От природы ленивый, Юлий посвящал все свое время удовольствиям. Он отличался щедростью, когда речь заходила о его родственниках, любил устраивать банкеты, увлекался театром и охотой. А кроме того, славился своим буйным темпераментом и сквернословием. Однажды Юлий страшно разозлился, когда ему подали остывшего жареного павлина. Когда он закончил ругаться, у него спросили, почему он так рассвирепел из-за какой-то безделицы. Юлий ответил, что если Бог осерчал из-за одного яблока и выгнал Адама и Еву из садов Эдема, то папе можно ругаться из-за павлина.

Он раздавал кардинальские должности красивым юношам и устраивал с ними грандиозные оргии, во время которых с наслаждением наблюдал за тем, как они совокуплялись между собой. Знаменитая поэма кардинала делла Каса «Похвала содомии» посвящена именно папе Юлию III. Поэты не могли удержаться, чтобы не восславить развращенность Юлия и его правления. Юлий, третий патрон автора эротических произведений Аретино, был очень близок к тому, чтобы наградить непристойного сочинителя кардинальским титулом.

Павел IV (1555–1559) стал герольдом, возвестившим наступление эры сексуальной умеренности пап. Под именем Иоанна Карафа он был выбран Адрианом IV (1522–1523) для борьбы с реформацией. Карафа отказался от нескольких доходных епископатов и возглавил бедный приход. Затем, став кардиналом, получил должность главного инквизитора при Павле III — в награду за идею создать новую инквизицию, на сей раз в самом Риме. Он очень подходил для такой должности. «Если бы мой отец оказался еретиком, — писал Павел, — я бы сам собрал хворост, чтобы его сжечь».

Зная, что при его предшественниках, священники, пытавшиеся соблазнить исповедующихся женщин, получали несерьезные приговоры епископского трибунала, он решил передать карательные функции в руки инквизиции, так как подобное поведение, несомненно, являлось ересью. Папа не слишком беспокоился о женщинах, которых бессовестные священники склоняли к сексу, гораздо больше его тревожило, что духовные лица будут после этого осквернять святыни.

Как только делом занялась инквизиция, потребовалось определить, что подразумевается под сексуальными домогательствами. Идет ли речь о пожимании руки или касании женской ножки? О передаче любовных писем или непристойных предложениях? Имеет ли право исповедник касаться груди женщины? Обнимать ее? К примеру, если она потеряла сознание во время исповеди, а священник воспользовался этим, чтобы ее изнасиловать — инквизиция пришла к выводу, что в такой ситуации речь не идет о сексуальных домогательствах.

Согласно архивам, в инквизицию поступало огромное количество жалоб на священников, в особенности на тех, кто занимал высокое положение. Многие прелаты считали, что они, как духовные лица, имеют дополнительные права.

Известны многочисленные примеры, когда священники заявляли, будто женщине, пришедшей на исповедь, необходимо бичевание, и предлагали ей раздеться, чтобы высечь ее на месте. Иногда священник приходил к выводу, что он также является грешником — тогда он тоже раздевался, и они секли друг друга.

Один священник в Ипресе убедил девятерых монахинь из цистерцианского монастыря раздеться и начать бичевать друг друга, в то время как сам он направлял свой хлыст против их греховных мест. Очевидно, их маленькой компании приходилось умерщвлять свою плоть снова и снова, поскольку они никак не могли удержаться от запретных услад. Сам священник так воспламенился, что занялся сексом с каждой из девяти монахинь.

Однако очень немногие из нарушителей церковной морали подвергались наказанию. Инквизиторы полагали, что для человека, лишенного секса с ранней молодости — с тех самых пор, как юноша приходит в семинарию, — сидеть в темноте и слушать. как привлекательные молодые леди в подробностях рассказывают о своих любовных похождениях, задача непосильная.

Вступив на папский престол, Павел IV занялся обычным делом — принялся раздавать выгодные должности своим родственникам, но когда он обнаружил, что они совершают те же преступления, что и другие духовные лица, отправил всех в отставку. Это быстро сделало его весьма непопулярным.

В отличие от большинства своих предшественников, Павел не отличался широтой взглядов. В то время как другие папы эпохи Возрождения всячески способствовали расцвету литературы, он возродил в 1557 году «Индекс запрещенных книг». Одним из первых в этом списке стоял классический «Декамерон» Боккаччо, который был разрешен только после того, как папские цензоры вычеркнули сомнительные места. А непристойный роман Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» запретили полностью, хотя Рабле и был монахом.

Конечно, папская цензура началась не с Павла IV. Верующим не дозволялось читать «Деяния святого Павла» еще в 150 году. Сохранилась лишь часть произведения, которая называлась «Павел и Текла». Текла, видимо, была женщиной, занимавшей высокое положение в христианской Церкви, и мужчины, возглавлявшие Церковь во втором столетии, хотели изъять из истории сведения о ее успехах.

Никейский собор в 325 году запретил сатирический роман Ария «Талия» из-за того, что в нем цитировались популярные шутки насчет божественности Иисуса Христа. В 398 году двадцатиоднолетний император Аркадий угрожал самыми страшными карами каждому, кто читал труды Ев-номия, бывшего, естественно, главным критиком церковных установлений.

В 446 году Лев I обнародовал длинный список книг, которые истинные верующие должны уничтожить. Испанская церковь предпочитала сжигать самих авторов. Это считалось гораздо более эффективным методом борьбы. Император Юстиниан и его жена Теодора, бывшая куртизанка, искупая прошлые грехи, приказали отсекать руку всякому, кто прикоснется к запрещенному изданию.

Как правило, запреты ранних лет были связаны с обвинением в ереси и желанием духовенства скрыть другие версии евангелических историй, многие из которых порой оказывались гораздо ближе к истине, чем официальные. Папа Дамас (364–384) и папа Геласий (492–496) также составляли списки неугодных церкви книг. Однако вскоре грамотность в Европе так сильно упала, что запреты потеряли актуальность. Лишь небольшое число священников из внутренних церковных кругов умело читать, а справиться с ними не составляло никакого труда.

Около 1050 года, когда заканчивался период средневековья, в Европе снова начала расцветать интеллектуальная жизнь. В литературе нередко стали появляться сексуальные откровения и неприличные истории о жизни в мужских и женских монастырях. Церковь отреагировала традиционным способом — сжигала книги и их авторов.

С изобретением в XIV столетии печатного станка духовенству пришлось столкнуться с более серьезными проблемами. До тех пор авторы зависели от писцов, большинство из которых были людьми богобоязненными. Однако печатный станок дал писателям возможность избавиться от жесткого контроля и заняться описанием всех аспектов человеческой жизни. Церковь же набрасывалась на всякую книгу, где появлялись малейшие намеки на «непристойность». Папы считали, что в обязанности священнослужителей входит зашита паствы от вечного проклятия. Забавно, что больше всего книг запретил папа Григорий XI, чей двор в Авиньоне славился роскошью и развратными нравами.

При Клименте VII и Павле III вредными считались лишь книги, содержащие протестантскую «ересь». Собственное отношение к сексу не позволяло этим папам пойти войной против эротической литературы. Климент VII перед тем как отойти ко сну со своими мальчиками-пажами, ставил по вечерам в садах Ватикана непристойные пьесы, так что ему пришлось бы сжечь собственные творения.

Один немецкий критик указал, что если бы папы, жившие тогда, запретили «неприличную» литературу, пришлось бы изъять книгу стихов кардинала делла Каса, в которой он выступает в защиту гомосексуализма. Кардинал Бембо, друживший с папами, также прославился своими непристойными историями.

Так что Павел IV вступил в неравную борьбу с морем эротики, запрещая всякую книгу, оскорбившую его чувства.