“Тогда может прекратишь все время рассыпаться в извинениях за всякую ерунду и дашь мне больше времени с ним? Ты вообще видел, как он смотрит на этого достопочтенного? Тебе еще не ясно, что он хочет всего, что я с ним делаю?”

“С чего ты взял, что с одного лишь взгляда можешь понять, что у кого-то в голове, да еще и ведешь себя так, словно то, что ты себе придумал — правда? Поклянись, что не станешь с ним ничего делать без его согласия”.

“Эй, что за лицемерие, мистер “у-меня-есть-бинокль-чтоб-дрочить-на-Ваньнина-наблюдая-за-его-спальней”! Да не кипятись ты, я его не обижу. Он слишком важен для этого достопочтенного”.

Обмен репликами продолжался, и Чу Ваньнин потерял счет времени, читая страницу за страницей. А затем, перелистнув блокнот, внезапно почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Огромными буквами через весь лист там значилась уродливая, кривая надпись:

“Я его трахнул первым, ОН МОЙ НАВСЕГДА”.

Прошла секунда, и Чу Ваньнин, пунцовый до корней волос, с силой захлопнул блокнот. Мо Жаню, разумеется, нужно было вернуться в спальню именно в этот момент. В руках у парня были две чашки с горячим какао. Кажется, он понял, что случилось, с первого взгляда — однако все еще сохранял спокойствие. Поставив их на тумбочку, он перехватил блокнот из дрожащих пальцев мужчины, снова зафиксировал страницы резинкой — а затем убрал его в ящик.

— Он может быть несколько… грубым, — тон парня был покаянным, — Ты уже, должно быть, знаешь об этом и так, но…

— Все в порядке, — каким-то образом Чу Ваньнин заставил себя встретиться взглядом с Мо Жанем, — Просто… это…

Те слова, казалось, теперь были выжжены на его сетчатке.

“Он мой навсегда”.

~

Горячее какао оказалось идеальным. “Разумеется, это так,” — рассеянно рассуждал Чу Ваньнин, прикрывая глаза чтобы насладиться разливающейся во рту сладостью напитка. Он не мог бы игнорировать заботу Мо Жаня даже если бы того хотел.

Почти сразу же он ощутил на себе взгляд парня, но отказался открывать глаза, все еще опасаясь встретиться с ним взглядом. Та запись в блокноте все еще преследовала его — но в то же время он думал еще кое о чем.

— Вкусно? — поинтересовался Мо Жань, и Чу Ваньнин наконец открыл глаза, бросая на юношу взгляд. Мо Жань сидел с ним совсем рядом и не сводил с него глаз. На нем были только боксеры, и это очень отвлекало, так что Чу Ваньнин лишь кивнул и продолжил пить.

Улыбка Мо Жаня смягчилась, теперь в ней появилось что-то невыразимо хрупкое. Взгляд Чу Ваньнина задержался на ямочках — сейчас их почти что не было видно — прежде чем проследовать ниже и замереть на точке между ключицами и под ними. Кожа там была гладкая, загорелая. Чу Ваньнин ясно помнил, как она скользила под его прикосновениями и ртом, как перекатывались грудные мышцы.

Но внимание его привлекло не тело, а, скорее, то, чего на нем не было.

Красной подвески-капли на тонкой цепочке. Такой же, как носил сам Чу Ваньнин.

Мужчина перевел взгляд на себя, останавливаясь на своей подвеске.

— Ты надел ее на наше первое свидание, — тихо сказал Мо Жань, который, казалось, не осознал ход мыслей Чу Ваньнина.

— А? — мужчина неуверенно поднял на него глаза, — Как… как ты узнал? Она же была под рубашкой…

Улыбка Мо Жаня стала шире, в ней на мгновение проскользнуло озорство.

— В то время на Ваньнине была белая рубашка, так что сквозь нее отлично было видно красный кулон.

Чу Ваньнин вспыхнул.

Была ли его рубашка действительно настолько прозрачной? Что еще сквозь нее Мо Жаню удалось рассмотреть? Он отставил в сторону чашку и закрыл лицо руками.

— Ты мог бы меня предупредить!

Мо Жань тоже поставил свою кружку, а затем наклонился ближе, одной рукой обхватывая кулон на груди Чу Ваньнина, а другой скользя по его волосам.

— Возможно, тогда я поступил несколько… эгоистично, — прошептал он, целуя Чу Ваньнина в висок, — Простишь меня?

Чу Ваньнин отстранился назад чтобы посмотреть парню в лицо. Мо Жань в этот момент явно не выглядел кающимся, и точно не ожидал, что мужчина прервет их контакт.

— Такая же в твоем ящике, — вместо ответа бросил Чу Ваньнин.

Мо Жань удивленно отстранился, и Чу Ваньнин понял, что парень мысленно пытается понять, о чем его вообще спросили. Спустя несколько секунд до него, кажется, дошло.

— Ох, — он резко выпрямился и бросил взгляд на прикроватную тумбочку, — Ты и ее видел.

— Да, — Чу Ваньнин не сводил взгляда с лица Мо Жаня. Его невозможно было прочесть, но мужчина все равно заметил, как тот хмурится.

Он снова спросил себя, почему Мо Жань мог не носить кулон. Хотел ли он вообще знать ответ на этот вопрос? Не лучше ли вовсе не спрашивать? Что, если Мо Жань считал, что между ними не было настолько серьезных отношений, чтобы оправдать ношение парных подвесок?

— Ваньнин, — начал Мо Жань, заметив, что Чу Ваньнин пристально за ним наблюдает.

— Ты ничего не должен объяснять, — перебил его мужчина.

Он знал, что ему не стоило вообще поднимать эту тему. Каменный холод медленно расползался где-то в груди.

Ему вообще не стоило смотреть в тот ящик. И Мо Жаню нечего было объяснять, особенно — если он не чувствовал, что готов к этому.

— Если ты… по какой-то причине не готов… — пытался выдавить из себя Чу Ваньнин.

Мо Жань внезапно обхватил его лицо обеими ладонями.

— Ваньнин, нет, — его голос звучал тревожно, запинаясь, — Ты все неправильно понял.

Что-то в его взгляде заставило Чу Ваньнина остановиться. Он уставился в темно-пурпурные глаза, и Мо Жань некоторое время тоже не отводил от него взгляда. Казалось, он пытался подобрать правильные слова.

Чу Ваньнин ненадолго заподозрил, что перед ним снова Тасянь-Цзюнь, но в конце концов парень просто отстранился от него, поднявшись с места, а затем извлек маленькую черную коробочку и открыл ее, не сводя глаз с того что внутри.

— Я купил эти подвески спустя пару недель после твоего переезда, — признался он, доставая украшение из коробки, — Я постоянно думал о тебе когда ходил по магазинам. Но… — он покачал головой, делая паузу, — Мы тогда почти друг друга не знали. Стояла зима, и мне показалось, что тебе бы не помешало носить такой кулон чтобы он тебя согревал. Это звучит глупо, это ведь всего лишь камень, но…

Чу Ваньнин продолжал настороженно наблюдать за парнем. Он понятия не имел, к чему тот клонит, а Мо Жань все еще ничего не объяснил.

— Как бы там ни было, — сказал парень, откладывая коробочку в сторону и удерживая в пальцах подвеску, — Мне показалось хорошей идеей, если у нас будет что-то парное, что мы могли бы носить. Я даже не был уверен, наденешь ли ты этот кулон когда-либо. Ты ведь даже не смотрел в мою сторону, когда я бывал в твоем здании.

На его лице появилась застенчивая улыбка — заставляя сердце Чу Ваньнина трепетать.

— Я хотел оказаться хоть чем-то связанным с тобой. А потом… у меня появилась возможность подарить тебе эту подвеску. Но примерно тогда же мы начали общаться, и я думал, что если ты увидишь на мне такой же кулон, ты что-то заподозришь. А, когда ты меня раскрыл, я… беспокоился, что ты посчитаешь, что я слишком… чересчур…

Чу Ваньнин прищурился.

Мо Жань, что, смущался?

В этом и крылась основная причина?

— Чересчур что? — спросил он тихо.

— Чересчур. Быстро, навязчиво, самонадеянно… — он закусил губу, явно пытаясь сдержать поток других слов. Его взгляд все еще не отрывался от красного камня на ладони.

Чу Ваньнин понятия не имел, что на это можно было ответить. У Мо Жаня, что, действительно так долго лежали эти подвески? Он так много о нем думал — и даже беспокоился, чтобы Чу Ваньнин не простудился?

А потом… решил, что не станет носить парный кулон только потому что Чу Ваньнин уже носил второй — и напридумывал себе гору отговорок?

Серьезно?

Чу Ваньнин протянул руку:

— Дай мне посмотреть.

Мо Жаню все еще было неуютно, но он отдал кулон мужчине, позволяя цепочке с камнем-каплей опуститься в ладонь.