люмин первым делом хватает меч, потому что сейчас-то я всю эту дурь из тебя выколочу, Итэр, какой, нахрен, Принц Бездны, ты давно научился шарф-то сам завязывать?

Принц Бездны сбегает от неё с позором — карабкается на дерево, зная, что Люмин с мечом будет неудобно.

Тарталья недоуменно переглядывается с Паймон.

— Я думал, он повыше, — комментирует он ситуацию.

— Такой же мелкий и вредный как его маги, — недовольно бурчит Паймон, складывая ручки на груди.

— Держись лучше за мной, — указывает Тарталья, отводя Паймон рукой по воздуху на свою спину.

Брат братом, но Тарталья на себе испытывал бездну. А он ведь далеко не был ее принцем.

— Никогда не думал, что скажу это, Царевна, но давай-ка оставим драки на потом, — он поднимает руки и подходит к Люмин и дереву; ну, и, Принцу Бездны, опасливо выглядывающему с верхушки. — Может, сперва запросим у принца аудиенцию?..

Взгляд у Люмин злой; она растрепанная, раскрасневшаяся, а дерево уже коренится в сторону из-за зарубок ее мечом.

— Давай, — Аякс аккуратно разжимает ее пальчики на рукоятке и уверенным движением втыкает меч в землю. Он берет ее ладошки в свои, мягко сжимая, и поглаживает большими пальцами ее костяшки. — А теперь все сядем и спокойно поговорим…

— Никогда не думала, что такое от тебя услышу, — с тяжелым вздохом признается Люмин, опуская руки, — и что когда-нибудь именно ты будешь голосом разума, разнимающим драки.

— Не переживай, это одноразовая акция, — Тарталья кладёт свои ладони на бёдра и задирает голову. — Ваше птичьество, вы слезете?

— Я сейчас слезу и оторву тебе руки, — предупреждает Итэр. он карабкается вниз, повисая на руках через ветку, и прыгает на землю. — Отойди от моей сестры.

— Ах, теперь ты вспомнил, что Люмин твоя сестра?

Тарталье нужна ровно 0,0001 секунда, чтобы схватиться за лук.

Голосом разума, разнимающим драки, а? Ему просто было обидно, что он не участвовал.

— У меня с тобой, — Итэр отводит ногу назад, ладонью перехватывая эфес одноручного меча, — разговор будет короткий.

— А ну, обоим тихо, — неожиданно строго и громко одёргивает Люмин.

Вид испуганной Паймон — испуганного ребёнка — за плечом у Люмин немного охлаждает пыл Тартальи. Он скалится на Итэра злым прищуром, опускает лук.

«О, нет», — думает Люмин, когда Итэр издаёт самодовольный и намеренно громкий смешок.

Её страдальческий стон тонет в звоне скрещенных клинков и всплесков водяных кинжалов.

Они с Паймон наблюдают за этой катастрофой с ближайшего камня. Люмин бережно натирает собственный меч; Паймон, уже успокоенная, жуёт тягучую конфету.

И только когда Люмин оказывается вся мокрая из-за призванного Тартальей кита, она встаёт и в три удара раскидывает их по углам.

Она разводит рядом два костра, и Тарталью отправляет ко второму — отсыхать. Ночи в Ли Юэ тёплые, но ей только предвестника с температурой не хватало; кто тогда будет отжимать у фатуи шевроны для наград из гильдии?

Итэра Люмин сажает сама на бревно перед огнём.

Его коса сбилась в мокрые колтуны, и она начинает аккуратно расплетать ее и разбирать пальчиками тонкие волосы.

— Что это за «отойди от моей сестры»? — интересуется она. — Ты бы лучше своими магами так командовал. Их в последнее время…

Она хмурится от неожиданного осознания.

Люмин тянет Итэра за косу назад, заставляет запрокинуть голову; он ойкает и машет руками, чтобы удержать равновесие.

Вот тебе и Принц Бездны.

— Это ты их насылал на нас?

— На него, — уточняет Итэр. У него скулы краснеют; Люмин надеется, что от стыда. — Он тебя зажимает в каждом углу!

— Итэр! — Люмин резко отпускает косу.

По инерции Итэр едва не падает лицом на землю; впрочем, над губой у него все равно кровь от сломанного Тартальей носа.

— То есть ты пришёл из своей бездны не потому что ты соскучился, не потому что я тебя ищу по всему Тейвату, не чтобы объяснить мне, наконец-то, весь смысл твоих до лампочки загадочных речей, а потому что приревновал к Тарталье?

Люмин сама своим словам не верит.

Но Итэр хмурится и на нее не смотрит — что значит, что она на двести процентов права. Даже на двести десять.

— Потому что он из фатуи, — оправдывается Итэр, потирая лоб. — А если Царица ему скажет тебя убить?

Люмин очень интересно, кто додумался выбрать Итэра Принцем. У них в семье в принципе представители по мужской линии остротой ума не отличаются, но в Бездне, видимо, все настолько плохо.

— И что, ты думаешь, Тарталья пойдёт и убьёт? — она вскидывает бровь с явным скептицизмом.

Но, судя по невероятно серьёзному лицу Итэра, именно так он и думает.

— Ты ничего про Тарталью не знаешь, — Люмин снова тянет его за косу и продолжает расплетать волосы. — По-твоему, он вообще без мозгов? Или если царица скажет ему убить его брата, например, его семью, то он пойдёт и сделает?

Итэр пытается обернуться, но она отворачивает его голову.

— Не вертись.

— Но он…

— Предвестник, — перебивает Люмин, — а не цепная собака. И этот предвестник верен своей семье, а потом уже царице. И я теперь тоже его семья.

Она пропускает пальцы через его распутанные мокрые волосы.

Итэр хватает ее за руку. Люмин видит борьбу в его глазах, но молчит; тень сомнения в хмурых бровях; и все ещё ничего не говорит.

— Люмин, — просит он, — хорошо. Пойдём домой. Только мы с тобой.

Будто: «Твоя взяла». Будто: «Это неправильно, но для тебя я согласен…»

Люмин улыбается. Она кладёт ладонь на его щеку; бережно, ласково, как и раньше.

— Нет, — отвечает она, понимая, что сейчас немного разобьёт ему сердце; если оно в его груди ещё бьется. — Я не пойду. Теперь я закончу своё путешествие. Но ты можешь пойти с нами.

В конце концов, он разбил ей сердце сильнее.

И не он его залечил.

Она ускользает из рук Итэра; напоследок только невесомо целует в лоб. Идёт к другому костру; Тарталья веселит Паймон, показывая ей ладонями разные фигурки из теней в цвете костра. Малышка крутится и переворачивается в воздухе от восторга и нетерпения, чтобы угадать следующую фигурку.